Николай Тимофеев - Трагедия казачества. Война и судьбы-3 Страница 44

Беда заключалась в следующем: сотник, наш командир эскадрона, перебежал к титовцам. Проделал он эту процедуру средь бела дня, верхом на коне, так это неторопливо проехал по равнине и исчез среди домов, на глазах всего полка, и ни один казак в него не выстрелил.

Мне потом казаки-старожилы тех полков, которые еще в Млаве входили в 1-ю казачью дивизию, рассказывали, что если кто-то из казаков решал перебежать к красным, он этого от своих товарищей и не скрывал, а прощались добросердечно, только говоря, что, мол, если я тебе на мушку попадусь, то ты все-таки не стреляй. Случаев таких было мало, но они все-таки были, и казаки доносителями не были, поэтому такие казаки не попадались.

Существующая в корпусе контрразведка, если кого и ловила, то это были настоящие, специально внедряемые в добровольческие воинские части, агенты НКВД, которых тоже хватало.

Трудно сказать, насколько события наступившей ночи были связаны с бегством нашего сотника, однако это вполне возможно, ибо ему, конечно, прекрасно были известны слабые места нашей обороны, и он знал, как этими слабостями наилучшим способом воспользоваться.

Так или иначе, но ночку они нам устроили веселую: побегать и пострелять пришлось на полную катушку. Где-то часов в одиннадцать одновременно, то ли заранее согласованно, то ли по какому-то сигналу, в нашем тылу, то есть между нашими позициями и городом, во многих местах началась жаркая стрельба. Конечно, это нам не понравилось. Наши окопы были расположены на откосе, и если обороняться от противника, наступающего снизу, нам было очень удобно, то от нападения сверху мы были совершенно беззащитны. Михаил послал одно отделение казаков наверх, к выходам из ходов сообщения, но это, конечно, проблемы не решало. Положение стало опасным, а что надо было предпринять, решиться было трудно.

Часов в двенадцать взводный послал связных в соседний справа взвод, но те вернулись и заявили, что взвода нет, окопы пусты. А стрельба все жарче, во всех направлениях, частый фейерверк из разноцветных трасс, слышны разрывы ручных гранат. Может, наших уже и нет нигде. Надо решаться.

Решаемся. Михаил приказывает: идти к городу, большой кучкой не держаться, но и на слишком мелкие группы не разбиваться. Ну и, конечно, быть внимательными и осторожными, следить хорошо друг за другом, чтобы не оставить раненого.

Взвод выходил из окопов двумя ходами сообщения, и таким образом мы сразу автоматически оказались разделенными на две группы. А дальше уже получалось по-разному: и объединялись, и разъединялись, и все это под аккомпанемент бешеной стрельбы. Когда я шел днем от Копривницы, местность мне показалась гладкой и ровной, теперь же все было совсем другим, постоянно попадаются неровности и ямы, а бегом в темноте не побежишь. Ракеты же только на время кое-что осветят, а после нее некоторое время вообще ничего не видишь.

Вот так и двигаемся, в нас все время стреляют, и мы куда-то стреляем; не исключено, что и в своих, и от своих. Короче, управление боем было полностью потеряно как у нас, так, скорее всего, и у противника.

Мы (это наша некоторая группа) добрались до города, и часам к двум стоим под каменным мостом, который ведет к высоким кирпичным стенам, видимо, что-то вроде монастыря. Здесь хорошо, пули сюда не залетают, защищают берега. Нас человек десять, стоим и рассуждаем, что делать дальше. А тут по мосту гулко забарабанили лошадиные копыта, и чей-то голос, явно командирский, яростно материт кого-то. Прислушиваемся, узнаем голос нашего командира дивизиона ротмистра Кириллова. Говорю казакам: надо выходить. Кто-то завозражал, но большинство меня поддержало, мы входим на мост и я, оказавшийся старшим по чину, докладываю ротмистру.

— Сколько вас? — спрашивает он.

— Человек десять.

— Забирай и вот этих, шесть человек, двигайтесь вон туда, вдоль речки до последних домов и там располагайтесь, чтоб держать под наблюдением дорогу. Никого не пропускать ни туда, ни сюда. Только не палите без толку. А своих подбирайте. Понятно? А утром я к вам пришлю связного.

Так мы и сделали. Я, оказавшись командиром, разбил казаков на три смены, и мы залегли за плетнем. До утра ничего не произошло, только к нам присоединилось еще два заблудших казака.

А там, на поле, к утру и стрельба прекратилась, и что там и как происходило, мы так и не узнали. Восстановлена была прежняя линия обороны или так и осталась брошенной, никто нам не сообщил.

