Юрий Бондарев - Мгновения. Рассказы (сборник) Страница 42

– Давайте. Одну партию. Поучусь малость.

– Ну, что ж. Давайте. Учитесь. – Она равнодушно пожала плечами.

Они начали. Я наблюдал за ними не узнавая Павла, а он играл с молчаливой отрешенностью, азартно, стараясь гасить, сначала портачил, промахивался, стискивал рот, пропуская шарики, посылаемые ею, подхватывал их с пола. Но минут через десять что-то чудодейственно переломилось в игре – он начал работать ракеткой с рассчитанной силой, ловкостью и быстротой, изумившей меня, и я подумал, что с этим парнем в разведке было бы, пожалуй, надежно. Однако в следующую минуту Павел решительно бросил ракетку на стол и, подкидывая и ловя шарик, упругой походкой подошел к партнерше и, наклоном головы изображая светскую учтивость, должно быть, заимствованную из какого-то кинофильма, проговорил тоном самонадеянного баловня судьбы:

– Очень благодарен. Научили. Но обыгрывать вас – не хочу. Очень вы интересная и непонятная женщина. У вас глаза прекрасные, а тепла в них нет. Благодарю.

– О, как это великодушно! – Она засмеялась, пожала плечами. – Научила вас играть, стали меня обыгрывать – и отказались от победы?

Павел вежливо показал улыбкой зубы молодого сильного животного.

– Я очень уважаю женщин, – сказал он ровным голосом. – Особенно красивых землячек.

Он без стеснения, без тени неуверенности взял ее руку и, все играя какую-то роль, с театральным наклоном головы поцеловал кончики пальцев.

Она молчала, а губы ее чуточку морщились, готовые удивленно присвистнуть. Но тут «кавалергард», прищурившись в сторону Павла снисходительно сказал:

– Простите, дорогой, вы, вероятно, ошиблись. Здесь нет ваших земляков.

– Во-первых, – проговорил Павел, – я ни дорогой, ни дешевый. Свою цену я сам знаю.

– Совершенно верно, – охотно ответил «кавалергард». – Пока не обидели (он подчеркнул слово «пока»), мы вас не задерживаем, дорогой…

– Лично вас я тоже не задерживаю, дражайший…

– Благодарю за комплимент.

– И я тоже: благодарствуйте. Я не на паркетах, а в окопах вошью воспитывался. Поэтому извините уж.

– Извиняю.

– Салют и вальс «На сопках Маньчжурии». Покеда!

Павел невозмутимо посмотрел в глаза «кавалергарду» и вышел из холла, твердый в каждом движении, и я снова представил его надежность в разведке, где он был хозяином положения, каким, по-видимому, хотел быть и сейчас.

В тот же вечер субботнего отдыха и танцев, я поразился Павлу вторично, увидев, с какой неотразимой решимостью он пригласил «геологиню» танцевать, как уверенно двигался вместе с ней под звуки радиолы. Он что-то говорил, не отводя глаз от ее вопросительно поднятого к нему лица, а красавец «кавалергард» в ожидании скрестив руки на груди, следил за ними с терпеливым интересом. Я не мог слышать, что говорил ей Павел, мнилось, ласково-ироничное, а она, слушая его, все удивленнее изгибала брови, затем со смехом откинула голову, освобождаясь от его дозволенного в этом танце объятия, и он, разочарованно повел ее мимо танцующих к колонне, где ждал «кавалергард».

– На сегодняшний вечер – осечка, – вполголоса сказал Павел, подходя ко мне и обдавая запахом хорошего одеколона, которым чистоплотно пользовался после тщательного бритья. – Завтра воскресенье, процедур никаких нет – пригласил ее в ресторан, а она взбрыкнула. Назвала меня «очаровательным нахалом из провинции», на что я ей ответил, что жив не буду, а все равно в ресторане хочу посидеть, с землячкой. Ну, сам видишь, чем кончилось. «Перестаньте болтать глупости, иначе я поглупею вместе с вами. Тем более что танцуете вы, как иноходец перед молодой кобылкой. Я ведь не кобылка, в конце концов!» М-да! – И Павел вздохнул всей грудью. – Знаешь, что интересно, скажу тебе. Когда танцевал с ней, вроде бы обнял не сильно, как полагается в этом деле, и тут попал прямо в электрическое поле. Даже в горле пересохло. Это понимаешь или нет?

– Зачем тебе нужно приглашать ее в ресторан? – спросил я с упреком. – Думаешь ее этим удивить? Нет, ты все-таки нарушаешь правила. Забываешь, что она не одна.

– Если придет, значит, все будет, как в разведке, – проговорил в раздумье Павел. – Место встречи я ей назначил.

– А она?

– Если придет завтра в парк к мостику, значит, я ей не без интереса. А что до этого «кавалергарда», как ты его называешь, то пусть хоть на дуэль вызывает. Я готов и на кулаках подраться.

– Что-то тут не так, Павел.

– Все так. Что ж я делать должен, если она меня в узел завязала! Понял? В узел!

– Она тебя завязала? По-моему, ты сам себя завязал.

