Майкл Пауэлл - Последний поход «Графа Шпее». Гибель в Южной Атлантике. 1938–1939 Страница 4

– Капитан Лангсдорф, я хочу заявить протест.

Хозяин перебил его:

– Меня зовут Кей. Я имею звание капитана, но не являюсь капитаном этого корабля.

Дав остался на месте и упрямо повторил:

– Я хочу видеть капитана Лангсдорфа.

– Вашу просьбу ему непременно передадут, – вежливо ответил Кей. – Капитан Лангсдорф редко покидает мостик. У вас есть с собой какая-нибудь одежда? Если нет, вы замерзнете.

– Почему? – насторожился Дав. – Мы следуем на юг? – Не получив ответа, он продолжил: – Юный Херцберг не дал мне времени собраться. У меня есть только то, что вы видите на мне.

Кей явно решил быть терпеливым и приятным собеседником. Он сказал:

– Посмотрим, возможно, мы сумеем что-нибудь для вас подобрать. Прошу вас, капитан, сядьте.

И Дав позволил себя уговорить. Когда он устроился на стуле, Кей подвинул к нему коробку:

– Сигарету?

Дав не отказался и стал внимательно рассматривать сигарету. Кей улыбнулся:

– Да, она из Вирджинии. С английского судна «Ньютон Бич».

Дав прикурил, глубоко затянулся и констатировал:

– Значит, это вы потопили «Ньютон Бич».

Кей налил немного виски и сказал:

– Настоящий скотч. С парохода «Клемент».

– Да? – воскликнул гость. – А кто снабжает вас чаем?

Теперь настала очередь Кея удивляться.

– Чаем? – Сообразив, что имеет в виду гость, он рассмеялся. – Вы заметили банку «Оранж Пеко»? Это с «Хантсмена».

– Капитан «Хантсмена» был моим приятелем, – мрачно объявил Дав.

На лице Кея появилось обиженное, даже возмущенное выражение.

– На всех торговых судах, которые мы потопили, не было ни одной жертвы. Капитан Лангсдорф в этом вопросе сущий фанатик. Вы непременно увидитесь с вашим другом… однажды.

– Он на борту? – взволнованно спросил Дав.

– Не совсем, – уклончиво ответил Кей и спросил, чем Дав предпочитает разбавлять виски – водой или содовой.

– Предпочитаю чистое, – буркнул Дав.

– Тогда вы будете рады услышать, что у нас на борту большие запасы виски. У нас не хватает чая.

Дав посмотрел на большую банку чая, стоящую в углу каюты.

– Это рождественский подарок моей жене, – пояснил Кей, проследив взгляд гостя. – У них в Гамбурге чая еще меньше, чем у нас.

– Ах, значит, мы отправляемся домой на Рождество? – не замедлил отреагировать Дав. – Превосходно!

По кораблю разнесся сигнал тревоги. Ожили громкоговорители, выплевывая приказы и номера. Тяжелые ботинки затопали по стальным палубам и стальным трапам. Дав поинтересовался, что происходит. Вместо ответа, Кей нажал кнопку на своем столе. Раздался звонок. Дверь каюты открылась, вошел главный старшина корабельной полиции и поднял руку в нацистском приветствии.

Дав уже успел заметить, что на корабле очень немногие пользовались традиционным нацистским приветствием. Оно не только не привилось, но и оставалось чрезвычайно непопулярным на немецком военно-морском флоте до тех самых пор, пока после покушения на жизнь Гитлера в 1944 году его не сделали обязательным.

Кей встал и сказал главстаршине по-немецки:

– Отведите английского капитана в его каюту.

Взяв со стола фуражку, он надел ее, давая понять, что беседа окончена. Дав тоже встал, несколько секунд помедлил, затем пожал плечами и вышел. Корабельный полицейский направился вслед за ним и закрыл дверь. Громкоговорители продолжали изрыгать приказы. Главстаршина спустился по трапу в другой стальной коридор. По нему в разных направлениях спешили моряки. У каждого на шее болтался противогаз, а на голове красовался стальной шлем. Все чему-то радовались. Большинство матросов были юнцами семнадцати-восемнадцати лет. Дав и его сопровождающий снова спустились по трапу, пересекли какую-то палубу, потом опять спустились вниз, но на этот раз попали в длинный коридор, который заканчивался еще одним трапом. И везде люди торопились по своим делам, словно муравьи в гигантском растревоженном муравейнике. Звук работающих двигателей стал слышнее. Создавалось впечатление, что корабль содрогается от сдерживаемой силы.

Дав спросил:

– Будет бой?

Главстаршина, не замедляя шагов, переспросил:

– Пардон?

Он явно не понял вопроса на английском языке. Поэтому Дав призвал на помощь язык жестов и прокричал, живописно размахивая руками:

– Бой! Война! Бум! Бах! Пуфф!

Разобравшись, в чем дело, корабельный полицейский издал сдержанный смешок.

– Нет, нет. Не война. Как «Клемент», как «Хантсмен», как «Африка Шелл», да, капитан?

Дав понял.

– Еще одно торговое судно?

– Ja, ja! Merchant Shiff![5] – радостно согласился сопровождавший. – Не война.

Дав задумчиво проговорил:

– Возможно, все это от тебя и не зависит. Но как бы мне хотелось стереть эту наглую улыбку с твоей глупой физиономии.