Утром связной приводит нас в город и оставляет на улице: ждите, мол, приказа. Копривница — город немаленький, несколько раз оказывался в эпицентре жестоких боев, не один раз переходил из рук в руки. Беленые стены домов разукрашены «наглядной агитацией» на четырех языках: сербском, хорватском, немецком и русском. Рядом с «Живио Тито» и «Живела народно-освободилачна войска» можно увидеть и «Живио Павелич» и «Бей краснопузых», а то и «Бей красно…», ну, и так далее.

В Копривнице происходили и уличные бои, и мы стоим возле мощного дзота на перекрестке двух улиц и вспоминаем приключения прошедшей ночи. Недалеко, метрах в двадцати от нас пожилой казак укладывает-перекладывает что-то на запряженной подводе.

Наши веселые разговоры внезапно прерываются: свист, разрыв, свист, разрыв — минометный обстрел. Мы все бегом в дзот, там мы в полной безопасности. Минут через десять обстрел прекращается, мы выбираемся наверх, и бегом к подводе. Убиты лошади, убит казак.

— Я его знаю, — говорит один казак, — он из нашей станицы. А с неделю назад убит его сын, пулеметчик. Под Джюрджевацем.

Вон оно что. Значит, из наших пулеметчиков, которые с «Максимом».

Такая вот казачья доля: вчера сын, сегодня — отец, и все это за тысячу километров от родной станицы.

Наконец собирается весь наш эскадрон. Кириллов представляет нам новою эскадронного: сотник Сапрыкин, молодой, совсем еще пацан, в офицерской пилотке с серебряным кантом. Кажется, переведен из 5-го Донского.

Перекличка. В эскадроне недостает трех казаков, но вполне возможно, они еще появятся. Так что, ночная суматоха тяжелых последствий для нашего эскадрона не имела.

Снова в поход. Выходим из Копривницы, идем на Марибор, это уже почти Австрия или даже уже Австрия, то есть по тому времени, это уже Рейх. Команда: «Построиться. Взять ногу!»

Обычно мы за пределами населенных пунктов не ходим строем, тем более не маршируем в ногу. А тут вот такое. Что-то будет.

И это еще не все. Команда «Запевай!» Запевала у нас великолепный.

— Вдоль да по речке, вдоль да по Казанке, сизый селезень плывет… И эскадрон дружно:

Эх, раз сударыня,

Туда-сюда ударила.

Вдарила, врезала

В барабан.

Барабан как кабан.

Шуба рвана, без кармана,

Без подметок сапоги.

Эх, вилки, бутылки,

Тарелки, подавалки.

Просил я у Наталки

Конец помочить.

Раз дала, два дала, третий раз подумала

И сказала: завтра дам!

Припев, конечно, довольно похабный, но пел наш эскадрон здорово, да это и неудивительно: большинство в эскадроне были кубанцы, а они народ певучий.

Команда: «Эскадрон, смирно! Равнение направо!» Вон оно что. Смотрим, видим, справа от дороги, на пригорке стоит группа офицеров. Видим фон Паннвица, видим Некрасова. Кононова не видим. Проходим, двигаемся уже вольно, дальше. Рассуждаем: где Кононов?

Уже несколько дней ходят разные слухи о Кононове, слухи разные, вплоть до самых позорных. Дескать, батька, чуя близкий конец Германии и, естественно, нас вместе с ней, рванул куда-нибудь подальше от греха. Кто этому верит, кто нет, но Кононова нигде не видно, а ведь он от боя никогда не прятался. Мы даже и не знаем, кто же сейчас командует нашей бригадой, а бригада ведь носит наименование Кононовской.

Теперь, много лет спустя, мне все известно об этой истории. Тогда ситуация была такой. Несколько месяцев назад в Праге состоялся объединительный съезд представителей всех освободительных движений народов Советского Союза и был создан Комитет освобождения народов России (КОНР), председателем которого был избран генерал Андрей Андреевич Власов. Сразу же встал вопрос о включении казаков в КОНР, тем более, что казачий корпус был самым крупным воинским Формированием антибольшевистских сил. Однако это вызвало большие разногласия среди руководителей казачьих формирований. Кононов по своей инициативе и по разрешению фон Паннвица и даже с его письмом отправился в Прагу, где находился Власов, для переговоров об объединении воинских формирований в единое целое.

Исполняющим обязанности командира бригады был назначен полковник фон Рентельн, а его заместителем подполковник Борисов, сменивший Кононова на должности командира 5-го Донского полка. Однако фон Рентельн постоянно был занят выполнением каких-то важных поручений фон Паннвица, и фактически бригадой все это время суматошное командовал Борисов.