Лоран Бине - HHhH Страница 40

Смотрю на карту Праги, где точками обозначены квартиры людей, которые помогали парашютистам и давали им приют, людей, которые — почти все — заплатили за это жизнью. Мужчины, женщины и, конечно, дети. Семья Сватошовых у Карлова моста, семья профессора-подпольщика Огоуна поблизости от замка, семьи Новаковых, Моравцовых, Зеленковых, Фафковых — они жили восточнее… Каждый член каждой семьи заслуживает отдельной книжки, где было бы рассказано все — от его прихода в Сопротивление до трагической развязки в Маутхаузене. Сколько забытых героев на обширном кладбище Истории!.. Тысячи, миллионы Фафеков и Моравцов, Новаков и Зеленок…

Мертвые мертвы, и мертвым совершенно все равно, воздадут им почести или нет. Зато для нас, для живых, это кое-что значит. Память абсолютно бесполезна для тех, кого чтит, она служит тому, чья она. С ее помощью я упорядочиваю свою жизнь, ею я утешаюсь.

Ни одному из читателей не запомнить этого списка имен, да и зачем ему такой список? Для того чтобы какие-то сведения удержались в памяти, их надо сначала превратить в литературу. Противно, но ведь это так. Я уже знаю, что только Моравцовы и, может быть, Фафковы найдут себе место в структуре моего рассказа. Сватошовы, Новаковы, Зеленковы и многие другие, чьих имен я не знаю, вернутся в забвение. Только ведь имя — это всего лишь имя. Я думаю о них обо всех. Я хочу говорить с ними. А если никто меня не слышит, ничего страшного — ни для меня, ни для них. Может быть, когда-нибудь потом кто-то, кому понадобится поддержка или утешение, напишет историю Новаковых и Сватошовых, Зеленковых или Фафковых…

8 января 1942 года Кубиш с хромающим Габчиком впервые ступают на священную землю Праги, и, я в этом уверен, барочная красота города приводит их в восхищение. Тем не менее перед ними сразу же встают три главные проблемы подпольщиков: место жительства, пропитание и бумаги. Разумеется, в Лондоне им выдали фальшивые удостоверения личности, но этого далеко не достаточно. В Протекторате Богемии и Моравии сорок второго года жизненно необходима возможность предъявить разрешение на работу, а главное — если кто-то увидит, что они шатаются среди бела дня безо всякого дела по улицам (а такое с Габчиком и Кубишем в следующие месяцы случится не раз), надо будет указать вескую причину, почему они бездельничают. Для решения проблемы местные участники Сопротивления обратились к доктору, который лечил больную ногу Габчика. Доктор же не просто помог раздобыть в районной больничной кассе трудовые книжки для парашютистов и, поставив Габчику диагноз «язва двенадцатиперстной кишки», а Кубишу — «воспаление желчного пузыря», выдал им медицинские справки о том, что они не могут работать, так еще и договорился со знакомым врачом-экспертом, что тот будет еженедельно подтверждать их нетрудоспособность и делать отметки об этом в документах. Теперь все было в порядке, деньги у ребят тоже были, оставалось найти жилье. И тут они снова не без радости убедились, что людей доброй воли хватает даже в самые черные времена.

Не стоит верить всему, что рассказывают, особенно если рассказывают нацисты, потому что, как правило, они либо принимают желаемое за действительное и глубоко заблуждаются, как толстяк Геринг, либо нагло врут в пропагандистских целях, как трисмегист[216] Геббельс, которого Йозеф Рот[217] назвал «человеком-рупором». А часто — то и другое вместе.

Гейдрих тоже не избежал этого свойственного нацистам тропизма[218]. Когда он утверждал, будто обезвредил и обезглавил чешское Сопротивление, он, вероятно, искренне в это верил и не так уж был не прав, но при этом он еще и немножко хвастался. В ту ночь на 29 декабря 1941 года, когда Габчик так неудачно спустился на родную землю и повредил себе ногу, с Сопротивлением в Протекторате, разумеется, далеко не все благополучно, но ситуацию с ним не назовешь совсем уж безнадежной. У Сопротивления остается еще несколько козырей, которыми можно воспользоваться.

