Пётр Поплавский - Под кодовым названием "Эдельвейс" Страница 44

Да, это был праздник! Потом привыкли к большим цифрам и более величественным победам. Все было потом…

А в тот радостный день Анзор принес майору Калине новенькую форму и сказал:

— Уже можно! Наконец разрешили…

— Куда? — только и спросил Костя.

— В гости к генералу, к нему домой. И учти, генерал предупредил, если не съедим всего, что наготовила его жена… Понимаешь, она специально на праздник из Тбилиси приехала! Так что гляди у меня.

Они вышли на улицу. Калина щурился от яркого солнечного света. Пришлось ждать, потому что по городу двигалась длиннющая колонна пленных. Немцы шли понуро и подавленно.

— Шеер! — вдруг вскрикнул кто‑то из них.

Калина повел глазами по лицам «покорителей мира».

— Шеер! Ты продался большевикам?

— А, Шютце! — узнал Калина обер — лейтенанта, — И ты здесь? Я же обещал угостить тебя во Владикавказе. Припоминаешь?

— Шеер, зачем ты надел русскую форму? Это измена! Фюрер не простит!

— А ты, я вижу, вырядился в форму рядового? Отчего бы?

— Кто этот агитатор? — смеясь, спросил майор Тамбулиди.

— Обер — лейтенант Шютце, связной Клейста. Знает много…

— Ясно! — сказал Анзор и подозвал бойца с автоматом. — Кто у вас начальник конвоя?

Книга вторая.

Спящий аист

Глава первая.

«ДЕЛО СОЖЖЕНИЮ НЕ ПОДЛЕЖИТ»

Так что же он все‑таки представляет собой — этот оберштурмбанфюрер Вилли Майер? Какие мысли таятся в его рыжей голове? Эти вопросы едва не с момента первого знакомства не давали покоя шарфюреру СС, фольксдойче Кристине Бергер — голубоглазой, пышноволосой блондинке, привлекательной, будто рекламный стандарт истинной арийки. Это было не пустое любопытство, сродни манерному, кокетливому флирту. У фрейлейн Бергер настороженный интерес возник совсем не из женского тщеславного желания проникнуть в мир, казалось бы, дружелюбного, откровенного и приветливого, а на самом деле — и это Кристина каждый раз ощущала — глубоко затаенного в себе, сознательно замкнутого человека.

Человек — тайна? Служебный ребус?.. До поры до времени молодой службистке из СД это было безразлично, если бы не многозначительная реплика рыжего Вилли, брошенная со скрытым намеком, который и запомнился как зловещее предупреждение: «Вам мало двух трупов, фрейлейн?»

Они ехали вдвоем в машине следователя Кеслера, который вместе с чемоданами ухитрился перебраться в надежный бронетранспортер оберштурмбанфюрера. Свои вещи толстяк Кеслер оберегал от партизан не меньше, чем самого себя. Впрочем, все зависело от адъютанта Хейниша, уступит ли он место? Адъютантом был Вилли Майер. Он уступил без возражений. Сделал вид, что поверил неубедительной служебной версии, о которой бормотал Кеслер, силясь мотивировать свои явно внеслужебные вожделения. Место для увесистых, как и сам хозяин, чемоданов уступила переводчица Кристина Бергер.

И вот они оказались вдвоем в одной машине. Без свидетелей. И надолго. По крайней мере, до столицы Кабардино — Балкарии города Нальчика. Ехали вдвоем, если не считать любимого пса немки, который разлегся на заднем сиденье.

Передислокация всего личного состава службы Хейниша с уложенными в ящиках — сейфах архивами, с личным имуществом и даже полевой кухней (главным предметом неусыпного внимания следователя Кеслера) была вынужденной и спланированной на скорую руку. В результате контрударов Красной Армии в районе Моздока, Алагира, Эльхотова, Чиколы и Малгобека возникла реальная угроза потери прифронтового городка, где базировалась служба Хейниша.

Место назначения — Ставрополь. Место расположения — трехэтажный дом в центральном районе города (разумеется, с просторным подвалом, который легко переоборудовать в надежные камеры для заключенных). Место поселения — отель «Только для немцев». Единственная за всю дорогу ночевка предусматривалась в Нальчике. Там же «для поднятия истинно арийского духа» должны были получить ордера на одежду и обувь, что обещало радостные хлопоты и приятные волнения, как и всегда, перед посещением «бецугшайнов» — складов фельджандармерии и зондеркоманд по очищению территории от преступных и р^сово неполноценных элементов.

Когда вереница машин миновала сильно укрепленную станицу Зимевскую, Вилли Майер, не поворачиваясь к Кристине, проговорил:

— Что касается Адольфа Шеера, если вас это интересует… Все его фронтовые фотопленки и вырезки газетных публикаций отправлены по назначению — Берлин, Вильгельмштрассе, министерство пропаганды.

