Вадим Очеретин - Я твой, Родина Страница 43

Майор Никонов коротко рассказал о том, как передовые механики любовно ухаживают за мотором. Но часто экипаж не помогает водителю, как будто остальные танкисты не хотят, чтобы машина ходила дольше. Юрий сразу вспомнил: Ситников однажды просил не ставить его на охрану танка, разрешить выспаться, а затем повозиться с мотором. «Почему я не пошел навстречу?» Ему стало не по себе, когда Никонов назвал фамилию Ситникова и не упомянул его, Малкова. Ставя в пример другие экипажи, комбат везде подчеркивал: механик такой-то, офицер такой-то.

Николая выбрали председателем. Он бойко вел собрание, иногда поглядывая на сидевшего в последнем ряду Юрия.

Снова затеялся спор, который начался до этого. Командир роты выступил, сказав, что незачем механику дополнительно следить за мотором, пусть отдыхает больше — в бою будет действовать лучше. Юрий даже согласился с ним про себя. Но взял слово другой и доказал на примерах, что безупречный мотор — главное в бою.

Кто-то нападал на Ивана Федосеевича, будто он не знает техники и предлагает делать невыполнимое. Другой яростно доказывал обратное. Юрий узнал, что в третьей роте был ранен механик, и Иван Федосеевич до окончания боя отлично водил танк и сохранил его.

Выступали механики. Они в один голос просили освободить их от нарядов, от караульной службы. Каждый брал обязательство. Когда вышел говорить Ситников, Юрий сидел, как в горящем танке, Антон, глядя прямо в глаза Юрию, сказал, что ему командир иногда просто не дает поухаживать за машиной.

В другое время Юрий не простил бы Антону Ситникову такого заявления. Но в горячей обстановке собрания все воспринималось, как-то иначе — и ближе к сердцу, и спокойнее. Николай короткими репликами подливал масла в огонь.

— Кто еще будет говорить? — громко спрашивал он. — Точка еще не поставлена. То, что Ситников сказал, относится и к другим экипажам.

Критиковали и механиков за беспечность, за равнодушие. Юрий подумал: «Едва ли кого из присутствующих здесь на собрании можно было упрекнуть в равнодушии».

Иван Федосеевич спокойно сидел, подчинивал карандаш или делал пометки у себя в блокноте. Затем сказал и он. И все встало на место, стало предельно ясным и четким.

— Некоторые считают себя старыми вояками, привыкли к машине, она им — как повседневные погоны. А надо, как за невестой, за ней ухаживать. Во всяком деле страсть коммуниста должна быть видна…

Затем капитан Фомин, будто между прочим, рассказал, за каким узлом в моторном отделении танка нужен особый глаз. Он показал отличное знание машины. Юрий откровенно загляделся на него. В глазах Ивана Федосеевича сверкал огонек, который зажигал всех сидящих.

Предстояли большие марши, рейды вглубь обороны врага. Скорее к Берлину! И, конечно, в эти дни коммунисты позаботятся, чтобы моторы танков не подвели.

Юрий думал: «Как открыто и прямо говорят здесь все друг другу в глаза. И все это без обиды, потому что на пользу дела. Дружная семья!» Ему захотелось быть членом этой семьи.

Ему захотелось, чтобы его экипаж был образцом для всего батальона. Он уже совершенно ясно почувствовал, что жить надо иначе.

Глава 14

Через день на закате солнца танки по шоссе ворвались в улицы следующего города. Бой вспыхнул сразу. Посыпалась черепица с крыш. Автоматчики бежали впереди машин. Соня тоже сошла на землю и бросилась за ними, но не угналась: мешала санитарная сумка.

Впереди, куда проникло несколько танков, шла непрерывная стрельба из орудий. Остальные машины, грохоча, подходили одна за другой. Соня увидела Юрия. Он был серьезен, глядел, выставив голову из люка, неотрывно вперед, и не замечал ее. На крыле танка, лихо сдвинув шапку на затылок, стоял Николай. Он весело кивнул ей.

Капитан Фомин появился на одном из танков, потом слез и потихоньку пошел вперед. Николай увидел его, спрыгнул на ходу, резко откидываясь назад, и побежал за ним.

— Иван Федосеевич! Пожелайте нам успеха!

— Свою задачу хорошо знаешь? — спросил Фомин.

— А как же! — Николай показал карту в планшете. — Видите, церковь. Рядом — парк. Там противотанковые орудия. Мы просачиваемся с этой стороны. Разгоняем. Как подойдем — пускаю зеленую ракету, чтоб свои не стукнули. Вот и все.

— М-да, — произнес Фомин.

— А что?

— Нет, ничего. Я хотел сказать, не слишком ли ты горячишься. Хотя такую задачу без азарта, пожалуй, выполнять нельзя.

— Понятно, — засмеялся Николай.

Орудийная стрельба усиливалась. Подходили все новые и новые танки. Размахивая руками, Николай громко скомандовал десантникам своего взвода спешиться. Потом подошел к Соне: «Мы им покажем!» Он сказал еще что-то, но Соня не разобрала: снаряды противника стали рваться на каменной мостовой совсем рядом.

Прямо по тротуару, обгоняя другие машины, мчится танк Никонова. Майор, как всегда, с трубкой в зубах, сидит на башне, свесив ноги в люк. Он в новеньком комбинезоне с повседневными погонами. В кобуре крошечный пистолет, по обыкновению завернутый в платок чтоб не пылился.

— Стой!

Танки останавливаются.

— Погудин! Автоматчики идут? Ладно. Эй, глазастая! Влезай ко мне, будем продвигаться, — он подает Соне руку в кожаной перчатке, помогает ей взобраться на танк. — Малков, сюда!

Соня следила, как Юрий ловко переходил на танк майора. Он с гвардейской выправкой откозырял комбату, даже не взглянув на нее.

— Я вас слушаю.

— Тебе со своим взводом прорываться по этой уличке… Тьфу! Когда они перестанут кидать сюда? — обернулся майор на взрывы и закричал: — А ну! Всем опуститься и закрыть люки. Нечего зря головы подставлять.

Командиры машин, подражая своему комбату, сидели на башнях. По-команде все скрылись в люках.

— Так вот, Юрий Петрович, — продолжал майор. — Прорвешься к центру с южной стороны, где в парке у них оборона, противотанковые орудия. Бей, но как увидишь зеленую ракету, прекращай огонь. Это наш десант подойдет с севера, автоматчики — взвод…

— Погудина, — добавила Соня.

— А тебя, глазастая, не спрашивают, — он ловко надвинул ей шапку на глаза, засмеялся и продолжал. — Автоматчики Погудина. Твоя задача — с ними соединиться.

— Есть, — порывисто козырнул Юрий.

— Стой, вернись, — крикнул майор. — Ты что на девушку не смотришь, дьяволенок? Что она тебе не боевой товарищ?

Соня отвернулась, будто не слышала. Майор подергал ухо у шлема Юрия. Тот усмехнулся. Потом протянул Соне руку.

— Пока!

Три танка под командой Малкова повернули в улицу налево, а Никонов скомандовал своему механику-водителю:

— Вперед! Где жарче, — там наше место.

«Тридцатьчетверка» продвинулась к центру города. Впереди виднелась площадь, застланная серой дымкой. Танки прижимались к сторонам улицы и стреляли по зданиям на площади. Десантники пробирались вдоль стен от выступа к выступу. Двое уже были на самом конце улицы и кинули за угол по «лимонке». В ответ раздалось несколько оглушительных залпов немецких фауст-гранат, и передний танк окутался дымом.

Майор проехал еще вперед и погрозил десантникам:

— Марш, дьяволята, на крыши! И чтоб через две минуты на площади ни одного фаустника не было.

Один автоматчик остановился, слушая его, потом вдруг покачнулся и упал раненый. Капитан Фомин, медленно шедший следом, вынул гранату, не торопясь выдернул кольцо и кинул ее в окно на втором этаже, откуда только что раздался выстрел. Затем он поднял раненого на руки, понес, передал подбежавшим санитарам.

Стоя на танке за башней, Соня не понимала, что происходит. «Неужели это и есть бой? А где немцы? Куда все стреляют?» Орудие ухнуло, и корпус машины подался назад. Она чуть не упала, оглушенная. А майор кричал:

— Еще! Еще, правее! Теперь по первому этажу.

Экипаж стрелял. Взрывы подымали на площади тучи кирпичной пыли. Слева за домами на фоне темнеющего неба виднелся шпиль готического собора.

Танк взревел, выполз на площадь и, повернув башню, прострочил пулеметом густые заросли сквера. Соня увидела среди голых кустов несколько зеленых фигур, которые бежали и падали. «Немцы» — догадалась она. «Тридцатьчетверок» на площади становилось все больше и больше. Они врывались со всех улиц и сердитым рыком заглушали перестрелку.

— Берегись! — крикнул майор и спрятал голову за крышу люка. Соня не успела ничего сообразить — сильная рука Никонова пригнула ее, она присела за башней. Пулеметная очередь полоснула по танку, и разрывные пули затрещали по броне. Башня развернулась, и орудие ударило по балкону большого здания.

— Все! — Обернулся к Соне майор, и закричал по радио: — Буря! Буря! Центр взят. Еду к Малкову. Пошлите туда санитарную.

— Я поеду, — обрадовалась Соня.

Майор посмотрел на нее, как бы оценивая.

— Я все равно поеду, — повторила она, выдерживая его пристальный взгляд.