– Пардон? – снова не понял главстаршина.

– Я понял, – вздохнул Дав.

Они уже находились ниже уровня ватерлинии. Иллюминатора, конечно, не было. В каюте горел яркий голубой свет. Она была очень маленькой, скромно обставленной и очень шумной. В углу крутился вентилятор. Каюта явно кому-то принадлежала – здесь висела чья-то одежда, валялись книги, с переборок смотрели фотографии. Корабельный полицейский объявил:

– Вы оставаться, я идти, – и ушел.

– Вы оставаться, – проворчал ему вслед Дав, – можно подумать, у меня есть выбор. – Он огляделся и подошел поближе к переборке, чтобы как следует рассмотреть фотографии. – Симпатичная девочка, – отметил он, словно продолжая разговор с невидимым собеседником. – Вполне. – Он сел на койку, потом лег и с наслаждением потянулся. – Веселее, приятель, – громко заявил он. – Скоро мы все умрем.

Очень скоро он мирно и крепко спал.

Прошел час. Щелкнул замок, и дверь открылась. В каюту вошел тот же главстаршина корабельной полиции и с ним очень молодой офицер. Их изрядно позабавил тот факт, что они обнаружили пленника спящим, и они даже позволили себе обменяться по этому поводу шутливыми репликами, правда, на немецком языке. Офицер начал собирать свои вещи, насвистывая популярную в Берлине песенку. Дав проснулся и сказал:

– Привет!

Молодой офицер щелкнул каблуками и поклонился. Это был симпатичный светловолосый парнишка, улыбчивый и слегка задиристый. Он представился:

– Лейтенант Фридрих. – Потом он перешел на хороший английский и продолжил: – Зенитный офицер. Извините, что потревожил вас. Я только хотел собрать вещи.

Дав сел на койке и зевнул:

– Так это ваша каюта?

– Теперь ваша, – улыбнулся Фридрих.

– Извините, что доставил вам неудобства, – сказал Дав.

Фридрих искренне расхохотался:

– Не стоит извиняться. Эта каюта расположена прямо на шахте гребного вала. А я перебираюсь выше. – Он стал открывать ящики и вынимать вещи, снова насвистывая любимую мелодию. А Дав со всей возможной язвительностью взглянул на своего стража и полюбопытствовал:

– Есть еще пленные? Или тому судну удалось уйти? – Он говорил медленно, сопровождая слова характерными жестами, и страж его сразу понял.

Немец ответил с явным чувством собственного превосходства:

– Нет уйти. Никто не может от нас уйти. Мы много скорости. Японец.

Фридрих поспешил на помощь и перевел:

– Это было японское судно.

– Японское? – воскликнул Дав с чувством праведного негодования. – Тогда почему меня не передали на его борт? Это же нейтральное судно!

Фридрих что-то сказал по-немецки главстаршине, тот пожал плечами и медленно проговорил, обращаясь к Даву:

– Вы много знать. Вы знать наш корабль «Граф Шпее». Вы знать, какие суда мы тонуть… утонуть… – В конце концов, отказавшись от бесплодных попыток найти нужное слово, он заявил: – Капитан, у вас прогулка на палубе.

Дав упрямо повторил:

– Я хочу видеть капитана Лангсдорфа.

Ответ был таким же уклончивым, как раньше:

– Может быть, он увидит вас, может быть, нет.

Когда Дав вышел на палубу, море вокруг было пустынным. День был ясным. Насколько Дав мог судить, корабль шел курсом юго-юго-запад, а до этого следовал юго-восточным курсом. Отсюда Дав сделал вывод, что после потопления «Африка Шелл» капитан Лангсдорф уходил от берега Африки до тех пор, пока не оказался вне зоны досягаемости береговой авиации. Затем он изменил курс, и теперь корабль следует, как и предупреждал капитан Кей, на юг, то есть в более холодные широты. Сделав этот вывод, правда, исключительно для собственного удовлетворения, Дав принялся ходить по палубе, с интересом рассматривая все, что попадалось на пути. На палубе работали молодые немецкие моряки. Они с интересом поглядывали на Дава, так же как и он на них. Один или двое приветствовали его неким подобием нацистского салюта, но явно не враждебно. Дав отвечал в том же духе – солидным поклоном и ни к чему не обязывающим «Как дела?».

Создавалось впечатление, что не существовало никаких ограничений на то, что он может видеть, а что нет. Страж не торопил капитана ни когда тот остановился, чтобы как следует рассмотреть мощные одиннадцатидюймовые орудия, стоящие под защитой брони орудийных башен, ни когда тот надолго замер у батареи скорострельных зенитных орудий. Никак он не отреагировал, даже когда Дав пересчитал башни 5,9-дюймовок, а также многочисленное второстепенное вооружение, которого на корабле было сущее изобилие. Дав снова остановился, подойдя к массивной башне управления. Ничего подобного ему еще не доводилось видеть ни на одном корабле. Одна вещь его очень удивила: высоко над башней управления на мачте был закреплен странный механизм, который постоянно вращался, словно обыскивая моря. Дав никогда не видел такого приспособления, равно как и большинство других людей того времени. Идущий впереди других в этом, как и во многом другом, карманный линкор «Адмирал граф Шпее» был оснащен рудиментарной формой радара.