Станислав Ваупшасов - Партизанская хроника Страница 41

Я выслушал его информацию о численности и составе местного гарнизона.

— А к Всеволоду Николаевичу ты не сможешь нас доставить? — спросил Коско.

Я вспомнил, что Коско другого своего надежного знакомого, объездчика Туркина, называл именно Всеволодом Николаевичем.

— Могу. Он и в Минске бывает. Он побольше знает, — ответил Каледа.

— Сейчас можешь?

— Можно и сейчас, всего двенадцать километров отсюда.

Мы поехали быстрой рысью. Лошади весело бежали, из-под копыт вырывались комья снега, смешанные с землей, и с легким шумом ударялись о передок саней. Впереди мелькали фигуры Ларченко, Вали и других конных разведчиков.

Доро́гой Каледа подробно рассказал о жителях своей деревни. Потом мы вспомнили бои гражданской войны и незаметно почувствовали себя старыми знакомыми.

В небе угасали последние звезды, когда Коско остановил разгоряченных лошадей.

— Придется обождать, пусть рассветает, — посоветовал Каледа. Мы вылезли из саней, чтобы немного размяться.

Через час Каледа пошел в деревню Шищицы и возвратился с Туркиным. Полный, краснолицый, он говорил свободно и спокойно, прямо глядя в лицо собеседнику.

— Как вы попадаете в Минск? — спросил я.

— На машине, она в моем распоряжении, и пропуск имею. В Минске у меня немало знакомых, — говорил Туркин.

— А кто из ваших знакомых согласился бы помогать партизанам? — спросил я.

— Помогать могу я, а в отношении знакомых надо подумать.

— Не могли бы вы на своей машине отвезти в Минск наш пакет? — спросил я. — Но так, чтобы немцы не пронюхали.

— А то голову снимут, — закончил мою мысль Туркин.

— Было бы хорошо, если бы у вас был доверенный человек, которому вы могли бы оставить пакет, — сказал я.

Туркин задумался.

— Есть один. Это инженер лесозавода Борис Велимович, он не выдаст.

— Не одни лишь прямые предатели выдают, — сказал я. — Не споткнется ли на чем-нибудь? Не проболтается ли?

— Если верите мне, верьте и ему, — все так же спокойно ответил Туркин.

— Что ж, — сказал я, помолчав. — Я верю Иосифу Иосифовичу, — значит, полагаюсь и на вас.

— Кому должен Велимович передать пакет? — спросил Туркин.

— Об этом сейчас договоримся. К Велимовичу придет человек и спросит: «У вас, кажется, есть баян для продажи?» Велимович должен сказать: «Дорого уплатите?» После того как пришедший ответит: «Три червонца», Велимович должен отдать пакет, и на этом его миссия кончается… В пакете будут тол и капсюли. Предупредите Велимовича: пусть он держится в стороне, не имеет больше никаких связей. Этого требует конспирация. А на язык Велимович не слаб? — опять спросил я.

— Будет молчать как рыба, — заверил Туркин.

Условившись о времени и месте, когда и где Туркин получит пакет, мы уехали.

— Будьте спокойны за обоих, — говорил Коско дорогой, — и за Каледу, и за Туркина.

Через два дня Коско устроил мне встречу еще с одним своим знакомым.

На опушке леса к нам подошел молодой человек в очень бедной крестьянской одежде.

Он тепло поздоровался с Коско, затем подал руку мне, отступил на шаг и быстро отрапортовал:

— Боровик Федор Васильевич, комсомолец с тысяча девятьсот тридцать восьмого года, рождения двадцать третьего, колхозник деревни Кошели…

Уловив озорную усмешку в его карих глазах, я, подобно ему, вытянулся и скороговоркой отрекомендовался:

— Подполковник Градов, рождения девяноста девятого года, десантник.

Тут мы все трое рассмеялись, и я еще раз крепко пожал руку комсомольцу.

Вскоре я узнал о Боровике то, чего не знал и Коско, чутьем распознавший в комсомольце настоящего, сильного борца.

…В сентябре сорок первого года, как раз в то время, когда Боровик, не будь оккупации, должен был быть призванным в армию, он встретился с работником Гресского райкома партии Владимиром Зайцем, который сколачивал партизанскую группу.

Заяц, вооруженный автоматом ППД, проходил по деревне. Федя Боровик так и кинулся к нему.

Однако тот сурово отстранил юношу, успев при этом ласково шепнуть ему, что они должны разговаривать не здесь, а в лесу, и назначил место.

