Геннадий Васильев - В Афганистане, в «Черном тюльпане» Страница 47

Богунов перегнулся через обваленный край, вытащил растрепанную чалму.

Из чалмы выпал какой-то плоский предмет, шлепнулся на дно. Богунов выудил вещицу, недоуменно завертел в руках:

— Бумажник вроде, товарищ лейтенант. Настоящий бумажник. Кожаный. Набитый чем-то. Неловко прямо… Будто грабим.

Он протянул бумажник Шульгину. Андрей перехватил мягкую кожу портмоне. Развернул. Хрустящие купюры афганей показались в одном отделении. В другом отделении плотной стопкой лежали тонкие глянцевые карточки. Шульгин кивнул на афганца:

— Смотри за ним, Коля!

А сам вынул плотные картонки из бумажника. На руках веером развернулись цветные фотографии.

— Вот это новость, — Шульгин удивленно повел бровью. — Богунов, ты не представляешь, что мы с тобой нашли? Шикарные фотки! Цветные! Просто люкс!..

Сержант в немом изумлении задрал брови. Афганец взволнованно заерзал локтями по земле. Андрей перевел взгляд с афганца на фотографии.

— Очень интересные фотоснимки, сержант. Этот дехканин, конечно, не мог расстаться с такими красочными картинками. Но эти портреты компрометируют его больше, чем автомат в руках.

Андрей удовлетворенно щелкнул языком:

— На одном из снимков рядом с этим аксакалом сам Басир. Главный душман этих мест.

— А здесь наши стоят, — удивленно ткнул пальцем сержант на одну фотографию. — Смотрите, майор какой-то в полевой форме и капитан с дипломатом…

Шульгин присвистнул.

— Вот это здорово! Фи-иу… Ты даже не представляешь, сержант, что у нас в руках? Майора этого я где-то встречал, — Шульгин пристально всмотрелся в фотоснимок. — Не помню где… А вот капитан мне хорошо знаком. Большой привет этому капитану. Вот это встреча! Давно с ним не виделись. Я же знаю его с суворовского училища. Это сам Евгений Кошевский… собственной персоной. Ничего не понимаю… Что он делает в банде вместе с этим майором?

— В особый отдел надо срочно передать, — воскликнул Богунов, — и «хадовцам» показать снимочки. Они разберутся…

Афганец заметно вздрогнул, услышав о «хадовцах». Нервно подобрал под себя руки.

— Богунов не зевай, — кивнул Шульгин, — держи молодца на мушке. Он теперь особо ценный кадр. Он нам расскажет, что к чему? Давай-ка, разматывай чалму. Перевяжи ему руки по-нашему. С затяжкой на горле.

Богунов быстро размотал чалму. Шагнул к афганцу. Грубо перевернул его сухое легкое тело. Заломил руки крестом на спине.

— Ну, извини, приятель. Это не очень приятно, понимаю. Но я больше не хочу целовать твои грязные пятки. Мне еще после тебя нос по частям собирать придется.

На лице у Богунова вздулась багровая опухоль.

Радиостанцию нашел Булочка. Он бросил ее к ногам Шульгина и выругался:

— Точно пристроились они к полковой частоте, паразиты. Мы у них, оказывается, были на крючке все эти дни, замполит. Это теперь ежу понятно. Только откуда им известна наша частота? Разве это секрет полишинеля… А-а?..

— Радиостанция нашего производства, — заметил Богунов. — или в бою взяли трофеем, или еще чего…

— Купили у какого-нибудь начальника склада, — хмыкнул Матиевский.

Шульгин хмуро толкнул радиостанцию носком сапога.

— Еще был автомат, ребята. Ищите этот ствол. Он у него должен быть тепленьким. Чуть нас в гроб не вогнал. Скорее всего, припрятан где-то по дороге. Решил, видно, прикинуться мирным дехканином…

— Ага, — кивнул Богунов. — Это у них любимый трюк, товарищ лейтенант. Автомат бросил в канаву, взял в руки хворостинку и уже, пожалуйста, пастух, разлюли-малина… Только нас не купишь…

Автомат обнаружили в соседнем дворе под кучей хвороста. Старшина смахнул с него пыль, потрогал теплый ствол и с удовольствием погладил по ствольной коробке.

— Слава Богу, одним стволом стало меньше у душман.

Он повертел автомат в руках.

— Тоже ведь нашего производства, вот ведь кренделя… Советский автомат. Почти что новенький. Вот и номер выбит…

Старшина пригляделся к цифрам и присвистнул:

— Мать моя, женщина… Глазам своим не верю…

— Что такое, товарищ прапорщик?

— Докладывай, старшина!

Шульгин тоже склонился над выбитым номером.

— Это же мой автомат, чтоб мне лопнуть, — воскликнул Булочка. — То есть, был моим. Честное пионерское! Я же сначала был назначен начальником склада. Принял продовольственный склад, получил этот автомат, расписался в журнале у зама по вооружению вот за этот самый номер… Он легкий такой: шестью пять, шестью пять, шестью пять… чтоб меня разорвало, если вру…

Булочка взволнованно потер лоб.

