Владимир Миронов - Первая мировая война. Борьба миров Страница 49

Все это однако нисколько не умаляет действий умных и опытных русских разведчиков в той войне. Так, военный агент в Германии полковник Базаров, анализируя результаты командно-штабной игры 1913 г., проведенной германским большим генеральным штабом, пришел к верному выводу: первый удар немцев будет нанесен по Франции. Немцы усиливали крепости (особенно Познани и Бреславля), планировали иметь на Восточном фронте в начале кампании намного меньше сил, чем на Западном фронте (это подтверждала наша агентура).

Представляет интерес статья Н. С. Кирмеля «Становление военной контрразведки в Российской Империи». Автор пишет о том, что военный министр В. А. Сухомлинов утвердил Положение о контрразведывательных отделениях военных округов (8 июня 1911 г), где, в частности, говорилось: «Контрразведывательные отделения военных округов учреждаются для борьбы

с военным шпионажем, для воспрепятствования тем мерам иностранных государств, что могут вредить интересам обороны Российской Империи». Инструкцией, разработанной Генштабом, было определено, что «военным шпионством (военной разведкой) является сбор всякого рода сведений о вооруженных силах (сухопутных и морских), об укрепленных силах государства, а также имеющих военное значение географических, топографических и статистических данных о стране, путях сообщений, производимый с целью передачи их иностранным державам». Борьбу со шпионажем предлагалось вести с помощью агентуры и наружного наблюдения. В условиях мирного времени агентура подразделялась на следующие категории: консульская агентура, внедренная или завербованная из числа обслуживающего персонала или родственников служащих иностранных представительств, расположенных на территории страны; штабная агентура, занимавшаяся личным составом военных и военно-морских учреждений России, как в центре, так и на местах; внутренняя агентура, обслуживавшая общественные места, расположенные вблизи учреждений, посещавшихся «военными чинами» (торговые лавки, чайные, рестораны и т.п.), а также точки, подходившие для проведения «свиданий» агентов иностранных разведок «с лицами, дающими им сведения».

Однако следует заметить, что с переходом полномочий по реализации контрразведывательных функций к военному ведомству ситуация с так называемой офицерской штабной агентурой осталась неизменной. Проблема консервировалась и загонялась вглубь. Менталитет кадрового офицерства изначально был негативен по отношению к любому виду оперативного поиска в своей среде. Данная особенность видна в нормативных документах военной контрразведки. Инструкциями запрещалось вербовать агентуру среди военнослужащих, а устанавливать наблюдение за офицерами разрешалось лишь с санкции генерал-квартирмейстера, да и то, как отмечалось, «только в исключительных случаях».

Военная контрразведка изначально была поставлена в «щекотливое» положение при ведении оперативно-розыскной деятельности в армейской среде. Сложность с вербовкой осведомителей, продолжает автор, заключалась еще и в специфике борьбы со шпионажем. В отличие от революционеров, которые действовали в составе подпольной организации, агенты иностранных спецслужб работали в одиночку. Поэтому найти “сексота”, пожелавшего выдать шпиона, а потом следить за ним до самого ареста было непростым делом. Контрразведчики вербовали информаторов среди обиженных поставщиков секретных сведений, мелких осведомителей и любовниц шпионов. Шли на контакт с сотрудниками КРО и лица, желавшие заработать деньги на выдаче иностранного агента, но иные также по идейным соображениям. Если внутренняя агентура служила для освещения намерений шпиона, то наружное наблюдение следило за конкретными действиями.

«Филерская служба, — писал начальник разведывательного отделения Варшавского военного округа полковник Н. С. Батюшин, — требует от агентов наружного наблюдения, кроме умственного развития, памяти и находчивости, особого развития зрительной памяти, которая должна фиксировать все доступные глазу мелочи повседневной уличной жизни, и умения вести наблюдение на расстоянии, дабы не попасть в поле зрения наблюдаемого».

Создание органов армейской контрразведки в течение 1911 г. не означало учреждения некой особой системы, в частности потому, что отсутствовал управляющий центр, который бы координировал и планировал борьбу с агентурой противника, а тем более прогнозировал вероятные действия иностранных спецслужб по стране в целом. По мнению специалистов Департамента полиции, военное ведомство, создавая контрразведывательную службу, совершило ошибку, законспирировав деятельность контрразведывательных органов. По этой причине сотрудники КРО были лишены всякой исполнительной власти, даже той, которую имели как жандармские офицеры. Инструкция предписывала им только вести наружное наблюдение, а для обысков и арестов обращаться к местным жандармским органам.