Это прежде всего Tři králové, «Три короля», — довольно многочисленная организация, объединившая несколько отрядов Сопротивления, руководство которой хоть и серьезно пострадало, но тем не менее не потеряло способности действовать. Три короля — это были вожди организации, бывшие офицеры чехословацкой армии. Двое из них погибли: одного расстреляли, когда Гейдрих прибыл в Прагу, другого замучили в застенках гестапо[219]. Но один остался в живых — штабс-капитан Вацлав Моравек (да, его фамилия всего на одну букву отличается от фамилии полковника Франтишека Моравца и министра образования Эммануэля Моравца, но именно эта буква не позволяет спутать штабс-капитана с ними или с членами семьи Моравцовых). Моравек зимой и летом ходил в перчатках, потому что ему оторвало палец, когда он, убегая от гестаповцев, вломившихся в квартиру, из которой он вел переговоры по радио с Лондоном, спускался с крыши пятиэтажного дома по тросу громоотвода. Он был последним, единственным выжившим из «трех королей» и очень успешно координировал действия уцелевших островков своей сети, подвергаясь при этом с каждым днем все большему риску. И он с нетерпением ожидал того, о чем его организация просила в течение нескольких месяцев, — прибытия парашютистов из Лондона.

Именно через Моравека приходят в Англию чрезвычайно важные сведения от одного из самых крупных шпионов времен Второй мировой войны, высокопоставленного немецкого офицера, работающего на абвер, Пауля Тюммеля, известного также как агент А54 и Рене[220], и именно благодаря Тюммелю Моравеку удается предупредить полковника Моравца о готовящейся нацистской агрессии против Чехословакии, против Польши, против Франции в мае 1940 года, о планах вторжения в Великобританию в июне 1940 года и нападения на Советский Союз в июне 1941-го. К несчастью, эти страны иногда не хотят, а иногда и не могут использовать эту информацию, но в Лондоне она при всем при том производит очень сильное впечатление. И все сообщения от Рене поступают через чешский канал, потому что обосновавшийся в Праге агент А54 из осторожности не хочет иметь дела с разными людьми. А стало быть, Вацлав Моравек представляет собой один из главных козырей в рукаве президента Бенеша, не жалеющего средств на содержание столь ценного источника.

А на другом конце цепочки — помощники участников Сопротивления, такие же люди, как вы и я, с той разницей, что они рискуют собственной жизнью, пряча у себя людей, оружие и аппаратуру или передавая послания. Теневая чешская армия — армия, на которую можно рассчитывать, и это немаловажно.

У Габчика и Кубиша миссия для двоих, но все-таки они не одиноки.

Квартира в Праге, в районе Смихов на левом берегу Влтавы. Двое сидят за столом и чего-то ждут, но звонок в дверь заставляет их вздрогнуть. Кто-то из двоих встает и идет открывать. Входит высокий мужчина — выше среднего роста того времени. Это Кубиш.

— Меня зовут Ота, — говорит он.

— А меня Индра, — отвечает один из тех, кто ожидал гостя.

«Индра» — название группы подпольщиков, которые прежде состояли в запрещенной оккупантами чешской спортивной организации «Сокол»[221].

Вновь прибывшему наливают чаю. Трое в тягостной тишине смотрят друг на друга, изучают друг друга, и это продолжается до тех пор, пока тот, кто назвался именем своей группы, не прерывает молчания:

— Должен предупредить вас, что дом охраняется. И в кармане у каждого из нас кое-что есть…[222]

Кубиш улыбается и, не говоря ни слова, достает из кармана пистолет (надо сказать, у него есть и второй — в рукаве).

— И я люблю такие вещи, — говорит он.

— Вы откуда?

— Этого я не могу сказать.

— Почему?

— У нас секретное задание.

— Но вы кое-кому говорили, что прилетели из Англии…

— Допустим, и что же?

Думаю, тут они снова помолчали.

— Не удивляйтесь нашей недоверчивости. Мы опасаемся провокаторов.

Кубиш не отвечает, ему эти люди незнакомы, может, он и нуждается в их помощи, но явно считает, что ничего им не должен.

— Кого из чешских офицеров, находящихся в Англии, вы знаете?

Ота-Ян наконец соглашается назвать несколько фамилий. Его пытаются поймать на неожиданных вопросах, на них он тоже отвечает более или менее охотно и без запинки. Допрашивающий показывает ему фотографию своего пасынка, пасынок живет в Лондоне. То ли Кубиш его узнает, то ли нет, но выглядит он спокойным, и он на самом деле спокоен. И вдруг тот, кто назвал себя Индрой, замечает, что гость говорит на моравском диалекте.

— Вы из Богемии? — спрашивает Индра.

— Нет, из Моравии.

— Подумать только! Я тоже…

И снова наступает долгое молчание. Кубишу понятно, что его проверяют.