— Мой это автомат! Был! Это точно! Я потом сдал эту машинку сменщику под роспись. Прапорщику Левченко. Он теперь начальник склада вместо меня. Я же сам рапорт подал, чтобы меня перевели в рейдовую роту. Чего мне делать на складе? Вот меня и перевели в пятую роту старшиной. А автомат перешел к Левченко. Вот так номер: шестью пять, шестью пять…

— Да уж, — покачал головой Шульгин, — полно загадок на этой операции. Хорошо, что появился у нас подсказчик…

Он кивнул на связанного афганца.

— Надеюсь, развяжется у него язык…

Подъем к посадочной площадке, как и предсказывал Орлов, оказался нелегким. Пленный афганец в сопровождении Булочки поднимался наверх, уныло шаркая ногами. Он угрюмо оглядывался по сторонам и, порою, злорадная усмешка перекашивала его скуластое лицо. Вдоль тропы лежали солдаты. В неудобных позах, где щекой прямо в грязь, с безвольно вывернутыми руками, где и вовсе поперек тропы. И афганец перешагивал через брошенное оружие, через безвольные неподвижные тела, с презрением дергая уголками губ.

— Хватит корчить рожи… Э-эй, ты, контрреволюционер, афгано твою… — недовольно прикрикивал сзади Богунов. — Брось, гад, свои ухмылки.

Афганец дергал бровями. Косая усмешка пробегала по лицу тенью.

— Вот же козел горный! — Богунов хлюпал разбитым носом. — Навешать бы на тебя килограмм сорок, погонять по горам без пайка, как худую свинью. У тебя бы позвоночник в трусы высыпался. Тоже мне, супермен…

Переданный под конвой старшине, афганец вскоре оторвался от прикрытия, прошел хвост колонны, исчез за каменными горбами.

Шульгин принялся тормошить лежащих солдат. Матиевский и Богунов тоже засучили рукава. Они подхватывали упавших солдат за руки. Рывком ставили на ноги. Поддавали коленом в чувствительное место, рычали в барабанные перепонки.

— В гробу будешь спать. В белых тапочках… С вур-р-далаками…

— Спички в глаза вставь. Протри зрачки уксусом…

— Смажь ж… скипидаром. Это тебя взбодрит…

Многие после такой неожиданной встряски вставали на ноги и сонно шагали по тропе, полуприкрыв глаза. Некоторые сопротивлялись, отталкивали от себя грубоватых товарищей. Вяло пинались, лениво отмахивались едва сжатыми кулаками. Кто-то, не раскрывая глаз, бормотал сквозь зубы:

— Ненормальные, что ли… Чтоб вас засыпало. Глиноземом… Метра на три… Раскаркались, как эти-и….

Правда, заметив Шульгина, многие виновато щурились, пожимали плечами и вставали на колени, покачиваясь из стороны в сторону, как камыш. Попадались и вовсе бесчувственные тела. Матиевский и Богунов плескали таким в лицо водой, шлепали ладошками по щекам, стреляли из автомата над ухом, трясли за грудки — ничего не менялось в выражении спящих лиц. Нижние губки топорщились по-детски доверчиво и невинно. Изредка выбегали изо рта радужные пузырьки. И только между бровей появлялась едва заметная недовольная складка.

Возле таких бесчувственных тел задерживались надолго. Шульгин выбирал позицию и держал на прицеле пройденную тропу. Матиевский доставал лепешки из вещмешка, цеплял ложкой кусочки пахучей тушенки.

— Жрите, доходяги… Двигайте челюстями… Жуйте… Извините, братцы, что кормим без слюнявчика…

Богунов пробил патроном банку сгущенного молока. Липкая струйка лилась через край. Безнадежным разжимали челюсти, вталкивали в рот по кусочку галет, поливали сверху сгущенкой. Солдаты, не раскрывая глаз, судорожно дергали зубами, вздрагивали. Челюсти начинали вращаться быстро, как кофемолка. Острые кадыки дрожали, ходили под тонкой кожей ходуном.

— Порядок, — Богунов жадно сглатывал слюну, — вот теперь голубчики бегом к посадочной площадке побегут. Надо же, что делает с человеком маленький кусочек хавки…

Отставшие, действительно, поднимались на колени. Подтягивали под себя ноги. Вставали, покачиваясь. Понимали, что большей помощи уже не дождутся. Медленно вытягивалась по тропе последняя шаткая вереница беспамятных людей.

До вертолетной площадки оставалось около сотни метров. Уже был слышен шум винтов. Выкрики командиров. Глухой рокот голосов. Последний солдат лежал возле тропы. Огромный пыльный тюк, подвешенный на ремнях к плечам, опрокинул бедолагу на землю. Падая, он едва успел прикрыть лицо руками.