Альберт Зарипов - Партай-геноссе Страница 40

«Зато старший колонны получит новую звёздочку за умелое отражение вражеского нападения. И смелый лётчик не останется без вполне заслуженной награды. Славно потрудившийся артиллерист тоже что-нибудь получит. А вот из всех уцелевших жителей этого кишлака каждый мужчина, юноша и мальчик обязательно решит отомстить за своих погибших родственников. И вся эта арифметика войны происходит из-за одного-единственного выстрела!»

Но ведь и с нашей стороны тоже есть ответственные за подобные инциденты. Это, конечно же, легче лёгкого — записать всех несознательных крестьян во врагов апрельской революции. Дескать, это они из-за своей тёмной малограмотности стараются помешать новой власти Афганистана… Которая днём и ночью борется за светлое будущее своего всё ещё тёмного народа. А вот попытаться найти общие и взаимовыгодные интересы с теми же крестьянами-дехканами что-то не получается.

«Вот и заваривается потом такая каша взаимного истребления… Что становится трудно разобрать кто её начал и зачем…»

Я тихонько вздохнул и осторожно перевернулся на другой бок. Для этого пришлось слегка поелозить плечами. Сверху нависало бронированное днище БМПешки, которое и ограничивало меня по высоте собственного манёвра. Здесь, внизу было чуточку прохладнее, чем снаружи. И всё бы ничего!.. Но горячий ветер неизбежно проникал и в это узкое пространство. Ещё вчера, в запредельный полуденный зной мы с Бахтиёром заползли под самое днище БМПешки и вырыли сапёрными лопатками небольшое углубление. Что-то вроде мелкого окопчика для стрельбы лёжа, в котором могло разместиться двое.

— Посмотри! — обрадованно предложил ему я. — Земля прохладная… Класс!

Самое дно свежевырытого окопчика действительно оказалось очень уж прохладным. Ведь наша броня уже несколько дней создаёт естественную тень над этим участком почвы. А теперь и мы, разбросав в разные стороны самый верхний слой песка, обнаружили под ним менее горячую землю. Мы прямо так и улеглись в вырытое углубление. Даже не расстилая на его дне тонкую плащ-палатку. Чтобы земная прохлада как можно дольше ублажала иссохшее от жары тело. Да и естественное потовыделение, а значит, лишняя потеря драгоценной влаги здесь должна была оказаться куда меньшей, чем снаружи… Где горячий ветер вовсю обдувает загорелые наши тела.

Наконец-то минутная стрелка подобралась к двенадцатичасовой отметке. Пора было приступать к долгожданному священнодействию — приёму воды вовнутрь! И я слегка толкнул в плечо лежащего в полудрёме своего напарника. Бахтиёр всё понял и тоже развернулся боком, чтобы освободить побольше пространства между нами. Я тем временем достал из-под свёрнутой рубашки пластмассовую флягу и стал осторожно откручивать крышку. Очень медленно и деликатно, стараясь не пролить ни единой капельки… Которая могла запросто стечь с внутренних стенок крышечки…

Чтобы с предельной эффективностью экономить драгоценнейшую воду, мы с Бахой обусловились выпивать каждый час по одной крышечке. Эта мизерная доза позволяла хоть самую малость, но всё-таки утолить мучавшую нас обоих жажду. И при всём этом нам полагалось не умереть от обезвоживания организма. Ведь семьсот пятьдесят грамм воды для молодого мужчины — это так мало! Причём на двадцать четыре часа и в самом пекле афганской пустыни Регистан. Даже Дашти Марго, то есть знаменитая Пустыня Смерти не идёт ни в какое сравнение со Страной Песков…

Вот мои пальцы открутили крышечку, перевернули её и аккуратно подставили эту маленькую ёмкость под медленно опускающееся горлышко фляжки. Во время этих манипуляций я даже старался не дышать… Чтобы случайные колебания рук не пролили хоть малую толику спасительной жидкости. Вот вода приблизилась своим дрожащим краешком к срезу горловины… И вниз потекла тоненькая-претоненькая струйка мутной воды… Внимательно отслеживая еле-еле поднимающийся уровень воды в крышечке, я тем не менее старался не допустить непроизвольного перемещения водяной струйки мимо маленькой моей ёмкости. Когда до края крышечки осталось миллиметра два я вообще замер… Когда и это расстояние сократилось практически до ноля… То есть уровень воды почти сравнялся с верхним срезом крышечки… Моя правая рука осторожно приподняла фляжку вверх… А левая… Левая ладонь с крышечкой медленно-медленно стала приближаться ко рту. Стараясь ни на миллиметр не накренить пластмассовую крышку…

И вот тёплая вода долгожданной струйкой потекла вовнутрь моего организма… С сильным привкусом ржавчины и чего-то там ещё!.. Мутно-коричневая и тёплая… С запахом нагретого железа и свежим напоминанием пластмассовой тары… Но несмотря ни на что, это была вода!.. Аш-два-О… Самая большая драгоценность в афганской пустыне… Одна эта крышечка содержала в себе приблизительно один средний глоток воды. Мелочь вроде бы… Но такая уж она приятная… Но и это ещё было не всё!.. Даже выпивать этот единственный глоток полагалось по всем правилам выживания в пустыне.

Во-первых: следовало вытряхнуть из опустевшей крышечки всю воду до последней её капелюшечки. Во-вторых: залитую в ротовую полость живительную жидкость ни в коем случае нельзя было глотать всю сразу и целиком. Следовало как можно дольше продержать её во рту. В-третьих: полагалось погонять эту воду по всей внутренней поверхности ротовой полости…[10] И всё это никоим образом не является садистско-мазохистским способом издевательства над самим собой! Просто это вызвано необходимостью того, чтобы находящаяся во рту вода смогла пропитать собой как можно больше особо чувствительных к жажде рецепторов, расположенных как на языке, так и во всей остальной поверхности рта. Внутренней, разумеется…

И в-четвёртых: после всего этого можно было выпивать оставшуюся во рту воду. Но очень мелкими, можно сказать, микроскопическими глоточками. Чтобы они медленно-медленно начали орошать собой сначала гортань, затем исстрадавшийся от данной пытки пищевод… И только потом пустой и гулкий желудок. Ну, и в-пятых: следовало как можно меньше разговаривать. Чтобы водяные пары вместе с дыханием не вылетали в горячее воздушное пространство. Да и притихшие рецепторы не нужно было раздражать без особой на то нужды…

Однако в этот раз весь процесс выпивания глотка воды пошёл насмарку! Потому что Бахтиёр!.. Вместо того, чтобы налить в крышечку свою порцию воды… Он спокойно закрутил её и положил фляжку под свёрнутую мою рубашку. То есть на её прежнее место.

Я сначала уставился на него в очень остолбенелом состоянии… Затем моя гортань издала возмущённо-вопросительное мычание… А моя голова резко вскинулась вверх в ничего не понимающем кивке… Бахтиёр молчал и стал укладываться на спину. Энергичный мой чревовещательный глас вновь повторил свой изумлённый вопль…

— Я не буду пить! — отчеканил мой боевой напарник. — Не хочу!

Моё несказанное удивление достигло самой наивысшей своей точки… И, не удержавшись от возмущения, я одним судорожным движением кадыка заглотнул бултыхавшуюся во рту воду…

— Ты чего? — резко спросил я.

— Да не хочу я пить! — ответил Бахтиёр спокойным своим тоном. — Пока что не хочу.

Я лишь вздохнул глубоко, но так ничего и не сказал. На мой взгляд, так было нечестно поступать. Если уж пить воду крышечками, так пить обоим… Если не пить… То также обоим!.. А тут получалось какое-то неравноправие: я свою порцию выпил, а он свою нет. И хотя эта малюсенькая доза воды не пролилась наружу, а по-прежнему находилась внутри фляжки… Но всё равно такое чересчур уж благородное поведение Бахтиёра мне показалось крайне нечестным…

— В следующий раз ты будешь первый пить! — произнёс я после некоторых раздумий.

Честно говоря, мне сейчас было обидно. Что я, как самый последний жлоб-водохлёб выпил свою порцию воды, а он нет. Что Бахтиёр смог отказаться от своей нормы, а я даже и не подумал сделать это. Что он теперь будет терпеть два часа без глотка воды, а я всего один. Что он даже не предложил мне пропустить этот сеанс водопотребления…

Я отвернулся лицом к узкому просвету между прорезиненных катков и с некоторым раздражением принялся рассматривать рельефный рисунок на ближней круглой поверхности. В общем, каток как каток… Он и в Африке продолжает оставаться обычным советским катком… С выщербленной по краям толстой резиной…

— Чего ты обижаешься? — после недолгого молчанья спросил Баха. — Не хочу я пить и всё!

Хоть я и постарался говорить как можно равнодушнее, но всё же мой голос прозвучал с нотками лёгкой обиды. Ну, прямо как в детском саду!..

— Не хочешь — не пей! Но в следующий раз ты первый!

— Хорошо! — сказал напарник и хрипло рассмеялся. — Первый так первый.

На этом можно было считать исчерпанным только-только зарождающуюся ссору. И всё же я по привычке прокрутил назад все свои недавние действия. Чтобы подетально разобраться во всём… А не допустил ли я какой-нибудь оплошности или даже нехорошего поступка?!..