Парадокс ситуации заключался в том, что после создания в Военном министерстве контрразведывательных отделений циркуляром Департамента полиции от 18 сентября 1911 г. борьба с иностранными спецслужбами была изъята из круга прямых обязанностей Главного жандармского управления и охранных отделений, хотя им были даны указания по-прежнему передавать поступавшие сведения о фактах шпионажа окружным генерал-квартирмейстерам. Иначе говоря, разоблачение иностранных шпионов перешло из такого крупного учреждения, как Департамент полиции, в ведение скромных по численности отделений

.Бывало и так, что под прикрытием «разведывательных операций» скрывали действия нечистые на руку дельцы. Небезынтересна судьба графа А. А. Игнатьева, полковника русской армии (брата П. А.Игнатьева). С 1908 г. он военный агент в Дании, Швеции и Норвегии; в 1912—1917 гг. — военный агент во Франции; представитель русской армии при французской главной квартире. Он руководил размещением военных заказов во Франции и поставкой их в Россию в годы Первой мировой войны. По мнению эмигранта А. Маркова, через руки графа А. А. Игнатьева «прошли миллиарды русских денег в погашение сделанных военным министерством во Франции заказов, и из этих громадных сумм к его рукам прилипло столько, что к концу войны Игнатьев был уже не в состоянии представить отчета».

Поддержку графом большевиков связывали именно с этими растратами. Ежемесячно через Игнатьева проходило около 120 миллионов франков, а всего миссией с 1 (14) января 1914-го по 1 (14) января 1918 года было потрачено 1 млрд. 70 млн. 177 тыс. 302 франка 60 сантимов. В качестве финансиста при нем выступал “кухонный мужик” Ильинский. Игнатьев произвел своего денщика в офицеры, поручив ему счетный отдел. По данным французской военной разведки, этот Ильинский был «абсолютным ничтожеством, человеком с довольно темным прошлым…». Не будучи профессиональным бухгалтером, он вел у Игнатьева финансовую отчетность по огромным суммам. Но министр позволил вести финансы в армии кому угодно.

Каким образом Игнатьев зарабатывал деньги? О том писал А. Ганин в статье «Любимые женщины братьев Игнатьевых. Во что они обошлись России?» Пример первый. Вместо заказа на поставку дистанционных трубок для русской артиллерии по 6 франков за штуку Игнатьев делает заказ, но по 12 франков за штуку. Куда идет разница? Пример второй. Весной 1916 г. русским военным агентом получено при посредничестве Русского торгово-промышленного банка, не пользовавшегося его покровительством, предложение пяти французских предприятий о поставке двух миллионов тяжелых снарядов. Граф Игнатьев, преследуя свои интересы, разместил заказ в различных отделениях завода «Крезо-Шнейдер», не справлявшегося с русскими заказами из-за их обилия. Как следствие, недополучение снарядов и тот самый снарядный голод, о котором буквально стон стоял во всей армии. Документально подтверждено, что Игнатьев при размещении заказов отдавал предпочтение исключительно заводам Шнейдер и связанным с ними, причем деньги переводились исключительно через Русско-Азиатский банк и директора его парижского отделения А. Г. Рафаловича.

На нажитые с поставок деньги Игнатьев, по показаниям французского офицера Дофина, приобрел «для одной артистки» ожерелье стоимостью 300 000 франков. Но, может, у графа были собственные средства? Никак нет. Родовой майорат Игнатьева, имение Ольгово Московской губ., по данным на 1916 г., приносил ему ежегодно 50 000 рублей убытка. Говорили и о сотрудничестве Русско-Азиатского и других с немцами.

Полковник военно-судебного ведомства Ю.И. Лисовский, расследуя деятельность Игнатьева, писал: «Могу предположить, что в то время, когда русский солдат и офицер умирали в России на фронте, изнемогая от недостатка снарядов и другого боевого материала, в Париже были люди, занимавшие ответственные места в заготовительной комиссии и думавшие очень мало о том, что на русском фронте умирают русские люди и что их добросовестная работа может уменьшить количество этих смертей».