Кристина Бергер поглядывала по обеим сторонам шоссе. Сразу же за Зимевской по склонам холмов тянулись укрепления. Повсюду глубокие траншеи полного профиля. Густо— пулеметные гнезда или же бетонированные орудийные доты. Кое — где вместо дотов были вкопаны хорошо замаскированные танки. Крепкая позиция. Такую пройти нелегко…

— К большому сожалению, дневник с записями для книги «Завоевание Индии на Кавказе» Шеер всегда держал при себе. Он пропал вместе с хозяином.

— Зачем вы мне об этом рассказываете? — настороженно спросила фрейлейн Бергер.

— Зачем? — переспросил Майер. — Почту готовил и отправлял я лично. Хейниш приказал отослать в ведомство Геббельса все, что принадлежало Шееру, до последней бумажки.

— Ну и что? — пожала плечами Кристина. Она никак не могла сообразить, к чему клонит Майер.

— Дело в том, что одну вещицу Адольф Шеер особенно заботливо оберегал. Хранил в непромокаемом мешочке из клеенки. Эту вещицу, фрейлейн Бергер, я припрятал для вас.

— Для меня? — с недоумением спросила Кристина. — Но почему?

— Да, для вас. Эта вещь вас заинтересует. А вот почему… Возьмите в руки — узнаете.

Майер вынул из внутреннего кармана целлофановый пакет. Сквозь прозрачную пленку был хорошо виден довольно объемистый блокнот в плотной обложке из узорной искусственной кожи. Положил его на колени Кристине. Фрейлейн Бергер взяла его без особенного интереса и сразу же замерла, взглянув на первую страницу. На ней было каллиграфически выведено: «Дневник лейтенанта Ф. Мюллера. ГФП. 1942 г.»

— Читайте здесь, в машине, фрейлейн. Другой такой удобной возможности может и не быть. Я не поленился, просмотрел дневник. Должен сказать, что Мюллер не заслуживает смерти от пули.

Кристина пытливо глянула на него. Майер усмехнулся и спокойно объяснил:

— Пуля спасла Мюллера от позорного наказания. — Проговорил убежденно: — Его место на виселице! — И снова поторопил: — Прошу вас, не теряйте время и читайте. Я не хотел бы, чтобы эти мемуарные упражнения Мюллера попали еще кому‑нибудь на глаза. Ведь я, Кристина, нарушил свой служебный долг.

Шарфюрер Бергер раскрыла дневник наугад (а может быть, он сам так раскрылся, ибо прочитан был в этом месте не раз) и впилась глазами в каллиграфически написанные страницы, весьма заинтригованная предисловием Вилли Майера.

«25 февраля. Я и не ждал, что этот день будет одним из самых напряженных в моей жизни… Коммунистка Екатерина Скороедова за несколько дней до атаки партизан на Буденновку знала об этом! Она негативно высказывалась о русских, которые сотрудничают с нами. Ее расстреляли в 12.00… Старикана Савелия Петровича Степаненко и его жену из Самсонов- ки тоже расстреляли… И четырехлетнее дитя любовницы Горавилина, потому что не знали, что с этой сиротой делать.

26 февраля. События превосходят все пережитое. Красавица Тамара очень меня заинтриговала. Девчонка не проронила ни слезинки, только скрипела зубами. Я бил с такой силой, что рука затекла… Получил как подарок две бутылки коньяка — одну от лейтенанта Коха из штаба графа фон Ферстера, другую — от румын. Я снова счастлив. Схватили пятерых юношей лет семнадцати. Их привели ко мне… Били плетью. Я обломал об них ручку плети, и все же они ничего не рассказали…

1 марта. Еще одно военное воскресенье… Получил жалованье 105 марок и 50 пфеннигов… В 16.00 меня неожиданно пригласили на кофе к генералу фон Ферстеру…

2 марта. Мне плохо. Начался понос. Вынужден отлеживаться…

4 марта. Прекрасная солнечная погода… Ефрейтор Фойгт уже расстрелял сапожника Александра Якубен- ко… У меня ужасно чешется все тело.

7 марта. Мы до сих пор живем хорошо. Получаю сливочное масло, яйца, кур, молоко. Ежедневно употребляю разные закуски для усиления аппетита.

9 марта. Как сияет солнце, как блестит снег! Но даже золотое солнце не может меня развлечь. Сегодня был трудный день. В 10.00 привели двух девиц и шестерых парней. Пришлось всех нещадно выпороть. Потом начались расстрелы: вчера шестерых, сегодня тридцати трех. Я не могу спокойно есть. Горе, если они меня поймают. Я больше не могу чувствовать себя безопасно в Новоазовске. Меня, конечно, ненавидят. Но я вынужден так действовать. Если бы мои родные знали, какой трудный день прошел! Ров почти до края завален трупами.