Николай Прокудин - Рейдовый батальон Страница 48

Офицеры собрались вокруг ротного. Поздоровались, переглянулись и дружно засмеялись. Очень уж Недорозий выглядел ошарашенным, взъерошенным и напуганным. Тяжело быть взводным на войне после тридцати пяти, его ровесники полки и батальоны возглавляют.

— Ну как, Серега? Понравилось на боевых? — спросил Острогин.

— Да в общем-то, ничего, но могло быть и лучше, главное — почище. Да и местный народ встречает не ласково, нет цветов, оркестра, теплоты и дружелюбия.

— Ну ничего, вернешься в Читу, там тебе будет и дружелюбие, и взаимопонимание, — улыбнулся Сбитнев. — Ребята, идем домой пить шампанское?

— Неужели в Кабул? — спросил недоверчиво Недорозий.

— Пойдем домой, но только чуть позже. Ты, Серега, настоящей прелести войны еще не ощутил! Словно турист ездил на БМП да чуток в грязи повалялся. Теперь твой турпоход переходит в новую фазу, оценишь новые острые ощущения. Идем в горы в район Ниджа-раба. Это рядом, совсем рядом. Горы невысокие, пустяшные. Прикрываем с высоты ущелье, а в кишлаках будут работать десантники.

— Ни хрена себе! — крякнул Острогин. — Новый год в горах, в снегу! Бр-р-р! Я, как южный человек, протестую! Я не выдержу. Сколько издевательств и сразу все одновременно! И подрыв, и заснеженные горы!

— Ладно, Серега, живи и помни мою доброту! Останешься с техникой, и следить за техником, чтоб он не запил! А я, так и быть, покомандую твоим взводом, — сказал ротный.

— Хороший каламбур, он мне нравится так же, как и твоя идея! — обрадовался Острогин. — Я буду мысленно с вами, ночами не спать, за вас переживать, страдальцев.

— Во, гад! Уже издеваться начинает. А как его взвод без него? — поинтересовался я. — Может, я броней порулю. Еще ни разу не сачковал, все время на себе кого-нибудь тащу, да за бездельников взводных работаю.

— Не переломись, Ник! — похлопал меня по спине Острогин. — Мы тебе памятник при жизни поставим, стихи посвятим, а если что с тобой случится, то и песню о тебе, павшем герое, сложим.

— Дурацкие шутки в сторону, — оборвал ротный. — Солдатам обязательно взять спальные мешки, шапки, теплые вещи, рукавицы! В горах ночью будет дикий холод, вершины в снегу. Я — с первым взводом, замполит — со своим взводом.

— Не со своим, а со вторым. Я не командир этого взвода. Я за замполита батальона нынче…

— Хорошо, пусть будет не со своим — а со вторым. Это дела не меняет. Недорозий — с родным третьим, гранатометчики идут тоже со мной, а пулеметы отдаю взводам. Радуйтесь! Занимаем всего три высоты.

— Радуемся, радуемся, — воскликнул я. — Щедрость великого и могучего султана безгранична!

— Идем от предгорья и до задачи пешком. Нам дают миномет, — завершил постановку задач Сбитнев.

— О-о-о, боль наша невероятна, грусть наша безмерна. Надеюсь, мины несут сами минометчики? — осторожно поинтересовался я.

— Нет, несет пехота! Но только до моей задачи, и оставляют вместе с пулеметными лентами. Дальше идут налегке, все дальше и дальше и дальше. Радуйтесь!

— Недорозий не умеет, а Остроге все равно. Доволен я один. Радуюсь!..

— Ники, теперь хватит радоваться. Иди к замполиту полка и не вздумай сказать, что командуешь взводом. А то нажалуешься, а мне втык будет за это.

— О-о! К замполиту… Заряжаться энтузиазмом и интузазизмом. Воодушевляться и потом воодушевлять. Наполниться бредом по самое горло и затем излить его на вас, канальи.

— Иди, иди. Да поскорей возвращайся. А то без обеда останешься, — напутствовал Острогин.

У штабного бронетранспортера стояла группа офицеров, которых уже инструктировал Золотарев. Я подошел последним и тут же получил нагоняй.

— Товарищ лейтенант! Вы остались за замполита батальона, а опаздываете! Донесения вовремя не подаете, информации об обстановке не сообщаете! Списки отличившихся за батальон отсутствуют!

— Да у нас замполиты батальона почему-то все меняются или болеют, а я все время за них отдуваюсь. Почему так?

— Я не об этом спрашиваю? Где списки?

— Ну, я только из «зеленки» вылез. Какие списки?

— Вы первым делом списки должны подать и донесение написать.

— Когда написать?

— Когда прибыли.

— Так я десять минут, как прибыл.

— Разговорчики отставить. За десять минут должны были и написать.

— Бред.

— Не понял, что вы сказали?

— Брал, говорю, брал доклады от взводов и рот, а я очень медленно пишу.

— А мне послышалось…

— Послышалось, послышалось. С гор будем спускаться, на ходу писать донесение?

