Анатолий Баюканский - Заложницы вождя Страница 47

— Пожалуйста, уходите! — Эльза прикрыла ладонями груди. — Как вам не стыдно?

— Сейчас, сейчас, — непривычно робким голосом произнес Каримов. — Я удаляюсь, моя несравненная горлица. Послушно удаляюсь. Не отводя блестевших глаз от тела девушки, Каримов медленно попятился к двери.

Из ванной комнаты Эльза вышла в своей заскорузлой рабочей робе, роскошный халат оставила на вешалке. Сделала это с большим сожалением, ибо барачная униформа, сшитая из «чертовой» кожи, после мытья остро царапала тело. Каримов увидел девушку и строго нахмурил кустистые брови. Эльза вздрогнула, почувствовав себя жалким кроликом под гипнотическим взглядом удава.

— Как объяснишь этот маскарад? — Каримов не скрыл своего неудовольствия. — Или мои слова для тебя, непослушная немецкая девчонка, ничего не значат?

— Разрешите мне постепенно привыкать? — нашлась Эльза. И эта неожиданная фраза погасила гнев хозяина странного дома.

— Я постараюсь тебя понять. Как записано в книге «Гулистан» поэта Саади: «Лучше старое рубище буду латать я, но зачем напрокат брать новое платье»? На этот раз прощаю ослушание, но в будущем никогда не серди меня, девчонка. Теперь, за мной! — Не оборачиваясь, Каримов направился в ванную комнату, приостановился на пороге, пропустил девушку вперед. Эльза зарделась от стыда. Ничего не понимала, но сердце чувствовало: сейчас должно произойти нечто страшное. Каримов приблизился к ней, во всей его фигуре, в движениях чувствовалась твердая решимость. Протянув руку, начал расстегивать пуговицы фуфайки, снял с плеч затвердевшую от грязи кофту, швырнул в угол, тяжело дыша, властно привлек Эльзу к себе, принялся деловито, не торопясь, снимать с нее рубашку, задержал руку на плече, скользнул ладонью по соскам. Эльза не шевелилась, дрожа от стыда и страха, наконец, собравшись с духом, прошептала:

— Бог вас накажет, гражданин начальник! Что вы делаете со мной?

— Разве не видишь? Каримов лично переодевает тебя. — Хищно улыбнулся, обнажив мелкие, как у хорька, зубы. — Не переживай. Все твое с тобой и останется. — Он гладил юные, неоформившиеся груди, живот, рука его скользнула ниже. И вдруг… Эльза что было силы оттолкнула хозяина, зажмурила глаза от страха, ждала расплаты за выходку. Однако Каримов улыбнулся, сузив глаза:

— Молодец! Человек должен сопротивляться до последнего мгновения. Хотя добрую руку не клянут, но… я сам виноват — начал форсировать рубеж без артиллерийской подготовки. — Эльза ничего не поняла, но послушно подставила руки, видя, что Каримов распахнул халат, это было спасение. Хозяин подпоясал ее талию цветастым пояском, потом сделал то же самое руками. Она молчала, терпела его руки. — А ты — бедовая и… глупая. Я не уважаю покорных. — Каримов по-хозяйски, словно ребенка, взял Эльзу за руки и повел в одну из комнат, стена которой поразила девушку: женщина с мечом в руке, а у ее ног отрубленная голова мужчины.

— Ты не туда смотришь! — услышала голос Каримова. Обернулась и увидела еще одно чудо. Вдоль правой стены стоял широкий стол, уставленный яствами. Кто накрыл стол? Когда? Может быть, и правда в доме начальника хозяйничают джины?

Каримов, как городской кавалер из довоенного фильма, галантно пропустил девушку вперед, отодвинул стул от стола, предлагая Эльзе сесть. Сам устроился напротив. Некоторое время оба молчали. Хозяин как бы давал возможность новоявленной Золушке насладиться видом роскошных блюд, большинство из них немецкая девушка и в глаза никогда не видела. Неожиданно глаза их встретились. Каримов растянул тонкие губы в улыбке, а душа Эльзы заныла в тягостном предчувствии. В доме их открыто говорили о семье, о взаимоотношениях женщины с мужчины, поэтому Эльза смутно догадывалась, зачем ее привез в дом большой начальник, догадка утвердилась после того, как она увидела плотоядный взгляд Каримова в ванной. Поначалу готова была молиться на этого странного начальника, позже засомневалась в его благородстве. И от догадки захолодела спина. Но голод пересилил все. Каримов же, будто хитрый дракон, все понимал и нетерпеливо ждал, когда сладкий плод окончательно созреет и сам упадет в его руки.

— Скажи откровенно, Эльза, — неожиданно спросил Каримов, глядя в глаза девушки, — я тебе хоть чуть-чуть нравлюсь? Забудь, что я твой начальник. Думаю, что заслужил право знать твое мнение.

— Товарищ начальник, гражданин, — Эльза молитвенно сложила на груди тонкие руки, — вы спасли мне жизнь, я обязана вам буквально всем на свете, только простите, ради Бога, зачем вам гадкий утенок? Так называла меня подруга по нарам в бараке. Анна очень красивая. Парни в нашей округе бегали за ней.

