В. Подзимек - На всю жизнь (повести) Страница 45

По долгу приличия я посчитал необходимым отказаться, ведь в Прагу мы могли поехать и на поезде.

— Если вы не поедете со мной, то я буду думать, что ты испугался… — заявил Ванечек.

Я не мог сообразить, что он имеет в виду.

— Чтобы не разбил вас, — закончил он совершенно серьезно.

Аргумент сыграл свою роль. А когда еще и Индра заявил, что в субботу и воскресенье он и Броусил не покинут гарнизона, то возникли все условия для того, чтобы мы могли уехать.

То, что мы живем на удалении сотен километров друг от друга, Лидины родители переживали значительно болезненнее, чем мои.

В общем, это было вполне естественно. Так же, как и Лида, ее сестра сразу же после свадьбы уехала на другой конец республики, и Лидины родители остались совершенно одни. Лидина мать еженедельно писала нам письма, в которых кратко сообщала, что у них нового. Большую часть этих сообщений составляли повторяющиеся жалобы на мужа, который недавно ушел на пенсию, но никак не может с этим смириться. И хотя он, токарь по профессии, имел возможность работать и дальше, врачи об этом даже и слышать не хотели. Вторую, обширную часть писем составляли вопросы, как живут дети. Чище ли Павлик стал произносить букву «р», с которой у него были проблемы с тех пор, как он начал говорить, и лучше ли стал есть Петрик, не набивает ли он себе рот пищей, так что ему трудно становится глотать…

Что касается ответов на эти письма, то наша совесть не совсем была чиста. Лида бралась за них в полусонном состоянии, когда заканчивались заботы о детях и чаще всего проверка тетрадей ее учеников.

В зависимости от того, как ей удавалось пересилить себя, ответы ее становились или более пространными или совсем телеграфными и часто вызывали дополнительные вопросы. Иногда и я добавлял несколько строк, адресованных тестю, стараясь убедить его, что уход на пенсию — это вовсе не трагедия. Некоторые люди начинают подумывать о пенсии уже в тридцать лет, а у него главной задачей сейчас долита стать забота о своем здоровье. Эти отроки назиданий я не включал в письма, потому что от них веяло утешениями, а тесть это так и воспринимал.

Мои родители, точнее — моя мать, писали значительно реже. Они не остались в одиночестве. Вместе с ними жил мой женатый брат, отец четырехлетней Павлинки и шестилетнего Криштофа. Отец еще не вышел на пенсию и успешно продолжал трудиться. Несмотря на то, что пенсионный возраст неуклонно приближался, он не хотел даже и думать об этом. Очень часто мне приходилось читать или видеть на экране телевизора, что человек, которому до пенсии оставалось всего несколько лет, пытается провести их в тишине и покое, избегать проблем и не касаться ничего нового. У моего отца все было наоборот. Мой брат Павел был на три года старше меня и, сколько я помню, отличался независимостью, я же всегда находился в его тени. Так было даже сейчас, когда мы оба уже обзавелись семьями. Врат был инженером-строителем, человеком с большой перспективой на будущее.

С момента нашего отъезда мы ни разу не были в гостях у родителей. Лидины родители после нашего переезда приезжали к нам посмотреть, как мы устроились, но не задержались надолго. Ее отца неодолимо тянуло домой, а точнее — в кабинет врача, где он добивался разрешения стать работающим пенсионером. Он понимал, что этого согласия не получит, но мириться с этим не хотел.

В субботу, когда мы позвонили в дверь дома Лидиных родителей, мне пришло в голову, что нам следовало хотя бы как-то подготовиться к этому важному разговору, заранее обдумать, как к нему подойти.

Но Лида начала мастерски, хотя и сама, видимо, этого не осознавала. После приветственных объятий и сетований, что детям уже стали малы ботинки, что уследить за ними невозможно, что дедушку все больше и больше мучает астма, а бабушка просто расцветает, Лида вдруг заявила:

— Люди, ну как вы только можете тут жить? Здесь же нечем дышать, я бы здесь, наверное, задохнулась!

Я добавил, что у нас воздух — как кристалл, что его было бы очень хорошо для лечения дедушкиной астмы, а затем красочно, чуть-чуть, правда, преувеличивая, рассказал, сколько у нас этим летом было грибов. При этом я изучающе взглянул на деда и заметил, как заискрились его глаза.