Когда они встретились вторично, Федя Боровик попросил у старшего товарища несколько гранат, обещая в ту же ночь забросать ими казарму ближайшего гарнизона. Однако приказ работника райкома поначалу разочаровал его: Феде до особого указания были запрещены активные действия; он получил задание выявлять надежных людей из молодежи, а также бывать в окрестных гарнизонах и узнавать о них все подробности…

Эту ответственную задачу хорошо законспирированного партизанского разведчика Федор Боровик с честью выполнял уже полтора года.

Теперь он будет помогать и нашему отряду.

Лагерь жужжал, как развороченный улей: на полянке лежала цистерна, а вокруг нее суетились Вербицкий и другие партизаны.

— Что здесь делается? — удивленно спросил я Вербицкого.

— Баня, — весело засмеялся он. — Выкопаем, нальем ключевой водицы… плеснешь ковш на красные камни, так пар к земле прижмет, — скороговоркой выпалил он.

— Замечательно, — обрадовался Коско. — А откуда цистерну приволок?

— Со смолярного завода.

— Ага! Вспомнил. — И Коско тоже присоединился к работающим.

Я зашел в штабную землянку. Перед Морозкиным и Меньшиковым сидели двое мужчин, одетых в крестьянские полушубки, из-под которых были видны полинявшие воротнички гимнастерок. При моем появлении незнакомцы встали. Полный, несколько рыхловатый блондин лет тридцати и быстрый в движениях, тоненький смуглый молодой человек с маленькими черными усиками.

— Пополнение прибыло, товарищ командир, — доложил Меньшиков. — Это военные врачи, их в деревне Кошели наши нашли, приписниками были. Все проверено.

— Александр Чиркин, — представился блондин.

— Михаил Островский, — назвался второй.

Я посоветовался с комиссаром и направил новых врачей в распоряжение Лаврика.

— Теперь наша санчасть укомплектована, — радовался комиссар. — Островский — хирург, Чиркин — терапевт, а Лаврик — начальник.

— Зубного врача не хватает, — пошутил Меньшиков.

— Найдем и этого, а пока побереги свои зубы, лучше фашистам выбивай, — засмеялся Морозкин.

Мы вышли из палатки и направились к окопам. Рытье их уже заканчивалось.

— А что, если перед окопами заминировать? — предложил я.

Всем понравилось мое предложение. Я вернулся в лагерь, зашел в землянку к Сермяжко.

Константин читал вслух книжку, его жена, Валентина, чинила одеяло, несколько партизан отдыхали на нарах.

Сермяжко вскочил и закрыл книгу. Это была «Война и мир» Л. Н. Толстого.

— Как думаешь, Константин, можно вокруг лагеря сделать минное поле из противопехотных мин? — я вопросительно смотрел на Сермяжко.

— Сделаем, — коротко ответил он.

— А сколько времени потребуется на это дело?

— Завтра будет закончено.

Через полчаса все подрывники были заняты делом. Одни из досок делали маленькие ящички, другие укладывали в них тол.

На другой день возле лагеря появились дощечки с надписью:

«Осторожно! Заминировано».

В то же время наши разведчики установили связь с тремя партизанскими отрядами, действующими в этом районе: имени Фрунзе, которым командовал Иван Васильевич Арестович; имени Калинина под командованием Леонида Иосифовича Сороки и имени Чапаева под командованием Хачика Агаджановича Мотевосяна. Отряд имени Фрунзе находился в десяти километрах от нашего лагеря, в лесу Жилин Брод, а отряды имени Калинина и Чапаева, дислоцировались в деревнях Пуховичского района, на восточном берегу реки Птичь.

Сорока и Мотевосян прибыли к нам. Это были уже проявившие себя в боях с немцами, опытные руководители отрядов.

Мы показали им лагерь, уютные землянки, баню, в которой могли мыться одновременно двадцать человек, не достроенную еще пекарню и другое наше хозяйство.

Потом решили испытать баню в действии и, обождав, пока закончит мыться очередная партия партизан, вошли в нее. Помывшись, пошли в парикмахерскую, где ловко работала недавно прибывшая из Марьиной Горки молоденькая парикмахерша Надя Петруть.

— Замечательно! — воскликнул Мотевосян.

— Стройся и ты, кто тебе мешает, — сказал Сорока. — А что, если и вправду нам перебраться в лес? — обратился он к Мотевосяну.

— Примете в соседи? — спросил Мотевосян.

— Всегда рады: чем больше, тем веселее, — ответил Морозкин.

В тот же день в двух километрах от нашего лагеря мы нашли удобное место для отрядов Сороки и Мотевосяна.

— А вы нам своих инженеров пришлете? — прощаясь, спросил Сорока.

— Принуждать мы никого не можем, а вот вы придите и побеседуйте с ними, — ответил комиссар.