Рахим Эсенов - Предрассветные призраки пустыни Страница 40

– Сын голодранца Тагана, прохвост, оказался не таким уж простофилей, – сердито говорил Эшши-бай. – Ашир-то смекнул, что его обкладывают… Или наши болваны нечисто сработали… Ни вещей, ни золота, ни карты в доме Таганова не нашли. Как в воду канули. Хачли сам обыскивал, допрашивал мать и сестру Ашира. Озлился, чуть не убил старуху, толкнул, ушиб ей руку… Ашир начальству пожаловался. Потаскали Хачли малость… В немилости он сейчас. Хорошо, если не подозревают… На последние две встречи я не пошел. Опасался, что за Хачли могут следить. Связной говорил, что Хачли психовал, из себя выходил, будто бросили мы его на произвол судьбы… Интересовался, когда выступим…

– Это зачем ему? – У Джунаид-хана подозрительно сузились глаза.

Эшши-бай пожал плечами:

– Хачли наш, ему можно верить, отец. Такой большевикам не продастся! Он так им насолил… Разве что к другим переметнется?

– Карту, говоришь, не нашли? А старуха Тагана что?

– Карта как сквозь землю провалилась. Старуха и дочь твердили одно и то же: «Никто не приходил. Ничего не знаем». Я же сам за дверью стоял, когда люди Атда-бая занесли в дом два мешка, один с пшеницей, другой с барахлом… Хачли даже старый платок у Ашира выкрал, золотишко в него завязали.

– Не иначе как перепрятали…

– Хачли всюду обрыскал. Каждую пядь обнюхал, не нашел. Отыскали бы, Аширу – каюк. За решеткой бы он насиделся или к нам бы переметнулся. Тут бы уж ему помогли… Ну ничего, попадется еще Ашир в наш капкан.

Джунаид-хан довольно ухмыльнулся:

– С Нуры у вас складненько получилось. Славно, славно! Маленькая родинка, говоришь, чуть пушком поросшая? Ха-ха-ха… Какую махину взбудоражила. Теперь аул даст нам не десять, а сто всадников!..

От Эшши-бая не ускользнула насмешливая улыбка и младшего брата. Тот на миг представил обнаженную Айгуль, вытянувшееся от похоти лицо Эшши, чуть не ринувшегося на купальщицу, но промолчал. Джунаид-хан по-своему понял скрестившиеся взгляды братьев: пора женить Эймира. Поди, гложет сына по ночам тоска по женской ласке. Да разве в такой сумятице оженишь? Проклятая жизнь! Все на конях да по пескам… А так – лишь бы женить, привести в юрту самку – Джунаид-хан не хотел. Ведь Эймир-бай не сын какого-нибудь новоиспеченного юзбаша без роду и племени, а отпрыск самого хана! Ему пристало и свадьбу достойную сыграть, и невесту голубых кровей сыскать.

В последние дни Джунаид-хан редко показывался на людях, старался действовать через сыновей и юзбашей…

Чем ближе становился день вооруженного мятежа, тем большая тревога охватывала хана. Порой ему казалось, что вся эта затея, на которую его подбивали англичане, которая брала свое начало еще с тех бесед со спесивым главой британской военной миссии Маллесоном, с начальником контрразведки Тигом Джонсом, которых сменил Лоуренс, объявившийся нежданно в Кабуле, – вся эта сложная возня обречена… Но Джунаид-хан понимал и то, что он уже был не волен что-либо изменить в ходе событий. У него есть два выхода: сложить оружие и сдаться большевикам, на что он никогда не пойдет, или кинуться на большевиков всеми наличными саблями… А там что будет… Минуло три с лишним года, как он тщательно, втайне вел подготовку к мятежу, не терял время даром. Беда только в том, что и большевики не зевали.

На этот раз английская разведка послала Гуламхайдара с особым поручением, суть которого сводилась к тому, чтобы перс помог Джунаид-хану реализовать давно задуманный стратегический план вооруженного выступления против большевиков. В Лондоне было небезразлично, в чьих руках Каспий, кто открывает или закрывает ворота в Центральную Азию – портовый город Красноводск, через который вывозятся хлопок, каракуль, нефть, соли Туркестана. Если Джунаид-хан станет хозяином положения в Туркмении, то солдатам ее королевского высочества нетрудно проделать двухдневный марш от иранского Мешхеда до Ашхабада. Но Лоуренс не спешил посылать солдат, не обнаружив реальной силы Джунаид-хана… Перс Гуламхайдар должен был убедиться, что конники хана будут сметать на своем пути красные отряды, занимать аул за аулом, город за городом… Прежде чем поверить Джунаиду, Лоуренс хочет проверить его… Хоть сто раз кричи «халва», во рту слаще не станет. Ты, хан, покажи, как сражаются твои джигиты!..

