Григорий Василенко - Крик безмолвия (записки генерала) Страница 43

ценно вашему рублю. На гашиш я истратил крупную сумму в надежде на выручку рублей…

Продажа наркотиков — серьезное преступление, подпадающее под перечень статей международной конвенции, и гражданин Турции Исмаил Сари, двадцати трех лет, житель города Ризы, был осужден советским народным судом за контрабандный ввоз в страну наркотиков.

К этому времени было приостановлено расследование уголовного дела на угонщиков самолета — Шмидтов из‑за их отсутствия.

Самим собою напрашивался вопрос об обмене Исмаила Сари на Шмидтов или на одного из них. С этим предложением и направили телеграммы в инстанции.

29

Увидев мужа, Ольга сначала присмирела в раздумье над происшедшим, а потом словно взлетела на крыльях и нисколько за случившееся себя не корила. «И такой человек меня… — оглянувшись по сторонам, сказала она тихо вслух и последнее сокровенное слово. — Я для него что‑то значу… Кто я?» — спрашивала она себя и ей хотелось вернуться к нему, ну хотя бы перекинуться несколькими словами и узнать, что все это значило? Не ошибается ли она в своем счастливом предчувствии?

Василий по–прежнему на всех косился и больше не отпускал от себя Ольгу ни на шаг. А ей и не хотелось с кем‑то идти танцевать, кроме Геннадия Ивановича. «Ах, если бы он появился и пригласил…».

Но он сидел в своем просторном кабинете, в тиши, к нему заходили с поздравлениями и он всех угощал шампанским.

Самодеятельные артисты после концерта собрались уходить. Их надо было поблагодарить. Не отходя от них, Валерия Григорьевна снова обратилась к Ольге позвать Геннадия Ивановича, чтобы он сказал им доброе слово, но главное хотя бы что‑то пообещал за их старания.

Она что, посыльная? — грубовато сказал Василий Валерии Григорьевне. — Больше некого?..

— Васенька, дорогой, она мигом…

Ольга опять понеслась в кабинет Геннадия Ивановича. Вместе с ним она застала инженеров треста, мужа и жену, оживленно беседовавших… о славянской душе.

— Присаживайтесь, — сказал ей управляющий. — Вот

вам истинная славянская душа. Посмотрите на нее, как позаботилась о ней природа, расписала в чисто русском стиле. Ничего лишнего.

Смущенная Ольга присела, прислушиваясь к разговору, которого и во сне не могла услышать. Она не посмела прервать беседу пока председатель профкома не появилась в кабинете.

— Русские инертны к своей национальной гордости, чего нельзя сказать о других славянах, — сказал Гришанов, продолжая разговор. — У/ них особенная стать — им можно только верить.

— Давайте, Геннадий Иванович, спросим ее, раз она славянка? Она ничего не слышала о чем мы здесь спорили.

Ольга насторожилась.

— Это для нее трудный вопрос.

— Тем не менее, — настаивал инженер. — Как вы относитесь к своей национальности?

Для Ольги это было настолько неожиданно, что она растерялась, не знала, что ответить. Никогда об этом не думала, пожала плечами.

— Вот это и есть ответ, —сказал Гришанов. — Умом ее не понять. И не только ее, а всех русских.

— Твой там с ума сходит, — шепнула на ухо Валерия Г ригорьевна Ольге.

Геннадий Иванович явно сожалел, что Ольга уходит. Она увидела его лицо задумчивым, даже грустным. Ей показалось, что он был недоволен тем, что она вновь появилась в его кабинете, когда у него были другие. А он думал о внезапно происшедшем событии, злился на себя, не знал как объясниться с ней. Боялся ее и своих признаний, которых он уже не мог удержать в себе.

— Валерия Григорьевна, мои дорогие гости, — обратился он к супругам, передавая каждому в руки бокалы с шампанским, — ваше здоровье! — Чокнулся со всеми, отпил глоток и сказал: — Иду…

— Артисты заждались, —напомнила Валерия Григорьевна.

: — Да, да… Иду, иду… Извините.

Ольга повернулась к Василию, возмещавшем свое плохое настроение в нарочито грубоватом тоне при разговоре со всеми. Праздник превратился для него в ревностное наблюдение за своей женой и недовольство ей.

А она вопреки его гневным порывам как бы не замечала их, отдалась веселью, пытаясь разогнать набежавшие

на мужа посмурные тучи, даже заглянула в лицо, что ему очень нравилось. Она шутила в кругу сослуживцев, сдержанно смеялась, присоединялась к тосту, пробуя. сладковатое вино домашнего приготовления, кем‑то принесенное, но все время с опаской посматривала на своего надутого супруга. Подвыпившая веселая компания принялась его тормошить, даже начала подтрунивать над ним. Вмешалась и Валерия Григорьевна в разговор с Василием, чтобы настроить его на праздничный лад.

