Николай Прокудин - Гусарские страсти Страница 48

— Чего тебе от меня нужно? — оборвал Никита.

— Утюг! Буду сушить рубаху и брюки! В трусах по поселку идти не хочется.

Глава 23.

Вендетта

Вечером Рахимов собрал подчиненных своих в кабинете:

— Докладывайте! Что творится в батальоне? Мне не нравится обстановка! Пьете, хулиганите! Занимаетесь неизвестно чем!

— Например? — неосторожно уточнил Хлюдов.

— Ах, например?! Вам примеры нужны, Хлюдов! А скажи мне, Хлюдов, это правда, что вы с Ромашкиным в Иран едва не ушли?

— Откуда такие невероятные сплетни?! Врут! Все врут!

— Врут? Все? Кто — все?! А эти четыре всадника вчера тоже врут?!

— Четыре? Всадника? Не знаю таких!

— А они вот знают вас, Хлюдов! Вас и спрашивали. Володю и Никиту. В папахах, с берданками. Выглядят — чисто басмачи! Федаинами назвались. Говорят, повстанцы заждались у иранской границы, а вожди все не едут! А?!.. Хорошо, я был дежурным по полку, послал их подальше. А другой на моем месте взял бы и доложил! Нарушители границы и смутьяны, подстрекатели к бунту служат в моем батальоне! А?!

Что «а?!», ну что «а?!». Остается одно — встать и покраснеть.

— Да мы… просто направление попутали…

Направление они попутали! А если бы вы с Ромашкиным… С Ромашкиным, так?!

— Ну, где-то так…

— Где-то! А если бы вы с Ромашкиным в гиблые пески ушли?! Ищи ваши трупы вертолетами! И вообще!.. Где Шмер? — неожиданно повернул Рахимов. — Ромашкин, докладывай!

— Ничего не знаю. Справку о болезни Шмера, я принес, комбату отдал. Шмер в Ашхабад уехал лечиться.

— Он что, человек-невидимка? Взводного пятый день никто не видит!

— Да я и сам его только мельком…

— Мельком, понимаешь! Тогда о тебе, Ромашкин! Кто вам, товарищ лейтенант, бровь подбил?

— Шел, неудачно в темноте споткнулся, упал, испачкался.

— Больше ничего не добавите? Про притоны, про девок распутных?

— Нечего добавить, товарищ майор!

— Х-х-хорошо… Теперь о вас друзья мои! — Рахимов переключился на Колчакова и Хлюдова. — Наслышан, что отношения выясняете. Я решение уже принял. Тебя Колчаков, как только представится случай, — в Афган. А тебя, Хлюдов, к сожалению, пока в Москву-столицу не могу вернуть. Сами решайте вопрос о переводе, не то я вас сплавлю еще дальше — в Небиддат, в песках раскаленных погреться!

— За что меня на войну?! — взбеленился Вадик Колчаков. — Я исправляться начал, пить бросил, жениться на сестре капитана Хлюдова собираюсь!

— Я те соберусь! Все зубы пересчитаю! Жених! — рявкнул Хлюдов. — Девчонке учиться нужно, а ты ей голову дуришь!

— Еще вопрос, кто кому голову вскружил, и кто кого охмуряет! — огрызнулся Колчаков.

— Эх, когда же меня, подальше от вас, на Родину отправят! — со стоном схватился за голову замполит батальона.

— Куда? — дипломтатично поинтересовался Никита. — В Белоруссию или в Азербайджан?

— На Украину! — криво усмехнулся Рахимов. — Больно я сало люблю. Хочу к хохлам! Короче говоря, разгоню я вас всех на хрен! Тебя Никита тоже!

— На хрен?

— В Афган! К черту!

— А я вас давно прошу спровадить меня за «речку».

— Теперь я окончательно созрел, сам попрошу начальство за тебя. Похлопочу, организую тебе тур поездку на войну.

— Ну и ладно!

— Ну и ладно. Вот и хорошо, вот и поговорили. Без взаимных обид. Теперь слушай мою команду, офицеры! Запрещаю пить в течение месяца! Никаких пьянок! Что-то мне подсказывает, быть какой-то беде. Очень плохие ощущения и предчувствия.

Хлюдов встал, поплевал через левое плечо и демонстративно перекрестился на портрет Ленина, а затем отбил три глубоких поклона в сторону фотографии Генерального секретаря.

— Не юродствуй! — рявкнул Рахимов. Накажу! И папа не поможет!

— Я?! Юродствую?! Я, товарищ майор, истинно верую в победу коммунизма! А вы? Разве не верите?

— Верю-верю!.. Пошли вон! Шуты-скоморохи!

Едва офицеры вышли на лестничную площадку, как Хлюдов с размаху врезал в глаз Колчакову:

— Я тебе покажу, как сеструху портить!

Тот в ответ ударил капитана в челюсть.

Никита бросился разнимать:

— Брэйк, брэк! Стоять, дураки! Тайм аут!.. У меня коньяк в сейфе стоит. Пойдем! Выпьем и проведем мирные переговоры.

Взъерошенные офицеры тяжело дышали и вытирали платками кровь с лица. У одного был разбит нос, у другого губы. Злобно смотрели друг на друга. В конце концов, подняли с пола фуражки и двинулись на второй этаж.

