Сергей Щербаков - Щенки и псы Войны Страница 48

Гаджи достал из кобуры «макаров», передернул затвор, извлек обойму и протянул «ствол» солдату. Наступила мертвая тишина. Николай словно замороженный неподвижно стоял посреди поляны с понуро опущенной головой. Его невзрачная мешковатая фигурка была похожа на клоуна. Потрескавшиеся сбитые пальцы судорожно сжимали и разжимали потную рукоять пистолета. Напряженные лица боевиков были устремлены на него, некоторые, споря, улыбаясь, тихо переговаривались между собой.

— Слово джигита, — раздался за его спиной вкрадчивый голос Азиза.

Солдат вздрогнул как от удара хлыстом при этих негромко произнесенных в тишине словах.

Колька поднял стриженную русую голову и оглянулся на Азиза. В больших серых глазах солдата была пустота. Они ничего не выражали. Они были неживые, это были глаза мертвеца. На лице растерянность, мелко дрожали бледные по-детски пухлые губы. Он хотел что-то сказать, но страх настолько сковал его, что из горла вырвался только слабый хрип.

Так страшно ему было только раз в жизни. Когда ему было восемь. Они жили тогда в степи в военном городке. Он, родители и его старший брат Вадик. Как-то летом в выходной семьей решили съездить отдохнуть на одно из соленых озер. И шофер отца Иван Иванович, молодой усатый красавец, попросил разрешения взять на рыбалку своего друга, учителя П.

Братья обожали Иван Ивановича, это был живой веселый парень, который часто катал их на машине. Отец всегда возил с собой две винтовки, «мелкашки», которые обычно лежали за передними сидениями. Охота в тех краях была знатная, и он часто домой привозил уток, лысух, зайцев.

Отдых на природе, как правило, без выпивки не обходился. Произошло то, что учитель здорово накачался и стал буянить, приставая ко всем. На обратном пути заехали к знакомым казахам. Родителей пригласили на бешбармак. Отец велел Иван Ивановичу отвезти пьяного друга и детей домой, а потом вечером приехать за ними.

Только отъехали с километр, как П. стал вновь выступать. Иван Иванович остановил машину и выволок учителя наружу. Тот пытался ударить его, размахивая бестолково руками. Иван Иванович бросил противника через себя и, оседлав его, стал его шлепать по щекам. Надавав оплеух, вновь запихнул буяна в машину. П. притих, из носа у него капала кровь, которую он размазывал ладонью по лицу.

Перепуганный Колька сидел рядом с братом, судорожно вцепившись в поручень, боясь оглянуться на пьяного. Внутри у него все тряслось и замирало от страха.

Учитель с разбитым носом не унимался.

— Ты, чью кровь пролил, гад? — бубнил он, вымазав кровью указательный палец и тыча им.

Вдруг дико заорав, он сзади обхватил руками Иван Ивановича за шею и стал его душить. Тот, притормозив, повернулся и двинул учителя кулаком в физиономию. От удара П. разжал руки и свалился как мешок с бокового сидения. Потом он вдруг заметил лежащие за передними сидениями винтовки и вцепился в одну из них. Заглушив мотор, Иван Иванович перебрался назад к разъяренному противнику.

— Вадик, садись за руль!

— Иван Иванович! Я не смогу!

— Не бойся, сможешь. Это не трудно. Главное, делай, что я скажу. И без суеты.

Двенадцатилетний мальчишка пересел на шоферское место, крепко ухватил дрожащими руками руль.

— Выжимай стартер!

Нажата педаль. Машина заурчала.

— Молодец! Рычаг переключи на первую!

Рычаг переключен. Побледневший пацан с силой толкает его до упора.

— Хорошо! Теперь плавно отпускай сцепление и дави на газ!

Машина, истошно рыча, резко скакнула вперед и заглохла.

— Фу ты, черт! Да не так резко! Давай снова!

Машина пылила по степи. Это напоминало фильм «Последний дюйм», где сын летчика, мальчик Дэви, спасая раненого отца, смог взлететь и привести самолет на родной аэродром. Наконец между выгоревшими на солнце сопками показался родной поселок.

Вот и сейчас Колька испытывал то же самое, что и много лет назад. Страх сковал его, в горле пересохло, его всего трясло как малярийного, на лбу проступили грязные капельки пота. «Макаров» тянул вниз руку.

Неожиданно, он резко обернулся и вскинул руку по направлению Азиза. Но выстрелить он не успел, две автоматные очереди слились в одну…

Потом тела убитых сбросили в глубокое узкое ущелье, где шумел, завихряясь, стремительный горный поток. И понесла их студеная река к «своим», они плыли то вместе, то обгоняя поочередно друг друга, пока тело старшего лейтенанта на одном из перекатов не зацепилось за торчащую из-под воды корягу и не осталось за тем поворотом. Дальше Колька поплыл один, задевая за колючие прибрежные кусты, за камни, окунаясь в буруны восковым лицом, раскинув руки, словно парящая птица. На третий день его заметил и вытащил на берег щуплый белобрысый солдатик, шофер из артдивизиона.

