Ури Орлев - Беги, мальчик, беги Страница 5

Через некоторое время лошадь перешла на легкую трусцу. Крестьянин немного ослабил хватку, и Давид вздохнул свободней. Только тут он осознал, что впервые в жизни скачет верхом.

Вокруг тянулись поля и рощицы. Изредка попадалась одинокая маленькая избушка. Потом появилась небольшая деревня: крытые соломой избы, несколько хозяйственных пристроек около каждого дома, огород и пара-другая фруктовых деревьев. Кое-где во дворах можно было увидеть коров, лошадей, кур и свиней. То тут, то там на шестах торчали перевернутые кастрюли, на растянутых веревках висело белье. Они уже выезжали из деревни, когда за ними вслед с громким лаем бросилась чья-то собака. Сидевшая на пороге женщина с маленьким ребенком на руках удивленно посмотрела на человека с мальчиком на лошади. Несколько босоногих детей играли в футбол на дороге, и крестьянин придержал лошадь, чтобы она миновала их спокойным шагом.

Все это время крестьянин молчал. Молчал и Давид. Но когда деревня осталась далеко позади, а на горизонте уже появилась другая, крестьянин вдруг остановил лошадь и указал рукой куда-то в сторону. Давид посмотрел в этом направлении и увидел несколько оборванных детей, которые сидели на берегу сверкавшего под солнцем ручья. Заметив польского крестьянина на лошади, они тут же вскочили и мгновенно исчезли в камышах.

— Это еврейские дети, — сказал крестьянин. — Иди к ним, малыш.

Он спешился сам, снял Давида и поставил его на землю. Потом достал из кармана два куска сахара и ломоть хлеба. Один кусок сахара и хлеб он протянул Давиду, а второй кусок дал лошади и дружески похлопал ее по шее. Потом положил левую руку на голову Давида, начертил большим пальцем правой руки знак креста на его лбу и сказал:

— Храни тебя Матерь Божья, малыш.

Он помолчал, еще раз посмотрел на Давида, потом снова вскочил на лошадь и ударил ее пятками. Давид стоял и смотрел ему вслед, но крестьянин больше не оборачивался. Давиду хотелось есть, но он не знал, что лучше — съесть хлеб вместе с сахаром или сначала одно, потом другое. В конце концов он решил съесть сначала хлеб. Давид клал в рот кусочки хлеба, не отводя взгляда от удалявшегося всадника. А когда тот исчез за поворотом дороги, он медленно сжевал свой сахар.

Давид снова остался один.

Глава 3

Лес нас охраняет

У деревьев есть душа

Давид сошел с дороги и пошел к ручью искать ребят, которые спрятались в камышах. Раньше, сидя на лошади, он ясно видел, куда они побежали, но теперь только приблизительно представлял себе, где они могут прятаться. Когда он наконец нашел их, ребята сидели на берегу и отчаянно спорили. При его приближении они замолчали.

— Это тот рыжий, который сидел на лошади с крестьянином, — сказал один из ребят.

— Это ты был на лошади? — спросил другой.

Давид кивнул.

— Откуда ты?

— Из Варшавского гетто, — сказал Давид.

— Когда?

— Только что.

— А почему этот крестьянин тебя спас?

Давид пожал плечами.

— Ты не знаешь? — недоверчиво усмехнулся один из мальчиков.

— Нет.

— А где телега? — спросил другой мальчик. — Я сам видел, что за лошадью волочились постромки.

Давид рассказал, что с ним случилось. Потом он показал им свои разрезанные штанины. Только сейчас он заметил узкий кровоточащий порез на ноге.

— Тебе повезло, — сказал кто-то. — Немец тыкал в мусор штыком. Он мог тебя убить.

— Нет ли у вас чего-нибудь поесть? — смущенно спросил Давид.

Один из ребят вытащил из кармана брусок брынзы. Давид отломил кусок, съел и даже облизал пальцы.

— Откуда у вас брынза? — удивился он.

— Тут в деревнях женщины подвешивают скисшее молоко в мешочках, чтобы вода стекла. Такой мешочек легко украсть. Они вешают их на заборе.

Пока Давид доедал брынзу, ребята стали совещаться, принять ли его в компанию.

— Хватит нам одного недомерка! — крикнул один, который был повыше остальных.

— Эх ты, Шломо! — сказал маленький мальчик. Он сидел в стороне и точил складной нож о камень. — Разве тебе не жалко человека?

— А ты не вмешивайся не в свое дело, Иоселе, — огрызнулся Шломо. — Скажи спасибо, что тебя самого приняли.

Все ребята в этой группе, кроме мальчика с ножом, были старше Давида.

— Пусть Аврум решит, — сказал наконец хозяин брынзы.

Все головы повернулись к самому старшему.

— Примем его, — коротко сказал Аврум.

— Ну, смотри, — сказал Шломо. — Если он сглупит и нас из-за него поймают, ты будешь в ответе.

— Когда нас поймают, тогда уже некому будет искать виноватых и невиновных, — сказал хозяин брынзы.

Его звали Ицек. Он сидел у края воды и бросал веточки в ручей. Течение быстро уносило их всё дальше и дальше. Давид лег рядом с ним на спину и стал смотреть в небо. Он снова видел перед собой удалявшегося на лошади крестьянина, и сердце его было переполнено недавними переживаниями.

Кто-то растолкал его:

— Вставай, уходим.

Это сказал маленький Иоселе. Он был в одежде кого-то взрослого, штаны подвернуты на поясе и завязаны веревкой. Никакой обуви. Только сейчас Давид увидел, что все остальные ребята тоже были босиком. Только Давид носил туфли. Те самые, которые так и не успел починить Иона-сапожник.

Ребята двинулись по дороге, которая шла среди полей в сторону видневшейся вдали деревни. Подойдя поближе к домам, они залегли на краю пшеничного поля. Отсюда уже можно было разглядеть людей и животных во дворе ближайшего хозяйства. Солнце клонилось к закату. Рядом с конюшней стояла кобыла, вокруг нее бегал маленький жеребенок. Во двор вошла девочка, гоня перед собой стайку гусей. Собака встретила их лаем, и все гуси разом повернули к ней головы и угрожающе зашипели. Потом молодой парень загнал в хлев несколько коров. Из дома вышла женщина и крикнула:

— Яцек, загони свиней!

Давид вспомнил, что «Яцек» — это то польское имя, которое родители должны были написать в открытке, посланной его братьям и сестрам.

Женщина закатала рукава и направилась в хлев. В одной руке она несла ведро, а в другой — низенькую табуретку. Аврум внимательно осматривал двор.

— Они приготовили корзины с овощами, завтра повезут на рынок, — прошептал он.

И тут им повезло. Из дома вышел хозяин. Он оседлал кобылу, сел верхом и выехал на дорогу. Маленький жеребенок поскакал за ними. Собака сорвалась с места и побежала их провожать. Ребята следили за ними с нарастающим возбуждением. Как только крестьянин и собака исчезли из виду, Аврум крикнул:

— Давай!

Ребята выскочили из укрытия и бросились во двор. Возле стены дома стояли большие корзины с овощами, которые уже раньше приметил Аврум. Здесь же лежала маленькая корзинка с яйцами. Аврум схватил ее, а другие стали хватать из больших корзин огурцы, помидоры, морковки и редиски и торопливо рассовывать по карманам. Гуси громко загоготали. Парень выглянул из свинарника посмотреть, что случилось, и ребята бросились бежать. Парень кинулся за ними следом с криком:

— Жиденята! Воры!

Его мать выскочила из хлева и тоже закричала:

— Они украли яйца!

Ребята мчались что было сил. Впереди всех — Аврум и Шломо. Но один мальчик из их компании замешкался и выбежал со двора позже других. Польский парень быстро настиг его и повалил на землю. Давид услышал, как мальчик ужасно закричал. Женщина какое-то время еще бежала за другими, но расстояние между ними все увеличивалось, и она остановилась. Наверно, поняла, что уже не сможет их догнать.

Ребята шли, радостно улыбаясь, и глотали слюнки, глядя на корзинку с яйцами в руках Аврума. О пойманном мальчике никто не упоминал.

— В городе мы ждали темноты, чтобы залезть в магазин, — сказал Давид.

— В деревнях нельзя красть в темноте, — объяснил ему Ицек. — В темноте не разберешь, что хватать или срывать.

— А если тебе нужны штаны или рубашка, нужно видеть, что висит на веревке, — добавил Иоселе.

Только теперь Давид понял, откуда на Иоселе его взрослая одежда.

— Здесь не город, — назидательно сказал Шломо. — Здесь все другое. Тут нужно научиться, как себя вести, чтобы не наделать глупостей.

— А какие можно наделать глупости?

— Ну, к примеру, нужно знать, что, если встретишь поляка, нельзя с ним разговаривать. Он может догадаться, что ты еврей. Или, к примеру, нельзя купаться с польскими ребятами в реке, потому что для купанья нужно снимать штаны.

Давид не знал всего этого. Он не знал и того, почему нельзя снимать штаны, но ему не хотелось спрашивать об этом у Шломо.

Они прошли чье-то хозяйство, полускрытое за небольшой рощей. Жилой дом стоял среди фруктовых деревьев.

— Смотри, настоящие груши! — сказал Ицек. — Не то что те маленькие и кислые, которые растут вдоль дорог.