Георгий Артозеев - Партизанская быль Страница 44

Когда взвод наших стрелков под командованием Николая Креза окружил и вывел на поляну шайку, мы увидели, что были в ней и хлопчики лет по пятнадцати, и девушки — совсем зеленая молодежь. Мальков завлек их угрозой, что увезут в Германию. Большинство впоследствии превратилось у нас в смелых бойцов, хороших партизан и партизанок.

И в этом тоже была немалая заслуга Немченко.

Комиссар взял эту молодежь на свое особое попечение, и ребята от него буквально не отходили.

А Мальков, оказавшийся провокатором гестапо, понес заслуженную кару, его повесили на осине.

Сколько раз бывало ищут комиссара — найдут в кругу новых ребят. Круг этот все разрастался за счет вновь попавшей к нам молодежи, и все они жадно слушают, как Тимофей Савельевич объясняет им, что такое храбрость, учит партизанской дисциплине. Подойдешь и видишь — готовит комиссар новых бойцов.

Любил я и часы, когда Тимофей Савельевич усаживался возле сколоченного им для работы столика и нацеплял на нос очки. Он вооружался карандашом и бумагой и начинал «заниматься».

Если вошедший в такое время в землянку партизан с разгону громко обращался ко мне, то, оглянувшись на «письменный стол» комиссара, снижал голос. Я был рад, что люди уважают занятия Тимофея Савельевича. А он, что говорить, умел плодотворно поработать. Уж я знал, что после таких занятий он поднимет на лоб очки и обязательно скажет:

— Вот как пораскинешь умом, и выходит, что мы не учли. — И тут следовала какая-нибудь дельная мысль.

Я любил наблюдать, как комиссар ищет эту мысль, находит ее. В эти минуты в нем виден был учитель; сразу вспоминалась мирная жизнь, в которой он был занят своим благородным трудом.

Не удивительно, что к мнению Немченко прислушивались, считались с ним, и когда комиссар потребовал вывода в лагерь наших новых помощников — мадьяр, с ним долго не спорили. Однако в тот злосчастный день все сложилось не по нашему и не по комисарову желанию.

Под утро подрывная группа Шахова ушла охотиться на бронепоезд.

Все мы волновались, ждали небывалого взрыва.

Часа через, полтора после ухода Шахова являются в лагерь связные железнодорожники с разъезда № 116. Сообщают, что у них остановился бронепоезд. Судя по всему, дальше не пойдет.

Это сообщение путало все карты. Оно означало, что группа Шахова сидит напрасно.

Мы стали обсуждать, что делать, когда связные, между прочим, добавили, что в сторону моста пошла автодрезина. На ней группа офицеров и, кажется, двое из них — гестаповцы или техники-саперы; в сумраке раннего утра трудно было разобрать форму.

Час от часу не легче. Что же получается? Наши подрывники уже, конечно, заложили мину. Теперь дрезина нарвется на тридцатикилограммовый заряд, приготовленный под бронепоезд.

— Шахов догадается пропустить дрезину. — с уверенностью сказал начальник штаба Тимошенко. — Что он не сообразит — такую мелочь.

— Как мелочь? — почти закричал Немченко. — Я никогда не видел его таким взволнованным. — Подумайте, что произошло.

— Чепуха, — возразил. Тимошенко. — Просто дрезина пошла на проверку пути. Не хотят рисковать.

— А гестаповцы? — воскликнул Немченко. — Нет, дело скверное, товарищи! Надо сейчас же, немедля ни минуты, посылать к нашим мадьярам связных. Провал, помяните мое слово, провал!

— Да, конечно, надо связаться с обер-лейтенантом, со всей его группой. Если им угрожает опасность — ж предупредить. Если тревога ложная — узнать, в чем дело.

— А Шахов? Нельзя же и его так оставлять! — обратился ко мне Тимошенко.

— Что такое, почему?

— Шахов может подорвать дрезину, но он взял почти весь запас взрывчатки.

— Шахова оставьте в покое, — отозвался комиссар. — Для него угрозы нет.

— А если дрезина остановится и саперы обнаружат мину? — доказывал Тимошенко. — Нашим придется вступить в бой.

На дрезине людей меньше, чем у Шахова, — справится, а если бы дрезина взорвалась — мы бы уже слышали… они ее, конечно, пропустили. Нужно идти к этому оберу. Ведь пропадут люди, поймите!.. Где Жадовец? — убеждал Немченко. — Пусть немедленно одевается немцем, пусть скорее идет.

Я принял решение. Николай Жадовец, вызовет мадьяр. Я иду к Шахову: саперы могли действительно обнаружить мину, тогда нашим подрывникам грозит опасность. Если только начнется бой — бронепоезд выйдет на помощь. Надо идти на выручку.

