Петр Смычагин - Горячая купель Страница 49

— Я считал, что полицейские рассудят так же, как вы, и пошлют погоню за мной именно в том направлении, — прохрипел Карц и, откинувшись на спинку стула, повеселевшим голосом продолжал: — Не мог же я думать, что судьба сведет меня с вами в один день два раза! О, если бы я знал, что встречусь с вами здесь, то обошел бы это место за сто километров!

— Ну, а если бы я не знал вас?

— Тогда я мог бы сойти за самого обычного немца, какие переходят линию десятками. Именно за такого меня там и приняли, у самой проволоки.

Расчет бандита был прост и верен: здесь через сутки его могли освободить, если бы полицейское управление не догадалось разыскивать его по всем заставам.

Грохотало приказал увести Карца в комнату для задержанных и усилить охрану.

Оставшись один, лейтенант долго перебирал в памяти впечатления дня. Прикидывал самые невероятные варианты судьбы Карца, если бы его не вынесло к вечеру именно на эту заставу. Вся эта история чем-то живо напоминала случай из детства.

В лесу, недалеко от деревни, ребятишки обнаружили какого-то зверя, величиной с собаку, но похожего на кошку, только высокого на ногах. Он тяжело вспрыгнул на нижний сук дерева, а ребята — их было человек семь — начали бросать в него палками. Зверь жалобно рычал, но не убегал и не защищался. Ребята подходили все ближе и ближе, потом сбили зверя с дерева и на земле добили палками.

Перевесив через жердь это никому не известное чудовище, ребята принесли его в поселок. Вокруг них сейчас же собралась толпа любопытных. Все разглядывали добычу, шутили, но никто не знал, что это за зверь. Подошел бывалый охотник, дядя Егор. Он приподнял за загривок убитое животное и удивленно проговорил:

— Кхм, да как она попала сюда?

— Кто?

— Да ведь это рысь, робята. Она сохатого загрызает запросто. Как она вас не заела?!

Ребята не на шутку струсили и испуганно попятились от убитого зверя.

— Мертвой-то не бойтесь, — успокоил Егор, — ничего... Видать хворая была...

Володя сегодня дважды почувствовал себя на месте обескураженных ребятишек. Немало удивились и солдаты, когда узнали, с кем пришлось им иметь дело.

Но отчего же все-таки повеселел Густав Карц, когда речь зашла о самом тяжелом его преступлении: убийстве двух человек?

Поздно вечером Грохотало сходил к дедушке Редеру, бургомистру, и позвонил по телефону в Грюневальд. Полицейский обещал завтра же увезти Густава Карца для дальнейшего следствия.

9

В напряженной будничной жизни быстро пролетали дни за днями. Орел все еще болел. Рана затянулась скоро, но как только он резко наступал поврежденной ногой, корка на больном месте лопалась, и рана кровоточила. Поэтому на линию проверять посты Грохотало отправился пешком. За аркой окликнул его Карпов, стоящий на посту у подъезда.

— Возьмите вот это, товарищ лейтенант! — Он успел прихватить плащ-палатку и бежал с нею за взводным. — Возьмите, дождь будет.

— Тебе-то откуда это известно?

— Возьмите, не пожалеете.

Солдат бросил накидку командиру на руку и вернулся на пост. Будь на месте Карпова кто-нибудь другой, Грохотало и предсказаниям не поверил бы, и плаща бы не принял. А этот зря слов не бросал.

Действительно парило сильно: воздух стоял неподвижно; дышать было нечем; ласточки проносились над самой землей. С юго-запада из-за горизонта выплывали белые барашки облаков, не предвещавшие, казалось, никакого дождя.

Избушка, неизвестно кем и для чего здесь построенная, стояла у самой линии, справа от дороги. Ее видно было почти от деревни. Там располагался первый пост.

До избушки оставалось еще с километр, то есть половина пути, когда подул легкий бодрящий ветерок. Он пробирался в рукава и за воротник гимнастерки, приятно охлаждая тело. Вдруг набежала тень. Володя обернулся к солнцу — на оранжевый диск наползала огромная черная туча с фиолетовыми краями. Минуты через три рванул буревой ветер, полетели редкие, очень крупные капли дождя. Они громко щелкали по асфальту, образуя темные пятна величиною с пятак. Дождь быстро усиливался, сделалось темно, начался ливень. Накинув плащ-палатку, Грохотало заторопился под крышу.

Дождь загнал Жизенского и Колесника в избушку, и теперь они наблюдали за линией через небольшое окошко. Сержант Жизенский, как всегда, аккуратно одетый, доложил начальнику заставы, что дела идут хорошо, что задержанных пока нет и на постах все благополучно.

По окнам хлестал дождь, скатываясь сплошным потоком со стекол. Избушка то и дело освещалась ярким синеватым огнем молний. В углу, у двери, появилась течь. Но скоро дождь резко начал спадать, громовые удары слышались все дальше и дальше, становилось светлее...

— А у нас тут стали собачки появляться, — словно невзначай обронил Митя Колесник.

— Что за собачки? — насторожился лейтенант.

— Одну мы видели с Журавлевым, когда тут на посту стояли. Ту мы и во внимание не взяли. Бежит овчарочка, ну и хай себе бежит, думаем. А сегодня рано опять в том же месте проскочила. И такая же точно! Овчарка. А может, и другая. Как ее узнаешь?

— В какую сторону бежали?

— Туда, на ту сторону. Обратно не видно было.

— Хорошо бы задержать такую, — раздумчиво проговорил Грохотало. — Если еще появится, не зевайте.

Стало совсем светло, выглянуло солнце, но над избушкой висел еще край тучи, и падали последние капли дождя, редкие и крупные, как перед началом грозы. Трава под окном живо расправилась, сверкая на солнце прозрачными изумрудными каплями.

На улице посвежело, дул слабый ветерок, в выбоинах на дороге сверкали лужи, отражая куски голубого умытого неба.

— А вон она, товарищ лейтенант! — крикнул вдруг Жизенский, указывая в противоположную от линии сторону.

Огромными прыжками к линии бежала большая красивая овчарка.

— Жалко, — сказал лейтенант, — хорошая собака...

— А я хлеба принесу, — подхватил Митя и юркнул в избушку.

— Не надо! — крикнул ему Жизенский. — Какой дурак пустит собаку, чтобы она за каждым куском кидалась.

Собака быстро приближалась к линии.

В это время с английской стороны из деревни Либедорф выскочили два легких танка и помчались по дороге к первому посту. Команда держала люки открытыми.

Надо сказать, что англичане не имели на линии своих постоянных постов, кроме тех, что держали в пунктах пропуска между зонами. Но время от времени проезжали вдоль всей линии на легких танках. Зачем они это делали — им одним известно.

Не доехав до проволочной изгороди, танки круто свернули вправо и теперь неслись по засеянному полю, взрывая гусеницами целые тучи мокрой земли и уничтожая посев.

А по дороге, где только что прошли танки, сюда же, к посту, приближался легковой военный автомобиль, рассекая лужи на асфальте.

Митя все-таки вынес хлеб и бросил, пытаясь, окриком обратить на него внимание собаки. Но она, словно не видя и не слыша никого, бежала в строго определенном направлении. Жизенский присел на колено, ловя эту стремительную цель на автоматную мушку.

Собака бежала уже возле самой линии, когда послышалась короткая автоматная очередь — овчарка сделала огромный прыжок, проскочила между колючей проволокой изгороди, словно запнувшись, вытянулась во всю длину и затихла на земле, откинув голову.

Ни солдаты, ни их командир не были опытными пограничниками, да и охраняли не границу, а, демаркационную линию, где много допускается из того, что запрещено на государственной границе. Но они хорошо знали одно правило: если приходится стрелять, то лишь с таким расчетом, чтобы ни одна пуля не легла на противоположной стороне.

Жизенский стрелял вдоль линии, и пули легли на своей стороне, но убитая собака оказалась за проволокой. И в это время к самой линии подскочила английская машина...

Из нее вышел щупленький, небольшого роста капитан английской армии. Маленькие очки в, серебряной оправе и невоенная осанка придавали ему вид штатского чиновника. Улыбнувшись и вскинув руку под козырек, он что-то сказал по-английски. Грохотало смутился и ответил ему на немецком, что никто из троих не знает английского языка.

— Очень хорошо, — тоже по-немецки сказал капитан. — Добрый день... Вам нужна эта собака?

— Да, нужна...

Трудно было поверить глазам, но капитан без единого слова полез в грязь за убитой собакой, не щадя своих желтых блестящих ботинок. Он безо всякой брезгливости ухватил ее за хвост, выволок на дорогу и просунул под проволоку.

Солдаты были изумлены до крайности, а капитан осторожно пролез между проволоками и подал лейтенанту руку:

— Будем знакомы, — сказал он. — Меня зовут Чарльз Верн.

На вид ему было лет сорок. Остренький носик на бледном лице все время как-то по-смешному дергался, от этого сползали очки, и он поправлял их ежеминутно. Русые усики были аккуратно подстрижены.