Валентин Варенников - Неповторимое. Книга 5 Страница 49

Но что именно предпринять, чтобы поднять людей в атаку, никто не знал. Хотя все офицеры и солдаты афганских подразделений были согласны, что душманов надо выбить из Джавары. Переоценив обстановку и повстречавшись со многими офицерами, а также послав генерала Грекова непосредственно на передний край наших афганских войск — с целью изучения истинной обстановки, я пришел к выводу: афганские солдаты и офицеры просто боятся идти дальше в наступление, — и противник силен, и местность очень тяжелая. Чтобы выйти и атаковать второй рубеж, надо было около километра спускаться по крутому скалистому уклону, а затем столько же подниматься вверх. Конечно, если противника не подавить, он сто раз убьет каждого наступающего.

Принимаю решение — всем нашим батальонам войти в траншею, которую занимают афганские войска, и огнем с места из всех видов пулеметов (в том числе крупнокалиберных), 82-мм минометов и ПТУРСов (по особо важным целям мы их тоже применяли — эффект отличный) полностью подавить противника и не позволить ему даже поднять головы. Причем стрелять до тех пор, пока афганские подразделения не сблизятся с противником и не перейдут в атаку. В это же время артиллерия с закрытых позиций будет также вести огонь — вначале по переднему краю, а затем по сигналу перенесет удар по глубине. Авиация будет проводить бомбоштурмовые удары по третьему рубежу и непосредственно на базе Джавара.

Все это было детально рассказано в каждом афганском подразделении, и это возымело действие. Но какой это был адский труд.

Кстати, я очень переживал, когда кого-то посылал на вертолете в горы ближе к переднему краю. В частности, несколько раз летал Ю. Греков. Этот мужественный, бесстрашный человек и в последующих операциях проявлял себя отважно. Но каждый раз, когда вертолет с ним улетал и кружил уже далеко над вершинами скалистых гор, я весь был в напряжении и заклинал, чтобы его не сбили. А это запросто могло произойти.

С приходом наших подразделений в подразделения афганцев последние сразу воспряли духом. А когда был доведен наш план дальнейших действий, то уже появились и улыбки, и шутки. Солдаты начали меняться значками, головными уборами и прочими вещами.

Наступление возобновилось, и второй рубеж был взят без особых потерь. Таким же методом мы действовали и при наступлении на третий основной рубеж. Здесь, однако, было посложнее. Противник защищался фанатически и, несмотря на наш ураганный огонь, жестко сопротивлялся.

Непосредственно в наших действиях тоже было немало курьезных случаев, о чем свидетельствует беседа А. Ляховского с Ю. Грековым (А. Ляховский. «Трагедия и доблесть Афгана», с. 306):

«Генерал-майор Ю. Греков, вспоминая Джавару, рассказывал мне, как они попали под минометный обстрел мятежников. И, как говорится, еле унесли ноги: «Когда мы садились на вертолете на площадку подскока, то заметили, что на ней то тут, то там отмечаются разрывы снарядов. Я увидел начальника штаба 56-й одшбр майора В.Евневича, который сидел под одиноким деревом и махал нам рукой, чтобы мы бежали к нему. На краю поляны в яме сидел солдат и тоже подавал знаки, пытаясь привлечь к себе наше внимание. Когда вертолет приземлился, люди из него стали разбегаться кто куда. Я сначала хотел бежать к Евневичу, но увидел, что генерал армии В. Варенников побежал к солдату, и кинулся за ним. Спрыгнув в яму, мы долго не могли отдышаться — сказывалось высокогорье. Когда обстрел закончился, Варенников, поблагодарив солдата, сказал, что он выбрал самое лучшее место для укрытия.

Пару дней спустя при штурме Джавары я вдруг заметил, что одно орудие стреляет в сторону и разрывы снарядов ложатся в месте расположения афганской дивизии, куда уехал генерал армии Варенников. Я тут же принял меры, чтобы остановить стрельбу. И вовремя. Как потом выяснилось, ошибся наводчик орудия, установив прицел на одно деление левее. Проверяющие тоже не заметили ошибки. Из наших никто не пострадал, а у афганцев погибло одиннадцать человек. Варенников, выйдя из-под обстрела и разобравшись в чем дело, только и сказал: «Прискорбный случай». Этим и закончилось».

После того, как мы овладели третьим рубежом, у нас вдруг все окончательно застопорилось. А уже наступило 21 апреля. Никто не может мне объяснить, почему афганские подразделения, захватив третий рубеж, не хотят сделать последний рывок и овладеть непосредственно базой. Ведь уже «рукой подать», цель вот она, рядом! Возможно, сказались потери при штурме третьего рубежа, не исключено, что влияло отсутствие наших солдат, которых мы оставили на втором рубеже, откуда они и поддерживали наших друзей-афганцев.