— Немченко и Тимошенко остаются здесь. Я беру два взвода.

Через три минуты я уже шагал во главе сотни бойцов.

С Шаховым ничего не случилось, так как, заметив дрезину, он снял тол. Когда мы с ним вернулись в лагерь, узнали, что комиссар Немченко с тремя бойцами ушел встречать мадьяр.

— Что такое, почему пошел комиссар? — рассердился я. Тимошенко доложил, что до ухода Николая Жадовца с заставы притащили какого-то мадьяра. Наши ребята его чуть не подстрелили — он искал партизан. Комиссар не знал этого солдата — на встречах с обер-лейтенантом бывали другие. Но мадьяр объяснил, что послан обер-лейтенантом срочно вызвать наших командиров. Вся группа ждет в том месте, где обычно встречались.

— Ну, понятно. Кроме Немченко, некому было пойти. Ведь только я да он знали место встречи. Но почему взял такую слабую охрану, только трех бойцов?

— Больше брать не пожелал, — ответил Тимошенко. — Комиссар считает, что большая группа может отпугнуть мадьяр — не решатся выйти.

Я уже не слушал начальника штаба. С той же сотней бойцов, которая только что вернулась со мной, мы бросились к месту встречи. Но было поздно. Мы так никогда в точности и не узнали, что произошло.

Наш комиссар погиб. Погиб, вероятно, по вине обер-лейтенанта. Попав в руки гестапо, тот мог выдать место наших встреч. И теперь в этих страшных лапах гестаповцев, которых так боялся командир мадьярской охраны, были, возможно, и наши люди: комиссар и двое бойцов.

Мы знали, что они не скажут гестаповцам ни слова. Были настолько уверены в этом, что даже не сменили места лагеря.

Тяжело было без комиссара. Очень больно сознавать, что враги выместят на этом чудесном человеке свою бессильную, звериную злобу против всех нас. Непростительным казалось, что допустили Немченко уйти без надежной охраны. Так часто бывает, что заботливый, осторожный товарищ, предупреждая об опасности других, не думает о риске собственной жизнью!..

Комиссар учил меня напрасно не рисковать. Учил и других. Многому хорошему научил нас за этот недолгий срок, что мы были вместе.

Лес в огне

Несмотря на то, что взорвать мост к Первому мая нам не удалось, партизаны преподнесли оккупантам в этот день немало «подарков». Эти «подарки» гремели по всей округе.

Второе мая началось тихо. Было теплое солнечное утро. Мы скромно отметили праздник. После сытного завтрака весь отряд собрался на полянке послушать доклад нового комиссара — Харитона Максимовича Чернухи.

Потом все партизаны, кроме разведчиков, отдыхали. Выходной день был дан не зря: назавтра в ночь отряду предстояло покинуть лагерь, перебраться в другой лес. Нам пора было переменить базу — долго засиживаться на одном месте не полагается.

Отряд стоял тогда в урочище, прозванном в этих местах «Змеиные горы». Почему именно змеиные, я не знаю. Но горы, вернее небольшие холмы, здесь действительно были. Лагерь располагался в центре густого соснового леса. С северо-востока его огибала река Ревно. По ее берегу зеленый массив поднимался на север, до районного центра Семеновка, а там за рекой были уже Машевские леса. Туда-то мы и собирались выйти нынешней ночью.

Но еще не кончил комиссар доклад, как прибежали наши друзья мальчишки из соседнего села, принесли тревожные вести: появились каратели.

Крупные силы заняли Барановку и Орликовку, расположенные на северном берегу реки Ревно, Блешню и Карповичи, соседствующие с нашим лесом с западной стороны.

Районный центр Семеновка был третьим углом этого треугольника. Разведка выяснила, что каратели начали блокаду урочища «Змеиные горы».

Мы решили встать на оборону и принять бой. Отряд Чапаева к этому времени был уже хорошо вооружен, численность его достигла трехсот пятидесяти бойцов; мы находились в благоприятных условиях пересеченной лесной местности. При создавшейся обстановке нам было легче держать оборону, нежели идти на прорыв. А гитлеровцы, видимо, рассчитывали, что мы постараемся выйти из кольца, и устроили ряд засад, но мы о них быстро проведали и не пошли на провокацию.

Отряд готовился к активной обороне. Ночь прошла тихо. Каратели стояли на прежних позициях. Мы полагали, что бой начнется с утра.

Но и утром враг не начинал наступления.

Вдруг со стороны села Барановка прибежал связной. Он доложил, что неподалеку загорелся лес: надо отодвинуть заставу. Мы тогда не придали этому большого значения.