Алексей Соловьев - Не мир, но меч! Русский лазутчик в Золотой Орде Страница 41

— Радомир, плавать хорошо можешь? — поинтересовался Андрей.

— Один или с лошадью?

— С полутысячей, — усмехнулся Андрей. — Думаю, Темир тоже боя не примет, как и этот трус, на другой берег поспешит, нас завидев. Перенять его там тебе поручаю. Пять сотен на правый берег перебрасываем. Ведешь их скрытно, себя не обозначая, пока татар не узришь. Дозором прикройся, от этих, что уже там! Не думаю, что напакостить решатся, но все же. Встретишь кого из местных, допроси про это самое слияние, что за река там, есть ли броды. Ну, не мне тебя учить, Радомир, ты тертый калач! Парень сказал, что недавно разделились. За два дня таких измученных пеших татарва не могла далеко угнать! Десяток-полтора поприщ, не боле. Тебе все понятно?

— Понятно. Когда начать плавиться?

— Подготовься хорошенько и с богом! Я же своих уже сейчас подниму.

— Что с парнем раненым делать будем? — поинтересовался чей-то голос.

Повисла напряженная тишина. Действительно, брать его с собою было нельзя, он не удержится в седле. Оставлять в чистом поле таким беспомощным — до первой ночи, шакалы или волки быстро придут на кровь. Оставалось лишь…

— Георгий, помоги ему!

Сотник хмуро поднялся и отошел к неподвижному телу. Мгновение постоял, перекрестился и ударил засапожником точно в сердце. Несколько раз вонзил лезвие в мягкую землю, очищая от невинной крови, и вернулся назад. Андрей также снял шлем и перекрестился:

— Прими, Господи, душу новопреставленного раба твоего. Пора, братцы, начинаем, пока светло.

Слияние Дона и Воронежа оказалось даже ближе, чем предполагал Андрей. Меж стволов редкого дубового леска виднелись походные вежи, шатер, дымки от костров. Полон держали отдельно, судя по всему, без особой охраны. Куда бежать слабым и голодным людям в этих открытых просторах? Подкравшиеся незамеченными несколько русичей внимательно изучили все подробности.

Горизонт был еще чист и светел. Радомир на противоположном берегу скрытно явил себя, давая знак Андрею. Предложение дождаться ночи сразу было отклонено: темнота давала возможность многим ускользнуть из приготовленной ловушки.

— Три сотни снимаются и правятся на другой берег притока выше, чтоб не заметила татарва. Вдруг они решат не через Дон, а туда бежать. Явить себя, но нападать не спешить! Я здесь строй разверну.

— Хватит пяти сотен, если вдруг на тебя пойдут?

— Хватит! — зло ответил Андрей. — После того, что вои увидели, после того, какими они Ерему и Илию узрели — зубами рвать будут! Повестите всем: пленных не брать! Всех рубить!

…Заходящее солнце отразилось в доспехах двух русских строев. Ряды стояли молча, взирая на татарский лагерь. Там началась суета, зазвенело оружие, заржали кони. После небольшой замятни из-под защиты деревьев выехало сотни полторы конных, рассыпались лавой. Повинуясь взмаху зажатого в правой руке Андрея копья, русичи тронули лошадей вперед. Сотни стрел зачернили небо, сотни копыт взрыли землю, сотни глоток исторгли дикий боевой клич…

…Темир с десятком нукеров трусливо бросил едва завязавшуюся схватку, исход которой нетрудно было предсказать. Князь проклинал тот миг, когда он разрешил Камилю и другим нукерам разъезжаться по своим стойбищам. Сбросив доспехи, татары устремились к спасительной донской воде. По ним никто не стрелял, хотя постыдное бегство узрели многие: про товарищей на других берегах ведали все.

Переправившиеся с Радомиром густой толпой высыпали на береговой обрыв. Кто-то уже приготовил лук и стрелу, кто-то насмешливо кричал хулу врагу. Темир растерянно обернулся назад — там было то же! Он бросил хвост коня и попытался отдаться быстрой речной струе.

…Кони выходили из воды — их не трогали. Мокрые люди ползли вслед за ними — их прошивали безжалостные стрелы. Несколько человеческих голов какое-то время виднелись посреди реки… Очень короткое время…

Прорваться не смог никто. Пленных действительно просто не хотели брать. Рубили и павших на колени, и задравших вверх безоружные руки. К чести татар, довольно многие из них рубились до конца, стремясь захватить с собою в вечные спутники как можно больше христиан. Таких добивали со злобным русским матерком. На костях встали уже в глубоких сумерках.