— Когда хотите, тогда и пишите, а прибудете, сразу итоговое донесение представить. Вот танкисты и артиллеристы все успевают. А лучше всех ремрота и рота связи. Берите пример с них!

— Я их даже с собой для примера могу в горы взять.

Мелентий Митрашу дернул меня за рукав и зашипел: «Не нарывайся, не связывайся».

— Опять демагогию разводите, лейтенант?

— Нет. Рассуждаю вслух.

— Рассуждать будете в одиночку, без нас! — оборвал замполит полка. — Всем подать донесения, выпустить боевые листки, провести беседы, подвести итоги первого этапа. С первым батальоном разберемся в полку. Политработники отдельные забываются, видно возгордились. Ишь, герои-боевики выискались какие!

Я открыл было рот, потому что все во мне кипело, но только охнул от тычка в бок. Это острый локоть Мелентия Александровича пресек мои попытки поспорить с руководством.

— Все свободны!

Мелентий принялся меня поучать.

— Ник, чего ты с придурком этим связываешься? Лучше промолчи!

— Мелентий, да что он придирается? Гад! Специально достает. А на меня зачем батальон свалил, ты ведь старший лейтенант!

— А ты — замполит первой роты! Тебе расти нужно, а я скоро домой!

— Дд-да, тебе расти, командуй, — поддакнул ему Микола.

— А ты вообще, жучара, закрой рот! Почему донесение вовремя мне не представил? — накинулся я на Мелещенко. — Выговор объявлю, когда в полк придем.

— В полку уже вместо тебя найдутся настоящие начальники.

— Вот именно. В рейд эти начальники ходить не ходят, а я за них отдуваюсь.

— Ничего! — успокоил Митрашу. — Скоро нам третьего по счету замполита батальона пришлют. Отдохнешь.

— Может, тебя назначат?

— Спасибо, не хочу за вас, балбесов, отдуваться. Я уж лучше в отпуск схожу и буду на замену готовиться.

— Счастливчик, — вздохнул Микола. — Ну, пошли, «почуфаним»!

— Иди один.

Мы с Саней прыснули от смеха и пошли к своим ротам.

— Ну и словечко «почуфаним».

— Рассказываю всю родословную Мелещенко, — ухмыляясь, сказал Мелентий. — У Миколы, был брат, который учился со мной в одной роте в училище, по имени Гриша. Так вот, Микола — младший брат, этого Гриши. Придет к братьям посылка с родины, с Украины, полная сала. Счастье у братиков — прямо глаза светятся от радости.

Приходит в роту младшенький к старшему: «Братуха, пойдем, почуфаним!» Зайдут в класс, сядут за стол, нарежут сала, чесночку, лука и как зачавкают! Рожи их счастливые, лоснятся, как у двух жирных котов, объевшихся сметаной. Жлобы. Все вдвоем сожрут, перешептываясь, ни на кого не обращая внимания. И каким образом этого Миколу в Афган загнали, да еще в боевой батальон зацепили, ума не приложу! Тьфу.

Он сплюнул под ноги, словно прогоняя неприятные воспоминания.

— Так ведь в Кабуле в отделе кадров Миколе пообещали, что будет служить возле штаба армии.

— Ах, вот как его обманули. Ну, с батальоном, понятно, обманули, а вот как в Афган заслали? Как он не вывернулся?

— Не знаю, не знаю, надо будет спросить.

— Ну что, по ротам или на обед в столовую?

— По ротам. Никифор, не лезь нигде на рожон. Тебе еще полтора года до замены. Войны на твой век хватит.

— Спасибо, за заботу. Но думаю, после бойни под Бамианом хуже уже не будет. Ты в такую переделку за два года попадал?

— Нет, Ник, бог миловал! Но и ты не расслабляйся. Как в песне поется — «вот пуля пролетела и ага!» Ну, будь здоров!

Погода все ухудшалась. Моросил мерзкий мелкий-мелкий дождь, похожий на мокрый туман. Всепроникающая сырость ухудшила настроение. Богом забытые места. Пока я дошел до своей роты, тактическая обстановка резко изменилась. Машины вновь заревели двигателями. Получен приказ на срочное выдвижение из долины. С таким трудом входили и вот уходим. А куда?

Вышли к аэродрому в базовый лагерь к дивизионным тылам. Задачу поставили такую, что в животе похолодело. Батальон занимает не сопки, господствующие высоты в районе Ниджераба. Горы покрыты снегом, температура порядка минус десять, сильнейший ветер. Может, задача на день, а то до Нового года осталось всего ничего. Есть совесть у командования или нет?

Рота поднималась выше и выше, снег становился все глубже и глубже. Сбитнев отправил меня на самый верх. Холод стоял собачий. Какие могут быть «духи» в такую погоду в промерзших горах? Мы разбили лагерь, вырыли в снегу лежанки, окружив их камнями. Три круглосуточных поста: у одного поста — я, у другого — зам. комвзвода Дубино, у третьего — сержант Полканов.