Через месяц Кольку разыскала мать. Веру Владимировну после двух месяцев сплошных мытарств и скитаний по Чечне в поисках без вести пропавшего сына дорога привела в Ростов в 124-ю Центральную лабораторию медико-криминалистической идентификации Министерства обороны, где среди сотен неопознанных погибших солдат, она, наконец-то, нашла своего мальчика, свою кровинушку. В отличие от других несчастных матерей, она опознала сына сразу. По татуировке на руке. Еще в шестом классе Колька сделал крошечную наколку «Марина», по уши влюбившись в светленькую девчонку со второго подъезда…

Вера Владимировна, как только узнала, что Колю послали в Чечню, места себе не находила. Вся испереживалась. Смотрела все выпуски новостей по телевизионным каналам и все репортажи оттуда. Собирала вырезки из газет, в которых было хоть малейшее упоминание о военных действиях в мятежной республике. А редкие письма, которые почему-то так долго шли от сына, она перечитывала по многу раз. О себе писал он скупо, все больше о своих товарищах. Как-то показали видеокадры, снятые боевиками, на которых был пленный избитый изможденный офицер в наручниках. Его пинали ногой в живот, и он повернув лицо в камеру говорил разбитыми в кровь губами: «Мама, помоги. Сделай, что-нибудь…». Это произвело на Веру Владимировну сильное неизгладимое впечатление, перед ее глазами днем и ночью стояло лицо молодого офицера, просящего помощи у матери. Ни у кого-нибудь, а у матери. Ни у вершащих судьбами народа и страны, бросивших его в эту кровавую бойню и забывших о нем, а у своей матери…

Замучила бессонница. Все валилось у нее из рук. Работа не клеилась. Коллеги по работе знали, что у сотрудницы сын на войне и с сочувствием и пониманием относились к ее страданиям. Неожиданно письма перестали приходить из Чечни. Она забеспокоилась, пробовала звонить по прямой «горячей» линии в Москву, там отвечали, все нормально, рядовой Николай Селифонов в списках раненых и погибших не значится. Она успокаивалась на некоторое время, а потом снова звонила. Но писем так и не было.

Ударом среди ясного неба для нее был вечерний телефонный звонок одной женщины, матери сослуживца сына. Она-то и сообщила ей жуткое известие, что Коля пропал без вести. Об этом та узнала из письма своего сына. Вера Владимировна тут же, сорвавшись, поехала через весь город, чтобы собственными глазами прочесть эти страшные строки. Машина, на которой ехал ее сын, попала в засаду, устроенную боевиками. Среди убитых ее сына не оказалось…

Потом были звонки в воинскую часть, где служил Коля. Там подтвердили. Да, пропал без вести. Не теряйте надежду. Ведутся поиски.

Ведутся поиски! Кто его ищет? Кому он нужен? Рядовой солдат! Кому? Кроме нее! Этим, что ли?

Она пыталась представить лицо пропавшего сына, но перед ее глазами стояло несчастное лицо того пленного избитого старшего лейтенанта, молящего о помощи. Он жалобно смотрел на нее и его губы шептали: «Мама помоги! Сделай, что-нибудь!»

Работа валилась из рук, она ничего не соображала, что делает. Похудела, осунулась, вечно заплаканные глаза. Весь коллектив переживал за нее.

Взяв отпуск без содержания, поехала в Чечню на розыски. Разрушенные дома, беженцы, военные, глаза полные ненависти, грязная ругань, лязг бронетехники… За время скитаний она встречалась с множеством людей, и с командиром батальона, в котором служил сын, и с солдатами, и жителями близлежащих сел, и с беженцами, и с боевиками… Всем показывала его фотографию, чтобы хоть что-нибудь узнать о судьбе сына. Но все безрезультатно. Коля исчез, как сквозь землю провалился. Ни малейшей ниточки, за которую можно было зацепиться.

Однажды, заночевав в одном из предгорных сел, в доме сердобольной чеченской семьи, она ночью почувствовала сильное тревожное сердцебиение, которое заставило ее проснуться, вскочить с лежанки и подойти к окну. Словно кто-то звал ее. За окном в холодном предрассветнгом сумраке мимо дома по дороге быстро промчалась легковая машина. По мере того, как удалялись звуки машины, так и биение сердца стало постепенно затихать. Что это было? Она не знала. Может быть знак свыше? Может быть что-нибудь с Колей? Мучил ее вопрос.