Пленные, все еще не веря своему счастью, все той же бесформенной толпою окружили Андрея, признав в нем старшего. Неразборчивый гомон мешал что-либо ясно разобрать.

— А ну, тихо! — что было сил крикнул старший. Шум послушно затих.

— Мы идем отсюда на Москву! Завтра утром выходим. Кому надо в другие места — не спешите покидать нас сразу! Дойдем до московских земель — там вы вольны! Сейчас помогите перевязать раненых, ловите коней, готовьте еду, одежду себе подбирайте из того, что татары завьючили! И боле ничего не бойтесь, страхам вашим конец!

Глава 17

Боярская дума в княжеских палатах московского Кремника заседала долго и тяжело. Над Владимирской Русью сгустились темные тучи, боярам было над чем задуматься и что обсудить. Шведский король Магнус со всею своей воинской силой навис над Великим Новгородом и Псковом, перенял реку Неву, поставил крепость, отрезав русским купцам выход в Балтийское море. Более того, он пришел с желанием привнести во все захваченные им земли католический крест, открыто объявив об этом через новгородцев фактически самому Симеону Гордому и митрополиту Феогносту. Это могло быть началом того самого «крестового похода против еретиков», к которому давно уже призывал Рим. Против Магнуса следовало немедленно собирать и вести рать, одним новогородцам совладать с напастью было не под силу. Кроме того, поражало пассивное поведение посаженного новгородцами литовского князя Нариманта. Вполне могло быть, что поражение северных республик было выгодно не только Магнусу, но и Ольгерду. До нынешнего дня, по крайней мере, так казалось. Теперь же, после прибытия сразу двух гонцов, это стало явью.

Первый, из Новгорода от архиепископа Василия Калики, сообщил точные сведения о планах Великого литовского князя. Ольгерд собирал немалое войско, придвигая его к смоленским рубежам. С Тевтонским ордером, по всей видимости, был заключен какой-то договор, поскольку дружины снимались даже с северных границ. Один Кейстут не смог бы прикрыть Жмудь от нового опустошительного нашествия крестоносцев. Калика предполагал, что между шведским королем и Великим литовским князем существовал какой-то союз. По крайней мере, псковичи сообщали о мелком литовском отряде, двигавшемся на север.

— Надобно все силы собирать, княже, — молвил Сорокоум. — Думается мне, Магнус в сем деле не главный заправила будет! Ольгерд чает, что мы с ним ратиться зачнем, спину Литве подставим, тут он своих конных на нас сзади и бросит!

— Вестимо дело! Ольгерд мастер козни не хуже паутины плести. Может, нам дружины самим на Вильну бросить? Если еще и смоляне поддержат, не сдюжит Литва, сама пощады запросит, — поддержали боярина еще двое.

Симеон грустно покачал головой. Он уже знал, о чем поведал второй гонец. Бросать силы в один решительный поход было смертельно опасно.

— Погодите, бояре, об одном Магнусе баять, — негромко предложил он. — От Явнутия, брата Ольгердова, что со своего стола Кейстутом и нынешним великим князем скинут был и у нас в свое время спасения искал, грамотка пришла. Бяконт, зачти!

Письмо было заслушано в полной тишине. В нем сообщалось, что Ольгерд замыслил раз и навсегда покончить с Московским княжеством, для чего решил просить военной помощи у великого хана Джанибека. В Орду уже направилось литовское посольство во главе с братом Ольгерда, Кориатом, с дружиной и щедрыми дарами. Литовский князь замыслил ударить по землям Владимирской Руси одновременно с трех сторон!

— Да… — протянул Вельяминов. — Хитрая бестия! Одним этим ходом может у нас Новгород со Псковом отыграть. Если мы, татар ожидаючи, свои рати с места не сдвинем, он их со свейским королем в клещи зажмет и раздавит. Если же пойдем на запад, а Джанибек просьбу евойную удоволит и даст Кориату тумены — позорят они тут все не хуже Федорчуковой рати. Все, что за двадцать пять лет мирной жизни приумножилось, как поганой метлою сметут…

— Что теперь присоветуете, бояре? — негромко спросил великий князь.

Долгое время никто не решался заговорить первым, все понимали цену этого совета.

Тогда Симеон изрек сам:

— Джанибек мне все эти годы дружен был… И в последнюю мою поездку, когда брата Андрея ездил ему представлять, несколько раз меня к себе в гости приглашал, разговаривали хорошо, подарками дорогими одарил… Думается, надо свое посольство к нему обряжать, чтобы явили хану замыслы коварные литвинов. Да и на дары тоже не поскупиться, Джанибек сейчас с Хулагидами воюет, серебро край как нужно!

— Верно, княже!