Николай Куликов - Между СМЕРШем и абвером. Россия юбер аллес! Страница 5

Расположившись за небольшим круглым кухонным столом, Горячев и Дубовцев негромко обсуждали детали порученного им задания — при этом сразу перешли на «ты».

— Задачки не из легких… — задумчиво произнес Валет, выслушав связного. — Но кое-какие соображения на этот счет у меня уже есть. Вот смотри…

Он достал из внутреннего кармана шинели записную книжку и авторучку — в помещении было прохладно, и они не раздевались, только сняли головные уборы, — вырвал чистую страничку и набросал план базы подводных лодок. Подвинув его Горячеву, пояснил:

— Интересующая нас лодка сейчас на ремонте в пятом доке — это на северной стороне гавани. Место я пометил крестиком.

Далее Дубовцев подробно описал все, что ему удалось выяснить о базе, лодке и ее секретном задании, а также о многом другом — включая примерное расположение зенитных батарей системы ПВО. Горячев внимательно и сосредоточенно слушал, стараясь в точности запомнить всю ценнейшую информацию, которую уже сегодня должен был передать в Москву. Изредка он делал едва заметные пометки остро отточенным карандашом между строк какой-то местной оккупационной газетенки — эти понятные только ему закорючки помогут при составлении радиограммы в Центр (слишком много материала сообщил Валет). Листок из записной книжки с планом морской базы Горячев после внимательного изучения сжег в пепельнице. Газету со своими пометками сунул в стопку бумаг около печки, рядом с приготовленной для растопки вязанкой дров.

— Ну вот, Федор, на сегодня это вся информация для передачи нашим, — подытожил Дубовцев.

По правилам конспирации разведчики не знали истинных имен и фамилий друг друга — общались между собой по оперативным псевдонимам.

— Я тут подумал, Валет… — озабоченно взглянул Горячев на Дубовцева. — Исходя из твоих данных наши наверняка предпримут массированный авианалет — причем не только для уничтожения интересующей нас лодки, но и на другие объекты военно-морской базы.

— Гениальное умозаключение! Как ты догадался?

— Да погоди ты зубоскалить! Я ведь к тому, что и ты можешь оказаться под бомбами…

— Спасибо за предостережение, — прервал напарника Дубовцев. — Только не забывай, что мы на войне и смерть здесь угрожает со всех сторон, а не только от своих бомб.

— Так-то оно так… Но все же…

— Ладно, учту. Теперь что касается второй части нашего задания — чертежей ракеты «ФАУ». Мне удалось войти в контакт с одним из инженеров-ракетчиков. Его фамилия Каммерхофер.

— Ты упомянул его, если не ошибаюсь, в своем сообщении в Москву, — заметил Горячев.

— Верно. Так вот, Фриц Каммерхофер живет со своим коллегой на «Данциге» прямо надо мной, палубой выше. У них в каюте я видел сейф — уверен, в нем хранится секретная информация по крылатой ракете.

— Это уже интересно.

— Днем немцы работают с чертежами непосредственно на подводной лодке, — продолжал Дубовцев. — А вечером приносят на плавбазу и занимаются со своими бумагами в каюте, иногда до поздней ночи.

— Им что, разрешено выносить секретные документы с лодки?

— Ну, возможно, они нарушают какие-то инструкции по режиму… Но ведь территория базы строго охраняется, да и на «Данциге», по их убеждению, им ничего не угрожает… Я выяснил, что этот Каммерхофер не дурак выпить, причем за чужой счет. Вот я и угостил его в баре флотилии — потом, как водится, «добавляли» уже в моей каюте, а в завершение «банкета» поднялись к нему. Тогда-то он и проболтался насчет чертежей…

По ходу разговора Валет достал пачку немецких сигарет, закурил сам и предложил Горячеву — тот не отказался, лишь мечтательно вздохнул:

— Сейчас бы нашего «Казбека»… С немецким эрзац-табаком никакого сравнения!

— Размечтался!.. Ты когда сюда прибыл?

— Вчера ночью.

— Ну вот, а уже по нашим папиросам соскучился — что же говорить обо мне! Ладно, это все лирика. Давай ближе «к телу» — как выражался один мой давний приятель. Из Берлина я прилетел с командиром. Он русский, но у немцев в почете и даже имеет офицерский чин. Короче, редкая сволочь!..

Дубовцев рассказал все, что знал о «лейтенанте Хольте» — по Фриденталю он запомнил еще один его псевдоним — Розовский.

— Постой! — насторожился Горячев. — Ты сказал — Розовский?

— Что, знакомая фамилия?

— Еще бы! Ну-ка, опиши его внешность — да поподробнее!

Выслушав, Горячев в волнении встал и несколько раз прошелся по кухне из угла в угол — удивленный Дубовцев услышал от него целый поток эмоциональных восклицаний:

— «Нарисовался», голубок! А мы-то считали его мертвым — ан нет! Не утонул в смоленских болотах, «всплыл» — к едрене-фене! Недаром говорят: «Говно не тонет!» Снова пересеклись наши пути-дорожки, херр Яковлев!..

Через минуту, немного успокоившись, Горячев подробно рассказал все, что знал о Розовском-Яковлеве, включая описание той стычки на аэродроме Соколовка, в которой Крот его тяжело ранил.

— Опасный тип!.. — присвистнул Валет. — Теперь я понимаю, почему он на особом счету у Скорцени. Но, знаешь ли, с этим Розовским…

— Теперь можешь называть его Яковлевым — по настоящей фамилии.

— Ну, так вот — с этим Яковлевым не все так просто.

— Что значит «не все просто»? — удивленно посмотрел на Дубовцева напарник.

— Сейчас постараюсь объяснить… Хотя объяснений у меня пока нет — есть только факты. Так вот, этот Яковлев три дня назад убил капитана латвийских «эс-эс».

— Что?! — изумленно воскликнул Горячев.

Теперь уже Валет рассказал крайне заинтригованному коллеге почти невероятную историю о том, как, дважды побывав с Яковлевым в ресторане «Дзинтарс», он в итоге стал свидетелем загадочного убийства:

— … На второй день Яковлев попытался пойти в ресторан в одиночку, словно я ему мог чем-то помешать. Это меня насторожило. К тому же пил он в тот вечер мало, знакомиться с женщинами не спешил — спрашивается: что ему вообще понадобилось в том кабаке? Все это показалось мне подозрительным.

— И ты решил за ним проследить?

— Вот именно. Тем более он явно заспешил следом за тем долговязым гауптштурмфюрером… Идти пришлось недалеко: минут через десять из-за угла дома напротив я увидел весьма впечатляющую сцену…

Когда Валет закончил рассказ, в кухне на некоторое время повисла тишина. Горячев в несколько затяжек докурил сигарету, «переваривая» только что услышанное, и в конце концов воскликнул:

— Чертовщина какая-то! А дальше что?

— А что дальше? Я сразу вернулся за свой столик, а Яковлев, как мне удалось выяснить у вахтенного матроса на «Данциге», около десяти вечера поднялся на борт плавбазы. Кстати, на следующий день я его осторожненько выспросил по поводу слишком раннего ухода из ресторана.

— Что он ответил?

— Да ничего конкретного — мол, голова разболелась…

История, поведанная Дубовцевым, выглядела настолько неправдоподобной, что в ходе ее обсуждения разведчики так и не сумели прийти к каким-то определенным выводам. Горячев при этом высказал ряд предположений:

— Может быть, этот латыш задолжал Яковлеву крупную сумму и тот с ним по-своему разобрался?

— Ребром ладони по горлу?

— А почему нет?! Не забывай — мы имеем дело с гитлеровским убийцей и диверсантом. Да у него руки по локоть в крови!

— Все это домыслы и гадания на кофейной гуще.

— Ты прав, — согласился Горячев после недолгой паузы, а затем решительно добавил: — Сделаем так: я запрошу Центр — пусть радируют все, что у них есть интересного на данного субъекта. И вот еще, вспомнил: в Москве у Яковлева до недавнего времени проживала мать. Когда было установлено, что ее сын изменник Родины, гражданку, естественно, осудили по 58-й [5].

— На спецпоселение, как «чэ-сэ-ир» [6] … — понимающе кивнул Дубовцев. — Ясно. Это может пригодиться. Пусть в Москве выяснят и сообщат, где она сейчас. Кстати, ты не в курсе — он у нее единственный сын?

— Единственный…

— Я смотрю, ты немало знаешь об этом человеке, — заметил Валет.

— Так ведь он мой «крестник»: наградил, гад, отметиной на всю оставшуюся жизнь! Чтоб его!..

Крепко выругавшись, Горячев непроизвольно погладил левую сторону груди. Помолчали.

— Да ну его! — неожиданно воскликнул капитан, и в его голосе прозвучали озорные нотки. — Давай-ка, господин унтер-офицер Граве, или как там тебя, — по рюмочке за встречу! Тем более есть хороший повод!

— Что за повод? Вроде об успехах говорить пока рано — операция в начальной фазе…

— Да погоди ты, не спеши! Сейчас все узнаешь!

Горячев вытащил из кухонного шкафа походный немецкий ранец из телячьей кожи, открыл застежки и выставил на стол бутылку шнапса, полбуханки серого латышского хлеба и банку каких-то консервов без этикетки. Он сноровисто порезал хлеб, открыл консервы — немецкий сосисочный фарш, затем разлил по «сотке» мутноватой эрзац-водки. Поднявшись со стаканом в руках, он торжественно объявил: