Николай Скоморохов - Резерв высоты Страница 40

На попутной машине Фадеев доехал до Новочеркасска и, не задерживаясь там, двинулся дальше.

Фадеев неторопко, в меру своих сил, шел по дороге. На последнем отрезке пути его подхватили артиллеристы, тянувшие одной автомашиной две пушки. Усадили в кузов, поделились скудными запасами сухого пайка. И лишь когда он немного подкрепился, начали задавать вопросы. Молчать было неудобно, говорить всю правду не хотелось. Анатолий отделался общими фразами: сбили, подобрали добрые люди, одни выходили, другие снабдили шинелью, вот теперь добирается к своим.

— Мир не без добрых людей, — посочувствовали ему артиллеристы. Пошутили немного, от шуток перешли к серьезным разговорам.

— Ответь, сержант, почему у нас авиации. Так мало? Наших в небе тройка, фашистов — стая. Тройку немцы разгонят или побьют — лишь после этого появляется следующая. Вы что, больше чем по трое летать не умеете? — с насмешкой спросил один из артиллеристов.

Анатолия покоробила эта фраза «Опять тройка?» — подумал он и вспомнил: когда его самолет первый раз изрешетили, это он вокруг Богданова и его заместителя третьим без толку крутился. И сбили когда, тоже одной из причин была тройка. Пока развел одного ведомого влево, второго вправо, сам оказался под двойным огнем, маневрировать нельзя, ведомые мешают… Его и сбили. А ведь могло быть иначе! Даже артиллеристы не понимают, почему наши летчики тройками летают. Немцы же ходят большими группами, поэтому нашим и достается.

— Настанет время, и у нас много самолетов появится — заступился за Анатолия пожилой артиллерист. — На майском параде вон сколько их было! Сам видел!

— Еремеич, в прошлом году на учениях тоже самолетов тьма-тьмущая была. И парашютистов не счесть! А сейчас никого не видать! — не унимался молодой.

Немного помолчали.

— Вам, наверное, тоже достается? — спросил Анатолий.

— Еще как! Да что поделаешь? Если бы вместо сорокапяток другая система была, мы бы им показали! — загрустил было молодой и тут же перешел на задиристый тон: — Сорокапятка чем хороша, ее настоящий мужик взял под мышку и пошел.

Семидесятишестимиллиметровку не возьмешь!

Анатолий взглянул на Еремеича — крупного телосложения, жилистый, с большими цепкими руками, — подумал: такой возьмет! Еремеич, наверное, еще в гражданскую служил в артиллерии… Вдруг глазастый наводчик закричал во все горло:

— Воздух!

Все вскинули головы.

— А, «лаптежники» пожаловали, — сказал Фадеев, увидев пикирующих бомбардировщиков Ю-87.

Командир, сидевший в кабине полуторки, приказал шоферу повернуть к небольшому лесочку, что виднелся в стороне от дороги. По бездорожью машина запрыгала, пушки подскакивали выше машины, однако никто на это не обращал внимания. Только успели подъехать к лесу, как самолеты, развернувшись расходящимся веером, стали пикировать в точку, находившуюся недалеко от места, где стояла машина. Анатолий спрыгнул с машины, пробежал лесок и увидел разрывы бомб на стоянках самолетов. Все ясно, бомбят родной полк! Он быстро возвратился к машине и крикнул:

— Товарищ старший лейтенант! Пойдем скорей на аэродром, наш полк бомбят!

— Чем ты поможешь сейчас, сержант?! Наши пушки под бомбы подсунуть? Пока мы подъедем, они уже отбомбятся. Под случайный осколок, конечно, можем попасть…

Голос старшего лейтенанта показался знакомым Анатолию. Сомнений не было, перед ним стоял брат Вики… Алексей, возмужавший, с опаленным войной лицом. От этого оно стало еще более красивым.

— Товарищ старший лейтенант! Алеша! — вскрикнул Фадеев. Настала очередь удивляться и Алексею:

— Толька?! Чертяка ты эдакий! Фадеев, ты ли это? — загремел он.

На радостях изрядно помяв бока, забыв про бомбежку, они засыпали друг друга вопросами. Анатолий коротко рассказал все, что знал о Вике, бабушке и других ростовчанах. Алексей — о себе, о боях и трудностях войны.

— Две сорокапятки — вот теперь и вся моя батарея, — грустно закончил он.

— Трудно воюется, Алеша? — доверительно спросил Фадеев.

— Порой очень. Но обиднее то, что часто имеем дело и с бестолковщиной.

Вокруг было тихо. Налет кончился.

— Побегу скорей к своим! — сказал Анатолий, прощаясь с Высочиным.

Глава IX

Анатолий шел по лесной тропинке и думал о том, как он придет к своим, как его встретят и… кто встретит в живых?

Подходя к аэродрому, он ускорил шаг, потом не выдержал, побежал. И как раз появился у стоянки в тот момент, когда летчики и техники выходили из укрытий отчаянно жестикулируя и что-то говоря друг другу — явно о прошедшей бомбежке. Анатолий понял: они стараются оправдать свою слабость, страх, которые испытали под бомбежкой. Конечно, противно лежать где-нибудь в земляной щели под страшным ревом вражеских самолетов, когда рядом рвутся бомбы, с визгом впиваются в землю и в людей осколки, пронзительно посвистывают пули, а ты ничего не можешь сделать, лишь крепко вжимаешься в землю. Когда же враг улетит, начинаешь словно бы оправдываться перед людьми и перед своей совестью, говоря всякую ерунду…

Фадеева не сразу заметили, а увидев, удивились: с того света, что ли, явился! Ваня Гончаров первым со слезами на глазах бросился на шею своему командиру. Здесь же был и Вася Овечкин.

«Фадеев вернулся!» — сразу разнеслось по стоянкам полка. Взглянуть на Анатолия сбежалась целая толпа. Еле освободившись от дружеских объятий, он, как полагается, подошел к командиру эскадрильи:

— Товарищ капитан, сержант Фадеев…

Богданов не дал ему договорить, крепко обнял и долго держал в горячих, сильных руках, говоря взволнованно:

— Фадеев, как я рад твоему возвращению! Уж и не надеялся, что вернешься…

— Сержантское звено снова в полном сборе! — подходя ко второй эскадрилье, улыбаясь, проговорил Давыдов.

— Товарищ майор, сержант Фадеев вернулся с боевого задания…

Давыдов остановил его:

— Вижу, вижу, Фадеев, очень рад! Поздравляю с возвращением и еще кое с чем. Но это будет для тебя сюрпризом, вечером сообщим.

Подошел и Кутейников со своими летчиками.

— Здорово, Фадеев! Рад тебя видеть живым и здоровым, правда, здоровье, как видно, не в полном порядке, но на ногах стоишь, значит, еще повоюем!

— Спасибо, товарищ капитан, — ответил ему Фадеев.

Когда прошли первые восторженные минуты встречи, Богданов сказал:

— Ну а теперь давай все по порядку!

И Фадеев рассказал все — от взлета до того момента, когда покинул самолет. В заключение высказал комэску свои соображения о причинах неудачи.

— Первая. Не успел научить подчиненных правильно держаться в строю во время атаки. Они в стремлении не оторваться просто прилипли ко мне, один слева, другой справа. У меня не было свободы маневра после открытия огня, поэтому я оказался под пулями бомбардировщика. Вторая. Мне можно было бы отвалить, а потом атаковать другую девятку, но я подумал: пока буду разворачиваться, занимать исходное положение для атаки, первая их девятка нанесет удар по мосту через Дон. Поэтому и пошел в атаку на первую девятку через огонь бомбардировщиков второй девятки. Третья. Когда я почувствовал, что бьют сзади, можно было бы отвернуть, сманеврировать и потом продолжить атаку, но опять же подумал: если не собью самолет ведущего сейчас, немцы первой девяткой отбомбятся организованно, а собью — у них той уверенности не будет. Я пошел на риск. И последняя. Неумение поражать цель с первой очереди…

Богданов, слушая Фадеева, отмечал глубину его анализа и удивлялся искренности, чистоте души сержанта, его спокойной уверенности в себе и готовности снова ринуться в смертельную схватку с фашистами.

— Настало время избавиться от троек. Надо сделать так, чтобы пара была боевой единицей, а звено — четверкой. Иначе сложно маневрировать, — закончил свой рассказ Фадеев и устремил взгляд на комэска, ожидая его приговора.

— Что же, все вопросы в основном выяснены, — сказал Богданов. Он снова обнял Фадеева и, улыбаясь, добавил: — Мы здорово волновались, здесь. Да и не только мы. Командир полка говорил тебе о сюрпризе, а у меня для тебя еще что-то есть и, думаю, тоже существенное.

Богданов не успел закончить фразу, как прозвучала команда: «Летчики — к командиру полка!»

Командир полка начал с явных беспорядков. Не все четко выполняют свои обязанности, говорил он, наблюдатели за воздухом спят на ходу. Полку еще повезло, что самолеты отделались небольшими царапинами. Плохо рассредоточиваем самолеты, наплевательски относимся к выполнению боевого дежурства.

— У вас, Кутейников, когда-нибудь будет порядок? — сурово обратился Давыдов к комэску первой эскадрильи.

— Обязательно будет! — ответил, став по стойке «смирно», Кутейников.

— Который раз это слышу, однако ваши орелики спят в кабинах! — взорвался командир полка. — Техники дежурных экипажей за воздухом не следят! Начальник штаба! Надо иметь минимум три поста воздушного наблюдения на аэродроме!