…На смену изнурительной дневной жаре пришла долгожданная прохладная ночь. Джунаид-хана, уснувшего с вечера, осторожно разбудил Эшши-бай. За его спиной, в полумраке юрты, чуть освещенной догоравшими в очаге головешками саксаула, застыли Эймир-бай, Непес Джелат, ишан Ханоу, юзбаши. Чуть ближе к дверям стояли Нуры, облаченный в новый халат Курре и Сапар-Заика. У изголовья хана, словно в своем доме, восседал перс Гуламхайдар. Эшши-бай не сводил с него глаз. Тот, поводив хищным носом, будто принюхиваясь, кивнул Эшши-баю, позволяя начать заготовленные фразы.

– Мой господин! – торжественно произнес Эшши-бай. – Созвездие Гончих Псов уже догорело, но оно своим жаром воспламенило наши сердца! Две тысячи лучших джигитов ждут ваших повелений. Тысячи сынов Туркестана готовы подхватить ваш священный клич.

Хан откинул в сторону легкую каракулевую дубленку, сел, подобрав под себя ноги, обутые в мягкие ичиги. Увидев сидящего рядом перса, поздоровался с ним за руку, удивился, но не подал виду. «Прислали своего надсмотрщика, – мелькнуло в голове Джунаид-хана, – не верят… Или так опекают, заботятся? Боятся, что и я переметнусь к большевикам?» Он повел рукой, приглашая всех сесть на ковер. Стоявшие стали чинно рассаживаться. Только Эшши выбежал в дверь, чтобы отдать какие-то распоряжения, да Нуры подбросил в очаг саксаулины. Войлочные стены озарились кровавым отблеском огня. В юрте воцарилась тишина.

Первым нарушил молчание хан. Он справился, как Гуламхайдар добрался до Пишке, спокойно ли на границе, не учуяли ли большевики о готовящемся вооруженном восстании. Тот успокоил хана: пограничники дремлют. И в свою очередь поинтересовался драгоценным здоровьем хана.

Дверь с шумом распахнулась – вернулся Эшши-бай, молча сел рядом с отцом. В юрте снова воцарилась тишина. Джунаид-хан из-под нависших густых бровей оглядел сидевших. Он заговорил о предстоявшем мятеже. Ишан Ханоу сидел, опустив голову, уткнувшись носом в кончики ичигов, не поймешь – слушает, или улыбается, или думает о чем-то другом? Кто смотрит всегда в землю, того боится сама земля… Прохвост! Бойся мужчины, говорящего с улыбкой…

Когда все уселись на ковре, когда наступила торжественная минута для речи хана, он в обычной своей манере, не отрывая локтя от подушек, заговорил:

– Завтра утром… с рассветом мы выступаем. – Голос его сперва был спокоен, не выдавал волнения. – Этот день войдет в историю нашего народа! У меня две тысячи джигитов! В одну ночь мы разобьем красноармейский гарнизон под аулом Акдепе и в Ильялы… Красных аскеров там нет и сотни. Но нам нужна эта маленькая победа, чтобы собрать джигитов со всей округи. К стенам Ташауза я приведу уже десять тысяч всадников, и мы опрокинем кавалерийскую бригаду. Там моя армия вырастет до пятнадцати тысяч… Оттуда мы ринемся на Хиву, Хорезм… Повсюду мои люди готовят джигитов, которые встанут под мое знамя… Тридцать тысяч… Они будут у меня через десять, пятнадцать дней… С этой силой я заставлю трепетать всех мусульман, и перед нами падут Мерв, Чарджуй, Ашхабад… Если англичане пришлют своих солдат, я овладею Красноводском, объявлю Туркмению самостоятельным ханством, а со временем султанатом… Вы, мои верные юзбаши, давно знаете о моих планах и целях борьбы… Ваши сабли должны рубить головы большевикам, где бы их ни встречали, разгоняя все организации, которые наплодила советская власть… Отмена земельно-водной реформы, возвращение земли, арыков, каналов, отар тем, кто ими владел прежде… Всех, кто продался Советам, я запрягу в плуги вместо ишаков и лошадей. Мое ханство будет называться Туркменским, оно установит дружеские отношения со всеми государствами, исповедующими ислам… Вы, близкие мои сподвижники, войдете в мое правительство, я наделю вас правами моих советников… Я надеюсь, что почтенный Гуламхайдар будет первым человеком, который засвидетельствует правительству Англии мои самые искренние чувства преданности… Мы будем счастливы, если вся Туркмения, от Амударьи до Каспия, окажется под протекторатом Великобритании…

Перс вежливо кивнул хану, потупил взор, как бы давая понять Джунаиду, что он все понял, что непременно передаст заявление хана кому следует… Польщенные приближенные юзбаши, которых хан пообещал превратить в членов правительства, боялись шелохнуться, замерли в ожидании дальнейших слов повелителя.

– Наступает решающий час, – заключил хан громко. – Мы победим или погибнем…

Ишан на мгновение поднял голову. Джунаид-хану показалось, что в глазах Ханоу мелькнула усмешка. Старая лиса смеялась над ханом. Колючка считает себя садом, уксус – медом. Ишан не верит ему, Джунаиду?! Хан внутренне кипел злобой, но проговорил ясно: