Владимир Карагодин - Пылающий горизонт Юго-Восточного фронта Страница 49

Король, окончательно озлобившись на меня, завёл дружбу с Фрицем, мужчиной в самом расцвете сил и атлетическим телосложением. На правом предплечье у него была наколота огромная нацистская свастика, левое плечо украшал гусарский эполет. Такому и оружие не нужно, свернёт голову голыми руками.

Свои татуировки Фриц объяснял тем, что набил их ещё в молодости, и по глупости, но теперь, переосмыслив свои нацистские взгляды, он решил сам воевать против фашизма. Фриц в отряде держался тихо, больше замкнуто, и поэтому я не пытался найти с ним диалога.

За «Фоготом» в посадке на небольшой полянке Фриц и Король установили сваленную до этого клеёнчатую беседку, у которой некоторые несущие стойки металлической конструкции были сломаны и их заменили сорванные ветки. Беседка немного защищала от ветра и солнечных лучей. Ещё одним преимуществом данного места было то, что полянка находилось в двух шагах от вырытой траншеи, с оборудованным в ней блиндажом. В этом блиндаже никто не ночевал, так как там было много мух, которые облюбовали разбросанные комья перьев из разорванных подушек. Предложив Королю зарыть топор войны, я перенёс своё место для ночлега в беседку. Но согласие Короля, принять меня в их апартаменты не было бескорыстным. Каждый день Король одолевал меня историями про брошенных инвалидов войны. А затем и вовсе перешёл строить гипотетические планы по поводу моего будущего, если я останусь здесь, и меня всё же покалечат. Огрызаясь, я придумывал изощрённые истории о том, чем могла бы заниматься его подружка, пока он слонялся здесь без дела.

* * *

Однажды Сосед привёз обед вместе с двумя гражданскими, которые молчаливо сидели в кузове, будто ожидая своей печальной участи.

– А ну, сгружайте флягу, не понятно, что ли? Конечная! – зычным голосом скомандовал им Силач.

Первым спрыгнул парень с подбитым глазом, когда он нёс тяжёлую ношу, его фиолетовый глаз часто поддёргивался, а левая рука тряслась, как с похмелья.

– Вот выпросил в Торезе залётчиков! Всё равно там без дела сидят, а у нас людей на кухне не хватает – всё польза, – доложил Силач появившемуся Шарниру.

Пойманные патрулём в городе за пьянство, они отбывали своё наказание в одной из частных бань, куда съезжались для стирки своей одежды ополченцы с близлежащих блокпостов. Отбыв в Торезе половину своего двух недельного срока, остальную его часть им приказали провести у нас.

– Вот это помощь. Ну, наконец-то у нас теперь будут собственные рабы, – улыбаясь, сказал я стоявшему рядом со мной Пуху.

– Всё шутишь, Шершень, какие же они рабы? Просто заблудились, не осознали они ещё тяжелого положения своей родины. Ты как раз нам и нужен.

– Это для чего же? – заподозрив неладное, спросил я.

– Ты же сейчас на пост отправляешься?

– Нет, у меня законное время для отдыха, может, я погулять хочу.

– И где же ты собрался здесь гулять?

Зная о том, что спор с Пухом может затянуться надолго, я спросил напрямую.

– Что надо-то?

– Я знал, что ты не откажешь. Пока ты будешь наслаждаться живописными окрестностями нашего лагеря, эти бедолаги успеют пообедать. А после ты сопроводишь их до своего поста, где в обрыве они будут рыть блиндаж. Ну, и конечно поглядывай за ними, чтобы они случайно не разбежались.

От бывших алкоголиков толку было мало – копали они вяло, да, только постоянно клянчили у меня сигареты и воду. Окоп получился у них низкий, поэтому пришлось самому прыгнуть в яму и поработать ломом.

Когда они заканчивали, я посмотрел на вырытую траншею сверху. Сообразив, что если мина попадёт в такой окоп навесом, у находящихся там бойцов шансов выжить будет мало. Поэтому я решил копать его буквой «Г», чтобы хоть кому-то удалось выжить. Затем застелив окоп брёвнами, и набросав мешки с песком на крышу, они закончили строительство.

Тем же вечером, поужинав разогретым на костре мясом цыплёнка, состоявшем в основном из куриных голов, я прилег в беседке. Вечер был тихий, Короля рядом не было. Предвкушая несколько часов отдыха, я листал глянцевый журнал самых богатых предпринимателей Донбасса. В шикарных домах, обнимая породистых красоток, сидели мужчины в эксклюзивных костюмах.

Вот кто теперь являлся эталоном мужественности в нашем гнилом обществе – эти торговцы, успевшие наворовать в смутные времена свои состояния. Теперь они были идеалом любой двадцатилетней девчонки, мечтающей о сладкой жизни, которую она видела только на страницах модных журналов.

