Владимир Шатов - Сталинград Страница 48

 Николай ответил ему благодарным взглядом и молча отошёл. Во время еды он невольно залюбовался фигурами из снега, сотворёнными пургой и прилепленными на ветки деревьев. 

 - Где мне теперь искать Валю? – гадал грустный юноша.

 Он подошёл к костру, около которого сидела группа партизан. Они сосредоточенно скребли уже опорожнённые котелки. Прикурив от уголька и намереваясь немного отдохнуть, Коля присел к теплу. Вдруг раздался знакомый голос:

 - Пацан, здорово! 

 Это тот самый голос, который так здорово подстегивал его виртуозной матерщиной в темноте прошедшей ночи. На дороге стоял с широкой улыбкой разведчик Иван Стручков.  В это время из палаток вынесли к подошедшей подводе раненых, которые отвлекли внимание.

 - Так это ты всем растрепал? – с обидой голосе спросил Коля.

 - Смотри, твой крестник! - Торжественно произнёс Стручков и показал на первые носилки.

 На них лежал человек в немецкой форме. Вся его голова была в бинтах. Взгляд его одного, свободного от повязки глаза, скользнул по фигуре парня, и ему показалось, что в нём отражается не столько страдание, сколько радость.

 - Видимо, мой удар принёс ему вместе со страданием и облегчение, - почему-то обрадовался Сафонов, - так как повлек за собой плен, а с этим и освобождение от войны и от бессмысленного риска потерять свою жизнь.

 Невраждебное отношение госпитального персонала убедило немца в безопасности, и он был уверен в своей встрече с семьей. Мысли Николая прервал разведчик:

 - Жди награды.

 - Меня уже наградили…

 Сафонов не стал рассказывать ему о полученной уже взбучке от своих командиров и даже не поинтересовался о ценности показаний «крестника», а спросил о Вале.

 - Вот ты кого, оказывается, шукаешь? - сказал он с усмешкой. - Да она давно улетела.

 - Когда?

 - Как только установилась погода, её впихнули в кукурузник.

 Как будто желая увидеть её, Коля взглянул на восточное небо, но там ничего не было. Сбивая его взгляд, в высоту поднялась кем-то спугнутая птичка и, расправив крылья, стала кружиться над одним местом, а затем снова нырнула в кусты, и вместе с ней опустился на землю взгляд Николая.

 - Нам по пути? - спросил разговорчивый разведчик. – Тебе же донесение снова доставлять?

 - Писарь приказал после обеда зайти за пакетом.

 - Поедем вместе?

 Сафонов молча кивнул головой и медленно пошёл к лыжам. За всю густо переметённую снегом обратную дорогу Стручков своей весёлой болтовнёй, наполовину перемешанной с матерщиной, не смог развеять мрачное настроение Николая.

 Вскоре карательный отряд мадьяр и полицаев атаковал партизанское соединение, в котором воевал Николай Сафонов. У партизан была пушка, бой шёл два дня, пока не закончились снаряды и патроны. Партизаны отступили, многие жители ушли с ними в лес. Из тех, кто остался, каратели расстреляли 60 человек. Одного старика подняли на штыки.

 - Его дочь от такого жуткого зрелища сошла с ума. – Рассказывали потом выжившие свидетели.

 - Страсти Господни!

 Оккупанты вновь заняли Криницы. Жителей под конвоем погнали в соседнюю деревню. Одна женщина несла на руках грудного ребёнка, другая вела сына за руку. Идти с двумя детьми было тяжело, и она отставали от других.

 - Оставьте их на дороге. – Попросили за них односельчане.

 Немец-конвоир спокойно застрелил мальчика, а мать ударами приклада погнал дальше…

 - Ты видел, как этот ирод мальца стрельнул? – шёпотом спросил Коля.

 - Жаль патроны кончились, а то бы я ему ответил… - зло прошипел Стручков.

  В горячке и спешке рассредоточившиеся партизаны не нашли ничего лучшего как спрятаться в копнах прошлогодней соломы на поле и видели как мимо гнали заложников. 

 - Может не найдут? – волновался Николай, зарываясь поглубже в прелую солому.

 - Сиди тихо, - цыкнул на него Иван, - копаешься как трактор… 

 Попрятавшихся партизан легко вычислили по следам на снегу и, собрав по схованкам, привели в село. Их выстроили на глазах у взятых в заложники родственников и начали расстрел.

 - Нас расстреляют, - в последнюю минуту сказал Стручков, - родных отпустят…

 Сафонов стоял напротив маленького мадьярского офицера.

 - Дрожит гад, - отметил он нервные движения венгра.

 Когда тот поднял пистолет и выстрелил, Николай, на мгновенье, опередив вспышку, упал лицом вниз. Пуля попала в живот, но раненый был в сознании. Он слышал, как офицер передёрнул затвор и приставил пистолет к его голове.

 - Щёлк! Осечка! – как в тумане отметил Колька. - Вновь передёрнул! Осечка…

 Мадьяр пнул раненого сапогом в лицо, но Сафонов сдержался и признаков жизни не подал.

 - Готов! – офицер спрятал пистолет в кобуру и приказал: - Сожгите деревню! 

 Николай лежал ничком и не подавал признаков жизни до тех пор, пока на нём не загорелась на спине верхняя одежда. Ничего не видя в едком удушливом дыму, он куда-то пополз и провалился в сортир. Спину перестало жечь, но и выбраться отсюда самостоятельно он не мог.

 - Утону в дерьме, - заплакал обессиленный парень.

 Лишь через сутки на пепелище возвратились родственники, чтобы похоронить убитых и, заслышав стоны, вытащили его из зловонной ямы. Пуля прошла по касательной, не повредила кишок и он, на удивление соседей и на радость родственникам, быстро пошёл на поправку.

 - В роду Сафоновых все живучие…

 - И дед таким был и отец!

 Жена соседа Михаила Матвеева присутствовала при расстреле мужа, будучи беременной. Одной рукой она держалась за живот, а другой облокотилась на чьё-то плечо. Ночью она родилась дочь, и у неё на пол-лица оказалось родимое пятно.

 - «Пошептать» надо. – Посоветовала её мать.

 Девочку отнесли к бабке-знахарке выговаривать и, от родимого пятна не осталось и следа. Про этот случай Николай узнал, пока отлёживался после ранения, его решили спрятаться от «греха подальше» на окраине села у односельчанина, тоже связанного с партизанами.

 - У меня уже прячется один родственник. – Скромно признался он.

 - Вдвоём будет веселее! – откликнулся Коля и полез на чердак.

 Однако им не повезло. Примерно через месяц опять в их деревне столкнулись немцы и партизаны. Хозяин спустил их в погреб по лесенке, накрыл сверху крышкой и забросал сверху навозом.

 - Для пущей маскировки. – Важно сказал он.

 - А мы не задохнёмся? – крикнул снизу встревоженный Николай.

 - Там есть душник…

 Однако немцы именно здесь решили устроить оборону от возможного наступления. Хата стояла на высоком берегу реки Сож. Фашисты заставили хозяина разбросать навоз и установили пулемёт прямо на крышке погреба.

 - Другого места найти не могли! – тихо выматерился Сафонов.

 - Нигде от них нет спасения… - согласились товарищи по несчастью.

 Прятавшиеся в погребе вскоре почувствовали, что дышать им стало трудно.

 - Отдушина видать забилась.

 - Ага, - высказал догадку красный как бурак Колька, - навозом её забросали.

 Посовещавшись, они решили, что лучше умереть от удушья, чем подняться наверх и быть расстрелянными немцами. Попрощались и стали ждать конца. Вдруг напарник по заточению не выдержал нехватку воздуха, вскочил, стал кричать и стучать палкой в крышку погреба.

 - Нечем дышать!

 - Ты сдурел! – тянул его вниз Николай.

 Немцы завозились, открыли погреб и скомандовали выходить. В их речи между собой часто слышалось слово «партизанен». Последовал приказ зайти в хату, где уже сидело несколько пленных партизан. Здесь инициативу в свои руки взял Сафонов:

 - Мужики, всё равно они нас расстреляют.

 - Как пить дать!

 - Нужно попробовать сбежать, - шёпотом предложил он, - рядом речка и кусты.

 - Кто-нибудь да спасётся.

 - Я скомандую: раз, два, три и – кто в окна, кто – в дверь!

 Никто особо не спорил, все согласились с планом. Приготовились и кинулись разом из дома. Стрельба, автоматные очереди, крики. Пока товарищи лезли в окна и двери, Николай замешкался на секунду и остался один в хате.

 - Куда теперь бежать? – гадал он.

 Выстрелы прекратились. Худой Коля кинулся к печи и протиснулся в щель под неё. Немцы зашли, что-то «погырчали» по-своему и, оставив дверь открытой, ушли.

 - А вдруг вернутся?

 Два дня он не вылезал из-под печи, пока не вернулся хозяин и, стало ясно, что немцы село покинули.

 - Давай браток пробирайся в отряд, - посоветовал ему мрачный хозяин. – Здесь покоя не будет.

 - Я уже догадался...

 - Вот и иди парень с Богом! 

 9 ноября в Сталинград пришла настоящая зима. Температура упала до минус 18 градусов. Волга благодаря своим размерам замерзала медленно, но судоходство стало крайне затруднительно. 11 ноября перед рассветом началось последнее немецкое наступление. Ударные части 71-й, 79-й, 100-й, 295-й, 305-й и 389-й пехотных дивизий вместе с четырьмя свежими сапёрными батальонами атаковали узлы сопротивления русских. И хотя немецкие части понесли большие потери в предыдущих боях, численность их была ещё велика.