Тонкая грань затишья - Александр Александрович Тамоников Страница 43

Шелестов протер уставшие глаза, отложил в сторону схему райцентра, исчерченную разными знаками.

– Все, на сегодня достаточно. Отдыхаем, – заявил он.

И тут Коган неожиданно произнес:

– Бургомистр!

Шелестов и Буторин повернулись к нему.

– Что бургомистр? – спросил командир.

– Хотя нет. Не он сам, а его заместитель. Вот слабое звено немцев. Через него можно получить информацию, нужную нам, и установить связь с Мишей.

Шелестов погладил подбородок и проговорил:

– Заместитель бургомистра, Бугров Степан Степанович, в прошлом мастер деревообрабатывающей фабрики. В партии не состоял, в армии не служил ввиду инвалидности с детства. Он хромает на правую ногу. Согласился сотрудничать с гитлеровцами, возможно, потому, что его родной брат Евдоким в тридцать седьмом году был арестован и осужден на пятнадцать лет по пятьдесят восьмой статье. Он заведовал магазином в Харькове. Арестовали и его жену. С тех пор от них не было никаких известий. Вполне вероятна ненависть к советской власти. Однако я думаю, что это все ерунда. Степан Бугров практически не общался с братом, как только выпорхнул из родительского гнезда. Скорее всего, он решил просто пробиться на большую должность, не иметь проблем с оккупационным режимом, поладить с ним.

– А где он проживает, нам известно? – спросил Буторин.

– Да, – ответил Максим. – Кирюха сообщил. На углу Второго Речного переулка и улицы Фабричной.

Все посмотрели на карту, и Коган поинтересовался:

– С какой стороны? От бывшей школы, ныне казармы охранной роты, или ближе к магазину?

– Ближе к магазину. – Шелестов поставил знак на карте.

– Это уже лучше. По его семье у нас данные есть?

– Нет. Но Кирюха наверняка что-то знает о ней. А он после отдыха должен быть где? Верно, на речке, ловить рыбу в установленном месте. Там с ним контактировал Сосновский.

– Значит, мы опять задействуем пацана?

– Да, – ответил Максим. – Этим займемся завтра утром. А сейчас отбой.

В воскресенье, 17 мая, Михаила разбудил окрик полицая:

– Встать!

«За окном еще темно. До завтрака, если кружку воды и кусок хлеба можно считать таковым, остается около часа. Что же полицай так орет? – подумал арестант. – Может, эсэсовцы получили приказ доставить меня в Харьков? Это будет конец. Но вроде как Руммер вчера говорил, чтобы я подумал».

Сосновский поднялся и спросил:

– Чего орешь, как свинья недорезанная?

– С тобой говорить будут.

– И кому это не терпится?

– Узнаешь.

Рядом с полицаем возник Зигель.

– Унтерштурмфюрер? Не спится? Ночка бурная с проституткой выдалась?

– Где приветствие, герр гауптштурмфюрер, ведь вы же Манфред Бидерлинг, офицер, верный Третьему рейху?

– Заметь, я старший по званию, так что приветствовать меня должен был ты.

– Хватит! – выкрикнул Зигель. – Господин Руммер проявил совершенно ненужную мягкость, предложив тебе поразмыслить. Он же просил меня с утра узнать, что надумал.

– Никакого признания вы не получите. А вот отсутствия неприятностей я вам не обещаю.

– Да, как вести себя при провале, вас, русских, учат хорошо. Но я посмотрю, как ты запоешь, когда я лично начну ломать тебе кости.

– Не надо пугать меня, Зигель. Я уже пуганый. И вообще, пошел ты к черту вместе со своим оберштурмбаннфюрером!

Полицай стоял с открытым ртом. В углах его губ скопился белый налет.

Зигель взглянул на него и гаркнул:

– Чего рот раскрыл? К двери!

Полицай исчез.