Оставалось только добавить, что особая прелесть бывает зимой, когда все становится белым, а искрящийся снег скрипит под ногами. Правда, за эту словесную тираду мне стало немного совестно, но я постарался сам себя оправдать не особо интеллектуальным выражением, что цель оправдывает средства.

— После такой прогулки появляется хороший аппетит, — отметил дед, и мне стало ясно, что он уже на лопатках. Насчет бабушки я не особенно беспокоился. Внуки — вот самый важный аргумент.

Мы провели у Лидиных родителей прекрасный день. Ребята вели себя неплохо, и дедушка на время забыл о своем уделе садовника и домоседа. Вечером, уложив детей спать, мы уселись за столом так, как обычно это делали год назад, когда было необходимо решить различные семейные проблемы. Лиде пришлось подробно рассказать о радостях и заботах начинающей учительницы, потом очередь дошла и до меня.

Новость, что нас скоро будет шестеро, ни бабушку и ни дедушку особенно не удивила. Ни то, что наша семья увеличится, ни то, что мы рассчитываем на двойняшек. Они знали о семейной диспозиции в отношении рождаемости.

Я подумал, что настал подходящий момент обнародовать идею Ванечека, чтобы они заранее переехали в Западную Чехию, а я мог бы пойти учиться. Я не забыл, естественно, отметить, что мы планируем обменять нашу квартиру на большую.

Я ожидал, что нам будут поставлены какие-то условия, хотя бы для того, чтобы мы не подумали, что дедушка и бабушка прямо-таки рвутся переехать к нам. Но ничего подобного не произошло, если не считать заданного вопроса, не мог ли дедушка найти у нас какую-нибудь работу, оставаясь пенсионером.

Я заявил, что для нас это не проблема. При этом я вспомнил о заместителе директора по экономическим вопросам, обидевшем Лиду. «За оскорбление надо отвечать!» — сказал я сам себе, вовсе не считая себя шантажистом.

В воскресенье мы были приглашены на обед к моим родителям. Этот обед был более обильным, чем предшествующий, потому что моя невестка Власта изо всех сил старалась показать, что она не принадлежит к тем интеллигенткам, которые способны самое большее на то, чтобы заварить чай. После обеда дедушка с бабушкой вместе с нашими детьми и детьми моего брата Павла отправились на прогулку в соседний парк, а мы, родители, радуясь, что на какое-то время избавились от детей, решили посидеть за бутылочкой вина. Брат похвастался новым званием кандидата наук и стал настаивать, чтобы мы обязательно приехали на вручение диплома. Затем он стал рассказывать, какие широкие возможности открывает перед ним ученая степень.

Он хотел стать строителем, наверное, с того времени, как сделал свой первый песочный куличик; меня строительство тоже всегда интересовало. Мы слушали его рассказ о новых методах строительства, новой строительной технике и все еще сохраняющихся недостатках в организации работ и в других вопросах.

Власта дополняла его рассказ, показав, что она не менее хороший специалист, чем ее муж. Своим интересом к строительству она даже превосходила мужа. Это был противоречивый, взволнованный взгляд на сегодняшний день и перспективы будущих пятилеток в области строительства со всеми его проблемами, трудностями и радужными надеждами. По сравнению с тем, что им приходилось решать, проблемы рядового Бартоничека или Потучека вместе с малыми войнами, которые Лиде приходилось вести в школе с детьми и их родителями, показались мне борьбой с ветряными мельницами.

— Ну а вы долго еще собираетесь прозябать в глуши? — спросил брат, рассудив, что он уже слишком долго говорит о строительстве.

— Мы там не прозябаем, мы там живем, — нахохлилась Лида. — И кажется, живем неплохо, нам даже нравится.

— Я знаю, солдат не волен выбирать, где ему хотелось бы служить, поэтому вы и говорите, что вам там нравится, — заметил брат.

— Неужели никто не мог бы вам помочь перебраться в Прагу? — спросила Власта.

— Проблема лишь в том, что мы совсем не стремимся перебираться туда. — Я решил закончить дискуссию на эту тему.

Было ясно, что и брат, и его жена ни на грош не верят моему заявлению.

— Мне бы очень хотелось, чтобы вы хотя бы месяца два пожили среди настоящих людей. Среди таких, которые знают, что до самой смерти их будут кормить их собственные руки, те руки, которые смогут сделать любую работу и в которых всегда есть нужда. А если вдруг они не будут работать там, где работают сейчас, то их везде примут с распростертыми объятиями. Этими людьми нельзя командовать или писать им замечания в дневники, — закончила Власта довольно возбужденно.