– Ну ладно тебе антирелигиозные лекции читать, – оборвал Павел. – Помоги лучше мне насчет интеллигентных разговоров с ней. А то я вроде пугаю ее, как по-фронтовому оглоблей ворочаю. – Он угрюмо нахмурился. – Между прочим, ее испугаешь! И когда молчит, надсмехается, как черт!

– Так как тебе помочь?

– Завтра хочу, чтоб ты со мной пошел. Веселей будет.

– И ты думаешь, она будет тебя ждать у мостика?

– Поглядим, говорю. Я тоже не последний парень на деревне.

Когда вместе с Павлом мы шли по аллее парка, был ясный морозный день, из тех, какие бывают в Кисловодске. Серебристое сверканье в воздухе, солнечная белизна на деревьях, заснеженные крыши санаториев, зимнее бульканье незамерзшего ручья близ тропы, толпы гуляющих около стеклянной галереи в ожидании часа нарзана, – все это вызвало у меня праздничное настроение погожего январского дня и, главное, то, что Вероника Викторовна не пришла к мостику. Но тут я почувствовал укол тревоги, увидев на аллее среди сугробов ее «кавалергарда», они двигались в мостику навстречу нам приближаясь с другой стороны.

Павел глянул на меня, лицо его обрело замкнутое выражение, и, шагнув навстречу Веронике Викторовне, он сказал голосом убежденного в своей правоте человека:

– Я просил вас лично поговорить со мной, а вы пришли с охраной.

– Слушайте вы, чудак, поймите, я пришла из чистого любопытства, а не потому, что вы неотразимый покоритель женских сердец, – заговорила она, и ее опушенные инеем ресницы дрогнули. – Не кажется ли вам, что наше странное знакомство принимает фантастическое направление?

– Не слишком, – глухо ответил Павел, точно не сомневаясь ни в чем. – Спасибо. Благодарю.

– За что?

– За то, что пришли.

Она свистнула, прижала к губам меховую муфту, внимательно разглядывая Павла. А «кавалергард» молчал, плотно вбитый в сибирскую доху, его лицо, брезгливая складка рта как бы подтверждали, что он только из уважения к женщине вынужден сдерживать себя в рамках воспитанности и приличия, терпя этот оскорбляющий разговор.

– Ну, что ж, пусть так, – после краткого колебания сказала Вероника Викторовна и кивнула «кавалергарду». – Подожди меня, Всеволод, в санатории.

– Хорошо, я буду ждать, – послушно проговорил «кавалергард».

И по этой фразе я понял, что она сильнее его, а он, покорен ей, будто вместе с Павлом я становлюсь участником несправедливого заговора, неприятного мне.

В ресторане, безлюдном в этот дневной час, непривычно просторном, стыл ледниковый холод, дующий по белым скатертям, по пирамидам салфеток, по стеклу сиротливых бокалов на столиках; и здесь, когда разделись в пустом гардеробе, вошли в зал, Павел живо огляделся и, барственным жестом завсегдатая призывая официанта, восклицательным знаком возникшего из-за портьеры, сказал мне с лихим удовлетворением:

– Эх, и гульнем мы сейчас, как после везучего поиска!

Официант с округлыми щеками проводил нас в центр зала, который подобен был арене цирка, к столику, стоявшему на возвышении и, вероятно, из уважения предложенному Павлу при виде его орденов. Я же заметил под шелковистыми усиками Павла одобрительную ухмылку; он галантно отодвинул стул, приглашая Веронику Викторовну сказал:

– Я прошу вас быть как у меня в гостях. А застольем разрешите командовать мне.

Вероника Викторовна скомкала улыбку:

– Постараюсь поудачнее сыграть роль гостьи, но о чем мы с вами будем говорить? Павел, Павел… простите, не знаю вашего отчества…

– Павел Алексеевич. На фронте друзья звали меня Павлуша. Мне это нравилось. Что вы будете есть? Что будете пить? Коньяк? Шампанское? Приказывайте, теперь все в нашей власти. Вот возьмите меню.

Она взяла меню и, не взглянув, отложила его.

– Представьте, я не пью ни коньяк, ни водку. Шампанское терпеть не могу. Что буду есть? Съем один мандарин. Я сыта. Так о чем мы будем с вами говорить, Павел… Павел Алексеевич?

– Погодите! – с покорной властностью остановил Павел, и, откинувшись на спинку стула, подозвал официанта, сейчас подошедшего с почтительно вопрошающим взором. – Так что же, друг, выходит, мы в ресторане одни и чаевых, и заработка нет? – заговорил он дружелюбно, как с давним знакомым. – Ясно и понятно. Что ж, постараемся выручить тебя, друг сердешный! Шашлычок найдется в этом заведении? (Официант опустил брови.) Прекрасно. Суп харчо? (Опять движение бровей.) Замечательно. Ну, к этому все остальное. Травки-муравки всякие. По-русски и по-кавказски. Как в лучших домах Берлина. А главное вот что! – Павел немного подумал, окидывая взглядом огромный зал, и артистично щелкнул пальцами. – А главное вот что, дружок. Две бутылки коньяку. Самого марочного, лучшего. Ясно? И пять бутылок шампанского, если не жалко. Ясно, дружочек-пастушочек? Быстрота учитывается в ведомости и без нее. Окей?