Мне все-таки хотелось, чтобы афганские части сами взяли Джавару и тем самым подняли свой боевой и моральный дух, утвердились в мысли, что они способны самостоятельно выполнять самые сложные задачи. Поэтому втягивать наши подразделения на третий рубеж не хотелось. Тем более это уже совсем близко от Пакистана —  артиллерия противника могла вести прицельный огонь.

Но что же делать, чтобы в последний раз поднять афганскому солдату дух и стимулировать активные действия? Говорю генералу Гафуру:

— Ну, растолкуйте наконец солдатам и офицерам, что главная задача — прорыв обороны — уже решена! Надо теперь спуститься с гор в ущелье и дружной атакой захватить базу. И у нас будет победа.

— Мы именно так и рассказывали. Все соглашаются, но, наверное, чего-то боятся…

— Ну, чего же бояться, когда там все перебито? Только сегодня сделано около ста самолето-вылетов.

— Боятся.

— Гафур, а если сказать солдатам, что там, в Джаваре, несметные богатства, и все, что они захватят, возьмут себе?.. — У меня уже больше не было аргументов, и я пошел на такой шаг. Но я смотрю — генерал Гафур весь расцвел:

— Генерал Варенников, вы отлично знаете афганского солдата. Отлично! Я думаю, что это уж их поднимет, обязательно!

Машина закрутилась. Гафур переговорил со всеми командирами. Все отлично восприняли эту идею. Учитывая, что день уже шел к концу, атаку назначили на завтра. С наступлением утра предварительно нанесли массированный огневой налет артиллерии и удары авиации. Удары планировались также по объектам вблизи Джавары на территории Пакистана.

Невозможно передать предчувствие уверенности в успехе, какое появляется у человека на войне. У меня это бывало в годы Великой Отечественной войны накануне какого-то боя или операции, когда фронт готовился к наступлению, завтра утром должна быть атака и я, как видно и все, чувствовал, что все пройдет успешно. Такое ощущение пробуждалось и в Сирии, точнее, в Ливане, когда мы разъезжали и бегали по долине Бекаа. Это же я испытывал и на переднем крае на юге Анголы, когда был конфликт с ЮАР. Это чувство проснулось у меня и сейчас, в Афганистане: я уверовал, что завтра, с утра, все решится положительно.

В связи с этим и желая, чтобы этот успех был как следует использован в пропагандистском плане, я позвонил в Кабул и приказал передать мою просьбу послу Ф. Табееву о том, что желательно перебросить в Хост к следующему утру все возможные средства массовой информации, в том числе телевидение, чтобы широко показать взятие «неприступной» базы моджахедов Джавара. Вскоре мне сообщили, что все будет исполнено.

Утром, получив доклады о готовности, мы предварительно нанесли мощный огневой удар, а затем всё двинулось вперед. Наблюдая эту картину в бинокль, я не мог понять, что там происходит. Поэтому начал вызывать к аппарату наших офицеров, находившихся с афганскими частями на переднем крае. Они докладывают, что действительно все двинулось вперед, однако никакой боевой цепи нет и никто — ни противник, ни солдаты правительственных войск — не стреляют. Противник частично перебит, а частично оставил позиции и ушел. Редко кое-где «огрызались» заслоны. Что же касается афганских солдат, то они собрались группами по три-пять человек и, забросив автоматы за плечо, с мешками и различными чувалами, быстро, быстрее, чем обычно идут в атаку, бросились вперед. Их «ждали» трофеи. Я сказал об этом генералу Гафуру и предупредил, что можно попасть в западню, но он меня успокоил: «Все будет хорошо».

Через два часа командир 25-й пехотной дивизии афганской армии доложил, что они ворвались в Джавару. Я передал в ответ, что вылетаю к нему на вертолете, который у меня был уже на «подогреве» на аэродроме в Хосте —  до нашего командного пункта пять минут лёта. Собрав небольшую группу, мы полетели. Условились, что садиться на площадку будем без захода и кружения, что мы всегда делали в случае высокой опасности. Обычно сразу, не выключая двигателей, выскакиваем, чтобы не дать противнику собраться и обстрелять. Но в этот раз так не получилось. Подлетая к намеченной площадке, мы опять увидели, что она вся в дыму и пыли, шел обстрел реактивными снарядами и минометами. Мы вынуждены были немного «отойти», сделать пару кругов в стороне, и когда, на наш взгляд, несколько утихло, пошли на посадку —  другой, запасной площадки у нас не было. Как только вертолет коснулся земли, мы, как горох, высыпались на землю — и врассыпную — и солдаты, и генералы. Оказывается, обстрел продолжался. Вертолет, высадив наш десант, взмыл вверх и пошел на аэродром. Добежав до обрыва площадки, я кубарем скатился вниз. И надо же — сразу попал на командира 25-й пехотной дивизии и его советского военного советника полковника С. Коренного.