Появившийся в это время у стола подвыпившей компании Геннадий Иванович, преднамеренно не приглашавший Ольгу танцевать, подошел к ней довольно близко сзади, так, что она его не видела.

Васенька, ну что вы право такой скучный сегодня и Ольгу держите все время на поводке, — говорила ему Валерия Григорьевна, заметив Гришанова.

— Что она собака? — стиснул свои рыжие зубы Василий.

— Собаки преданы человеку…

• — Больше чем жены, — продолжал Василий.

Грех вам так думать об Оленьке. Она у вас можно сказать святая. Вам повезло. А ее жизнь, не обижайтесь, мне все же представляется на поводке.

Улучив момент, Геннадий Иванович спросил у Ольги, довольна ли она вечером и совсем тихо почти на ухо сказал загадочные для нее слова:

Считайте меня своей собственностью.

— Как это? — не поняла она.

Ольга посмотрела на спорившего о чем‑то с Валерией Григорьевной мужа и, опомнившись, успела только сказать Геннадию Ивановичу одно слово, сама толком не зная, что оно значит:

— Да.

Гришанов, словно не слышал, показал всем на часы — пора закругляться, — и тут же ушел, ни с кем не простившись, домой.

— О чем вы тут?.. — повернулась Ольга, взяв Василия под руку.

— О погоде, — скривился в кислой улыбке Василий вслед уходящей Валерии Григорьевне.

30

Свято место — пусто не бывает.

На освободившуюся должность секретаря крайкома рассматривалась кандидатура. А. Тарады. За короткое время он с совершенно отсутствующими качествами Партийного работника, продвинулся до заведующего отделом, а потом вдруг такое выдвижение, вызвавшее удивление не только среди бывалых крайкомовцев, но и все знавшие его в кабинетах и в курилках задавались вопросом: за какие такие заслуги? А ларчик открывался просто: в его руках находилась сфера распределения дефицитных, большей частью импортных товаров в крае. Он был надсмотрщик всех баз, мог достать все, что производилось во всем мире и поступало в Союз.

Еще как заведующий отделом, курировавший торговлей, Тарада представлял на бюро своего подчиненного для утверждения в должности, окружая себя нужными ему, преданными людьми.

Сергей Федорович любил задавать каверзные вопросы, чтобы ошарашить утверждаемого и удивить присутствующих своей эрудицией. Без этого он не мог. Игра на публику, впоследствии названной популизмом, — была и его слабостью.

— Кто был комиссаром у Чапаева? — спросил он протеже Тарады. Утверждаемый, еще молодой человек, стоял в растерянности, не мог назвать известного писателя, которого знает каждый школьник.

— Не знаешь? Тогда пусть скажет зав. отделом. Он тебя подобрал, ему и ответ держать. Если поможет, утвердим, не поможет, не взыщи.

Тарада’ встал во весь свой богатырский рост, улыбаясь, моргая глазами. Ему подсказывали как ученику в классе на уроке, но он так и не назвал Фурманова.

Угодливого и скользкого Тараду, постоянно сидевшего на диете, боровшегося безуспешно со своим грузным весом, но плавающего как рыба в воде в сфере торговли и обслуживания, среди дельцов, жуликов и особенно взяточников, можно было разоблачить значительно раньше, еще до того, как Медунов благословил его в секретари крайкома, а потом спровадил в Москву.

О нечистоплотности Тарады, снабжавшего элиту со складов и баз дефицитом, знали многие, с завистью поглядывая на его волшебную палочку — ручку. Было модно

и престижно избранным пользоваться посещением баз, магазинов с черного хода, со двора, но для этого нужен был звонок на базу или записка, как пропуск на запретную территорию. За ними и обращались к Тараде, просили, выпрашивали, унижались, благодарили. Холеный Тарада становился чиновником, занимавшимся среди дел крайко- мовской работой. Медунов это заметил и решил выдвинуть его. Оставлять в крае такого дельца, так много знавшего, было нельзя. Прием не нов, но безболезненный, устраивающий обе стороны. Выдвижение с повышением, да еще в Москву, вошло в практику перемещения кадров, когда надо было от кого‑то избавиться, выставить из крайкома.

— Отпустим Тараду? — спросил Медунов.

— В Москву заместителем министра по кадрам. Собеседование в ЦК прошел, приказ подписан. Пленум крайкома в таких случаях ничего не решал. Оставалось только пожать плечами.