— Анна, говоришь? — Тонкие губы Каримова сложились в ироническую усмешку. — Анна, и правда, красива и опытна в любви, но у меня с возрастом стачиваются зубы, и притом… изысканная пища быстро приедается. Эльза абсолютно ничего не поняла из последних фраз Каримова, однако заметила, что разговор об Анне пришелся ему по вкусу. И еще ей показалось, что ослышалась, когда сибирский начальник с видом знатока оценивал Анну Пффаф, которую никогда не видел с той поры, как принимал в цехе ссыльных.

— Очень жаль, что Анну арестовали, — посетовала Эльза, наивно надеясь привлечь внимание Каримова к судьбе старшей подруги, — почти месяц, как о ней ни слуху, ни духу. Анна — очень гордая и, если бы вы…

— Анна! — воскликнул волшебник Каримов и громко хлопнул в ладоши.

И будто по мановению волшебной палочки, отворилась дверь и… Эльза зажала рот рукой, чтобы удержать дикий крик. В комнату, с привычной насмешливой улыбкой на красивом, но сильно осунувшемся лице, вошла длинноногая Анна. Она была в неприлично коротком халатике, верхние пуговицы расстегнуты. Да, это была она — исчезнувшая из цеха Анна Пффаф. Каримов, скрестив на груди руки, с садистским наслаждением наблюдал за неожиданной встречей немецких ссыльных.

— Почему не здороваетесь? — ехидно спросил Каримов, отчетливо видя, как растеряны встречей недавние подруги. Он уже давно понял, что может возбудить интерес к жизни, к половому влечению только в момент наивысшего пика человеческих отношений.

— Девочка моя, — Анна прижала голову Эльзы к своей пышной груди, — очень рада тебя видеть. Вскинула глаза на хозяина, уловив кивок, грустно заулыбалась. — Это я очень просила нашего хозяина вызволить тебя из цеха, из тюремной камеры. И вот ты здесь.

— Хотя бы поцеловала дядю в щечку! — скривил губы Каримов. — Плохое у вас, немки, воспитание. Ладно, Анна, дорогая, — замурлыкал хозяин совсем не своим голосом, — пожалуйста, поухаживай за нами. Ты уважаешь бедную Эльзу? Она голодна. Положи хорошей колбаски, красной рыбки, на улице зарождается весна, а у нас уже есть красные помидоры.

Эльза затаила дыхание. Ни на секунду не сомневалась в том, что гордая, неподкупная Анна вспылит, грубо откажется выполнять приказ хозяина, но… первая красавица поселка, затравленно глянув на хозяина, склонила голову, принялась ухаживать за ними, время от времени бросая кроткие взгляды на Каримова и униженно-просящие — на Эльзу. Так смотрит не единажды битая собака на грозного хозяина.

Эльза была в полном замешательстве, абсолютно ничего не могла понять, и от этого ей сделалось еще страшнее. Сидела с обмякшим лицом, десятки вопросов терзали мозг девушки: «Каким образом арестованная органами НКВД Анна очутилась в доме Каримова? Если ее привезли сюда силой, то почему она не возмущается, не протестует, не рвет на себе волосы, а послушно выполняет приказы хозяина, двигается в комнате, как сомнамбула, прислугой в богатом доме. И еще Эльза не могла усвоить: почему Каримов свел ее с Анной в своем таинственном доме?

У Эльзы возникло странное состояние: глазами она жадно ела вкусные блюда, но аппетита не было, поеживаясь под испытующим взглядом хозяина, она пожевала холодную консервированную курицу, откусила ветчину. Редкие по тем временам яства просто не лезли в рот. До слез жалко ей стало молчаливую Анну, хотелось спросить Каримова, почему он не приглашает подругу, но Каримов, словно чародей, уловив это самое мгновение, жестом руки остановил Эльзу.

— Итак, как говорят у вас, в фатерлянде, фройлян, фрейлин! Прошу меня правильно понять и с пользой для себя сделать выводы. Я в душе — интернационалист, любую нацию разделяю по одному принципу: что сегодня ты делаешь для фронта, для победы. К вам, немцам, отношение у меня сложное, как и у всего советского народа. Я сильно рискую, приютив у себя в доме представителей враждебной нации… Я постоянно перерабатываю на службе, держу на своих хрупких, можно сказать, плечах весь промышленный комплекс. И, наверное, могу позволить себе исключение из правил. А вы обе… Каждый человек должен знать свое, предписанное судьбой место. Один восточный мудрец сказал так: «Невольник пусть таскает воду, для кирпичей пусть глину месит. Когда его ты избалуешь, он взбесится и начудесит». Сегодня Аллах и нам разрешил маленько почудесить. Садись! — резко приказал Анне. Молодая женщина послушно села рядом с Эльзой. — Давайте-ка, милые немочки, выпьем вина за нашу победу. Кто не выпьет, то выдаст себя, как пособник фашистов. Учтите, вино особенное, не сибирский первач из самосада. Мне привезли бочонок виноградного вина из далекой земли Бейлаканской. — Каримов разлил по хрустальным бокалам янтарную жидкость, при виде которой у Эльзы запершило в горле. — Ну, за победу и за ваше благополучие, фройляйны. — Каримов пил вино маленькими глотками. Зато Анна опрокинула рюмку залпом, по-мужиски. Лицо женщины раскраснелось почти мгновенно. Не спрашивая разрешения хозяина, Анна сказала по-немецки: