Борис Крамаренко - Плавни Страница 49

Весть о разгроме армии Врангеля под Каховкой еще не дошла до штаба Алгина, и Тимка, зная о высадке десанта и его продвижении на Екатеринодар и Каневскую, не сомневался в скорой победе над большевиками.

Ему опротивело скитаться по плавням, прятаться в балках и по степным хуторам. И все же Тимка с затаенным страхом думал о том, близком теперь, дне, когда его отряд вступит в станицу. Ведь этот день будет последним днем для людей, судьба которых его заботит и волнует.

Он выходил во двор и подолгу прислушивался к стрельбе. Там, в нескольких верстах от хутора, дерутся его брат и отец с ее братом и другими недавними Тимкиными друзьями. Он пытался по звуку выстрелов определить, сломлено ли уже сопротивление гарнизона или еще нет. Но стрельба то замирала, то разгоралась с новой силой, и Тимка, облизнув сухие, потрескавшиеся от лихорадки губы, шел назад, к генералу.

…Гарнизонцев было значительно меньше, чем врангелевцев, и бой сразу же стал для Семена Хмеля очень тяжелым.

Обозленные продолжительным сидением в плавнях, врангелевцы, не ложась и не пользуясь прикрытиями, бросались в штыковые атаки. Спешенный Хмелем гарнизон медленно отступал к станице. Хмель не хотел пока вводить в бой резервную роту и, чтобы задержать яростный натиск и не дать обойти себя с флангов, сам переходил несколько раз в конные контратаки.

Комсомольско–партийная рота вступила в бой на рассвете третьего дня.

С винтовками наперевес, шли цепями молодые комсомольцы и коммунисты. Их вел седоусый ротный командир. Немного позади молодой парень в зеленой гимнастерке нес развернутое алое знамя.

«Нема Абрама, подывывся бы он на своих хлопцев!» — пожалел Хмель, но вот застрочили впереди пулеметы, и рота с коротким «ура» бросилась в штыки.

Семен Хмель поднялся во весь рост.

— Хло–о–о-оп–пцы–ы-ы, в атаку, за мно–о–о-ой! — он выхватил маузер, побежал вперед и тут только заметил, что позади роты шли две сестры милосердия в зеленых косынках и с зелеными нарукавными повязками с вышитыми на них красным шелком крестами. Хмель еще раз взглянул: да, он не ошибся, то были Наталка и Зинаида Дмитриевна. Он хотел крикнуть, выругать их за то, что они пошли в бой без его ведома, но времени не было.

Наступление комсомольско–партийной роты и гарнизона приостановило натиск конного резерва Гая. Весь день кипели упорные схватки, но к вечеру перевес сил противника все же сказался, и Хмель отступил.

Ночью при свете факелов наспех перевязывали раненых и отправляли их на подводах в станицу. Туда же везли и убитых.

Когда последний раненый был положен на подводу, Хмель отвел Зинаиду Дмитриевну в сторону и сказал:

— Забирайте Наталку и назад не возвращайтесь… Отступаем на линию окопов. Если понадобитесь, вызову из станицы.

Крепко пожав ей руку, он скрылся в темноте.

Утренняя заря застала гарнизон в окопах. Первым проснулся Бабич. Он спал на постланной бурке, рядом с Хмелем. Бабич осторожно, чтобы не разбудить товарища, поднялся, зевнул и пошел к ближайшим дворам, где стояли лошади его сотни. Но не успел пройти и сотни шагов, как из степи послышались выстрелы.

— Опять прут! — проворчал Бабич и повернул назад к окопам. Горнисты уже играли тревогу, и бойцы спешили занять свои места. Когда Бабич подошел к окопам, они уже ощетинились в сторону степи остальными остриями.

Хмель с биноклем в руках стоял возле пулеметчиков. Заметив Бабича, подозвал его к себе.

— Павло, бери половину своей сотни, сажай на коней и мотай по краю станицы.

— Боишься, чтобы не обошли?

— С самим Алгиным дело имеем… Что–то там у Андрея сейчас робится?..

— Не лучше нашего. Зря ты гонца к нему отправил. Помочь он нам не может, только душой болеть будет.

— Нет, Павло, надо было известить: може, что выдумает. Ежели нас Алгин разобьет, он им в тыл ударит.

— Ежели, ежели… Да вот и они! Верно, опять пьяны, как и вчера…

— Где они?

— Вон на том холме, смотри…

— Да нет, то наши секреты отходят.

Вскоре два взвода первой сотни вышли из окопов и отошли к садам. Хмель сам проверил исправность пулеметов, установил прицелы и стал ждать.

В степи показалась группа всадников. На пике одного из них виднелся белый флажок. Хмель поднял к глазам бинокль.

— Эге, сам пан полковник разговаривать хочет.

А ну, хлопцы, возьмите их на мушку! — Он вылез из окопа. Всадники приближались. Уже и без бинокля можно было разглядеть на серой лошади худощавую фигуру полковника Дрофы.

Хмель вышел вперед окопов шагов на двадцать и стал, заложив руки за спину.

Всадники остановились в полусотне шагов от него. Дрофа подъехал к Хмелю.

— Я хочу разговаривать с Семенным.

— Я его помощник.

— Знаю, но мне нужен Семенной.

— Он в станице.

— Немедленно передайте ему, что генерал Алгин в последний раз спрашивает у него ответа. Мы будем ждать два часа… Лично тебе предлагаю прекратить бессмысленное сопротивление. Присоединяйся к нам, произведем тебя в офицеры.

— Что еще?

— Если же не сдадитесь, весь отряд будет уничтожен, а семьи гарнизонцев лишены казачьего звания… в общем, сам знаешь, не поздоровится…

— Добре знаю, — нахмурился Хмель.

— Слушай, Хмель, советую тебе подумать. Мы предлагаем вам почетные условия сдачи.

Хмелю стал надоедать этот разговор. И кроме того, ему казалось, что Дрофа затеял эти переговоры лишь для того, чтобы отвлечь его внимание, пока алгинцы накапливаются вон в том кукурузном поле для атаки на его левый фланг. Отбросив вежливость, грубо проговорил:

— Николи мне с тобой, бандюгой, балакать. Дрофа поднял лошадь на дыбы.

— Ну помни, сволочь!..

— Не грози, пешая конница, не дюже лякаемся! — Хмель повернулся спиной к Дрофе и не спеша направился к окопам.

…Шел седьмой день боев. Врангелевцы несколькими атаками пытались взять окопы, но всякий раз бывали отброшены пулеметным огнем и ручными гранатами. Не удалось и обходное движение, предпринятое полковником Сухенко. Первая сотня Гая, обойдя ночью окопы, подошла на рассвете к станице со стороны железнодорожной станции, но была неожиданно атакована отрядом Бабича. В этой кавалерийской схватке был зарублен гарнизонный командир сотни хорунжий Георгий Шеремет. К полудню в окопах ждали новой атаки. Алгинцы ящерицами ползли по степи и накапливались для удара в высоком бурьяне и небольшом кукурузном поле.

В окопах было тихо, но за этой тишиной скрывалось напряжение сотен людей. Пулеметчики притаились возле пулеметов, готовые каждую минуту открыть огонь.

Подошел полдень, а атаки все не было. Ожидание томило. Гарнизонцы стали нервничать. Некоторые, выражая общую мысль, высказывались за конную атаку на врага, засевшего в кукурузе и бурьяне. Семен Хмель, внешне спокойный, медленно обходил бойцов, и ласковая улыбка пряталась у него в усах, когда при нем ворчали его друзья–партизаны, требуя наступления.

— Ничего, хлопцы, нам на голову не каплет. Может, они сейчас по третьей чарке пьют. Вот оботрут усы и высыпят на початки.

Но на самом деле Семен Хмель не был так спокоен, как хотел казаться. Он чувствовал, что этот натиск будет сильнее предыдущих, что Дрофа бросит на него сегодня оба своих отряда. «Устоят ли хлопцы перед натиском? Ведь патронов осталось лишь по одной обойме, а у пулеметов — по неполной ленте, и, что хуже всего, кончились все гранаты».

Хмель решился стянуть в окопы весь свой резерв, оставив в станице лишь один караульный взвод. «Ежели не выдержим здесь, то все одно придется из станицы уходить».

Подошел и минул обеденный час. Степка Пустобрех, варивший в ближайшем саду обед на весь отряд, не вытерпел и приполз в окопы.

— Семен Матвеевич, разреши хлопцам обедать, что же обеду–то пропадать?..

Хмель и сам ничего не ел со вчерашнего дня, он хотел уже разрешить взводам идти поочередно на обед, когда со стороны станицы донеслась беспорядочная перестрелка. У Хмеля сжалось сердце. Он поднес к глазам бинокль, стараясь разглядеть, что делается на станичных улицах. Вдруг он увидел бегущую огородами женскую фигурку. Из садов загремели выстрелы: видимо, за ней гнались и, не догнав, открыли стрельбу. Хмель бросился к ближайшему пулемету и, перетащив его при помощи бойцов на другую сторону окопа, дал по садам две короткие очереди. Выстрелы смолкли, женская фигурка поднялась с земли и побежала вперед, к окопам. Хмель лишь сейчас узнал в ней Наталку и побежал к

ней навстречу. Он принес ее в окоп на руках, а она, задыхаясь от быстрого бега, не могла вымолвить ни слова и лишь тяжело дышала, смотря на брата расширенными от пережитого ужаса глазами. Хмель сорвал с себя фляжку с водой и протянул ее Наталке.

— На, пей…

Но Наталка отвела его руку.