После этого унтерштурмфюрер сказал Сосновскому:

– Не советую завтракать, только хуже себе сделаешь. Допрос с пристрастием начнется в девять. Если господин Руммер не продолжит миндальничать с тобой.

– Он умнее тебя, Зигель, и лучше понимает, что произойдет, если окажется, что ты ошибся насчет меня. – Михаил присел на нары.

– Встать! – скомандовал Зигель.

– С чего это?

– С подъема и до отбоя лежать запрещено.

– А ты заставь меня встать. Зайди в камеру и займись этим.

Зигель резко развернулся и пошел по коридору.

Сосновский услышал ругань и звук удара. Эсэсовец, скорее всего, сорвал всю свою злость на охраннике.

Ровно в 9 утра в подвал зашла толпа полицаев.

Лейтенант Ленц открыл камеру, приказал Михаилу завести руки за спину, надел на них браслеты и гаркнул:

– На выход!

Сосновский заставил себя усмехнуться и спросил:

– Вешать будете или стрелять?

– Вперед, в допросную!

– Как же я забыл? Уже девять часов.

– Я сказал, вперед.

В допросной полицаи усадили Михаила в специальное кресло, сняли браслеты, приковали руки и ноги к креслу. Ленц увел своих людей. Дверь осталась открытой.

В нее вошел молодой полицейский, поставил перед столом стул, рядом табурет, осмотрел все и покинул помещение.

Сосновский тоже огляделся. Инструмент, лежавший на столике, не радовал его.

Раздался хруст хромовых сапог. Руммер вошел в допросную, присел на стул, вытащил листы бумаги из папки, включил лампу, направил свет в лицо Сосновского.

– Зигель мне передал, что вы отказались от сотрудничества, – сказал он.

– Я не могу сотрудничать с теми людьми, с которыми имею несчастье служить в одном ведомстве.

– А вот это вы напрасно, товарищ. Я вчера связался с начальником СС и полиции Харькова бригаденфюрером Тенфельдом, он – с Берлином. Разговаривал лично с группенфюрером Мюллером. Мы получили из Четвертого управления РСХА фотографию настоящего гауптштурмфюрера Бидерлинга. Желаете взглянуть?

– Покажите. Интересно, кто в вашей игре подменяет меня.

Руммер выложил фото на стол. На нем был офицер СС, очень похожий на Сосновского.

– Это гауптштурмфюрер Манфред Бидерлинг.

– Да? Фото вы получили непосредственно из Берлина, от группенфюрера Мюллера?

Оберштурмбаннфюрер сжал губы, и без того тонкие, как нити, и проговорил:

– Знаете, товарищ, я уважаю вас за стойкость и выдержку, которые вы проявляете, оказавшись в смертельной опасности, но всему есть предел. Нами достоверно установлено, что вы не Манфред Бидерлинг.

– У вас есть связь с Берлином? – осведомился Сосновский.

Руммер внимательно посмотрел на него и ответил:

– Допустим.

– Предлагаю следующее. Мы вместе звоним в Четвертое управление, я добиваюсь разговора с группенфюрером, вы его слушаете. Может быть, тогда вам придется прекратить свои дешевые трюки?

Руммер обманывал своего пленника. На самом деле бригаденфюрер Тенфельд благоразумно отказался звонить Мюллеру, заявил, что неприятности ему не нужны, указал, что разработка агента советской разведки полностью лежит на нем, Руммере, и посоветовал не терять времени даром. Однако оберштурмбаннфюрер тоже не желал оставаться крайним. Уж слишком уверенно вел себя Сосновский.

Для продолжения работы Руммер решился сам связаться с Четвертым управлением РСХА.

– Я лично переговорю с господином Мюллером, но потом, товарищ, вам не позавидует никто! – заявил он и услышал:

– Зависть – очень плохое чувство. Прикажите отвести меня в камеру.

– Нет, – резко ответил Руммер. – Сидите здесь, привыкайте. Уверен, совсем скоро эта допросная станет основным местом вашего обитания. Признаюсь, я бы не