Сквозь дыру в брезенте на моём лице играл лучик заходившего солнца, из-за колыхания беседки он соскальзывал на журнал и обратно. Оказывается, почувствовать блаженство можно не только из окна дорогих автомобилей. Спустя минуту, отбросив журнал в сторону и схватив автомат, я пригнувшись, бежал к спасительному окопу, так как ложившиеся в зелёнке мины, разрывались от меня совсем близко.

Животного парализующего страха, как при первых обстрелах, уже не было. Теперь оставалось чувство неудовлетворённости, если вот так нелепо придётся распрощаться со своей жизнью. Лишь когда грохот рвавшихся мин стал нарастать, я обхватил уши руками.

«А-а-а, что толку сидеть». Встав в полный рост в окопе, я попытался по свисту определить место падения очередной мины. Но из-за грохота разрывов свист от падающей болванки удавалось определить только перед самой землёй. В жизни всё куда сложнее, чем в книгах, или просто я оказался плохим учеником, когда пытался определить куда упадёт мина.

Повернувшись налево, я увидел, как в начале траншеи, пригнувшись вниз почти к самой земле, бежал Митяй. Проскочив мимо меня, он нырнул в блиндаж, затем высунувшись схватил меня за плечи и силой затянул в проём.

Отдышавшись, и ловя промежутки между взрывами, он спросил:

– Ты чего в блиндаж не спустился?

– Учился определять, куда мины падают, а ты чего меня затащил?

– Я думал, ты в ступоре. Помог нам окопчик, которые алкаши выкопали, сняв каску, и вытерев пот со лба, выдохнул Митяй. – Мы с Сосной туда кинулись и залегли, я слышу, приближается, ну, думаю сейчас накроет, кинулся вперед, а Сосна проход загородил, я его толкаю – никак, сам знаешь, какой он кабан. А потом, когда рядом шарахнуло, я уже из окопа выскочил, и, что есть мочи, рванул сюда в траншею. Даже не знаю, как я через него смог пролететь…

* * *

Вечером мы узнали, что нас накрыли свои – Корсаровцы. Так назывались местные ополченцы, стоявшие недалеко от нас перед Амвросиевкой.

После них наших уже не было. В тот день они проводили пристрелку своих миномётов, и, перепутав координаты, обстреляли нас.

Так как потерь у нас не было, разбираться к ним наши командиры не поехали – всё закончилось словесной радиограммой, в которой упоминались их матери, а также отцы, которые по словам Шарнира, зря пренебрегали средствами контрацепции.

Тем же вечером нас повезли в баню. Мы зашли в большой двухэтажный частный дом, в котором до войны отдыхали руководители милиции и прокуратуры.

Было смешно видеть грязных ополченцев, в поношенных камуфляжах, которые сидели на белых кожаных диванах и ожидали своей очереди помыться. Сауна была занята, и поэтому нам предложили помыться на втором этаже, где почти в каждой комнате были душевые кабины.

Мы зашли в большой кабинет, вероятно, бывшего хозяина этого дома. Письменный стол из красного дерева уныло смотрел на нас выдвинутыми пустыми ящиками. Повсюду были разбросаны канцелярские принадлежности. Из открытого платяного шкафа кто-то на пол бросил милицейскую форму и пару фуражек. Стоявший в углу сейф был вскрыт варварским способом, дверца была не то выломана, не то вырвана, с помощью нехитрого приспособления. Кусок зелёного сукна, оторванный с поверхности письменного стола, лежал на полу возле окна. Скорее всего им воспользовались для чистки оружия.

По коридору бродил молодой парень в трусах, на его плечи был накинут прокурорский китель, его глаза горели, и он постоянно повторял:

– Эх, попался бы мне сейчас хозяин этого пиджака, за каждый год, что я на киче чалился, ответил бы мне падла.

В душевой комнате, перед большим зеркалом стояли шампуни, бальзамы, средства по уходу за кожей, и прочие косметические средства.

Вымытое тело отторгало вновь одетую на него, грязную, засаленную, пропитанную потом и кровью форму. На стирку времени у нас уже не оставалось, на блокпосту томясь в ожидании помывки, оставалась вторая партия ребят.

Возвращаясь обратно, мы проезжали по простреливаемой противником дороге. Мимо нас проносилась подбитая техника и брошенные легковые автомобили с простреленными лобовыми стёклами. Опасаясь поймать лихую очередь с нейтральной территории, Сосед, не включая фар, гнал по ночному шоссе, от этого чёрные силуэты, искалеченной техники, казались более зловещими, чем днём.

В свете луны росшие вдоль дороги деревья тянули к нам свои уродливые крючья, вокруг было тихо и мрачно, и только наш «Урал», нарушая спокойствие здешних мест, на мгновенье вырывал из забытья подбитую технику.