— Эх, вы, сродственники! — сострил Никита.

— Пошел к лешему! — огрызнулся Хлюдов.

Едва выпили по три рюмки и разлили для четвертого захода, как в кабинет ворвался Рахимов:

— О! Так и знал! Уже пьют! Кому я велел не пьянствовать месяц?!

— А с какого дня введен «сухой закон», вы не установили! — хмыкнул Хлюдов. — Мы думали — с завтрашнего. Вот решили, чтоб не прокисла, прикончить крайнюю бутылку.

— Эге! — майор заметил припухшие физиономии и набухавшие синяки, которые постепенно принимали липовый оттенок. — Уже успели схлестнуться. Ну, значит, бабы правду говорят, побьют друг друга. Все как в анекдоте! Бабы не врут. Налей-ка, Ромашкин, и мне, что ли. Для успокоения нервов. Если пьянку нельзя предотвратить, значит, ее нужно возглавить.

Рахимов в четыре глотка выпил дорогой коллекционный продукт, подарок от солдатского родителя из Армении, отломил половину шоколадки «Аленка», забросил его в пасть и схрумкал.

— А что за анекдот, товарищ майор? Ну, где «бабы не врут»? — попытался перевести на неформальные рельсы Никита.

— Анекдот? А-а-а… Служил, понимаешь, в гарнизоне типа нашего Педжена, один взводный. Дурак-дураком. Долго служил, а никак вырасти до ротного не мог. Пил, гулял, дурака валял. Однажды жена ему вдруг говорит: «Тебя, Вася, завтра ротным назначают». А тот: «С ума сошла? За что? Я и на службе-то почти не появляюсь». «Это твое дело. Но бабы говорят, они все знают!». Действительно, утром вызывает командир полка, хвалит за службу и назначает Васю ротным. А он и дальше пьет — то должность обмывает, то звание. К роте и не подходит. Жена вскоре опять заявляет: «Вася, тебя замом командира батальона назначают!» «Да я только ротным стал, а работать еще и не начинал. За что меня выдвигать?!» «Не знаю, бабы говорят, а они все знают!» И точно! Командир оформляет представление на вышестоящую должность. Вася от радости за ум вязался, работать начал. Несколько месяцев добросовестно служит. Карьера наладилась! Должность, звание, вот-вот академия. Чудеса! Но тут жена заявляет: «Тебя, Вася, скоро посодют!» «За что? Не пью, не ворую, службой занялся, а ты каркаешь!» «Не знаю, за что именно, но так бабы говорят…» И точно! Ночью постучали, увезли, посадили в камеру — дознание, допросы, протоколы. Жена на свидание приезжает, а Вася ей первым делом вопрос: «Дорогая, ну что там бабы говорят?» А она: «Что бабы говорят, не знаю, но прокурор гарантирует лет пять!»

Спустя томительную долгую паузу офицеры дисцилинированно рассмеялись, осознав, наконец, что анекдот закончен.

— Вот и я вам обещаю что-то подобное, — наставительно заключил Рахимов, — что прокурор предрекал. Приказываю, прекратить валять дурака! Марш по домам!

Шмер, будто бы поправившийся после болезни, появился в полку через десять дней. Свеж, упитан. Уши зажили и более не зеленели. Ни синяков, ни ссадин.

Два дня взводный, словно следопыт, ходил по казармам полка, вглядывался в лица солдат и сержантов, вслушивался в их речь.

Ромашкин к нему с расспросами не приставал, но догадался, что приятель ищет похитителей. Мишка не расставался с гранатой и Никите ее обратно не вернул. Кроме того, постоянно носил при себе малую саперную лопатку в чехле и тренировал руку в метании по деревянной мишени. Восстанавливал былые навыки.

По прошествии нескольких дней Шмеру подошла очередь, заступить помощником дежурного по полку. Следующим вечером дежурство закончилось, и ничего не предвещало беды. Мишка был спокоен и сосредоточен. В свободное время, когда дежурный садился к телефону, он выходил во дворик и метал в толстое дерево лопатку. Саперная лопатка в умелых руках — страшное оружие!

Дежурный остался в «караульной будке» ожидать сдачи караула, а Шмер пошел в батальон разоружаться. В оружейной комнате сержант, дежурный по роте, пересчитывал автоматы, балагурил о чем-то, громко и гортанно переговариваясь с другим сержантом. Дежурный хохотал и звонко прищелкивал пальцами.

Черт! Да ведь это Кунакоев! Он! Сволота! Точно! Его голос! Его смех! И это пощелкивание! Под боком был, а Шмер его по полку искал!

Второй сержант вышел в туалет, а Шмер подошел к решетке. Сержант слегка изменился в лице, но весело спросил:

— Пришли сдавать оружие товарищ старший лейтенант?

Шмер достал из кобуры ПМ, дослал патрон в ствол:

— Нет, не сдавть! Грохнуть тебя пришел! Как собаку!

Шмер выстрелил два раза. В живот и в грудь. Выстрелы в пустой казарме — словно громыхнул гром.

Шмер приставив пистолет к виску Кунакоева: