Михаил Лыньков - Незабываемые дни Страница 5

— Молодец, Пилипчик! Ты, брат, мастер на все руки! — похвалил дядька Мирон мальчугана, а тот стоял красный, растроганный, стыдливо хлопал глазами, да то и дело потягивал носом от такой радостной похвалы при всем честном народе.

Тем временем приехали подводы из села. Убитых и раненых погрузили, захватили также небесные манатки и повезли в район. Люди постепенно расходились, оживленно обмениваясь мнениями о случившемся.

3

Всю ночь не прекращалось движение по Заречному шоссе. Двигались нескончаемые колонны грузовиков, грохотала артиллерия, тянулись конные обозы. Лес порой расступался, и шоссе выбегало на чистое поле. Путники сразу настораживались, крепче сжимали в руках винтовки, автоматы. Довольно часто в стороне от шоссе — то справа, то слева — взлетали белые ракеты и медленно угасали, разливая трепетное, неживое сияние. Поначалу эти ракеты пугали людей, а теперь люди к ним привыкли, только сердито покрикивали на водителей, норовивших ездить с включенными фарами.

— Свет потуши, растяпа, ишь, иллюминацию наладил!

Водители огрызались, но гасили свет, не рискуя остаться с выбитыми фарами, так как дула винтовок угрожающе поднимались, не допуская ни шуток, ни возражений. Изредка доносился сверху приглушенный гул мотора, надрывный, с задышкой.

— Ишь, хрюкает, как свинья!

— Свинья эта, брат, поросная… Гляди, как бы тебе поросят не скинула!

— Не попадет в такой темноте — мимо пронесет..

— Ну, как же, для тебя пожалеет, должно быть!

Ракеты взвивались все чаще и чаще, и громкая команда «ложись» перекрыла все голоса на дороге. Нарастающий свист, всплеск ослепительного огня, вырвавший из темени ночи сброшенный под откос грузовик, телеграфный столб с белыми блестками изоляторов. И вместе с оглушительным грохотом взрыва сыплются сверху ошметки торфа, грязи, разного лесного сора. Надрывно, тонко гудят телеграфные провода.

— Опять разделал, не отмоешься! — с досадой говорит, ни к кому не обращаясь, худенький красноармеец, отряхая с шинели налипшие комья. — Который раз попадаешь в грязевые ванны, и ночью, гад, покоя не дает. Должно быть, снова в канаву попал!

— А ты что, хотел, небось, чтобы в машину. Конечно, тогда была бы чистая работа, и горя бы у тебя не было.

— Не в горе дело… А вот этих дьяволов — ракетчиков стоило бы выловить.

— И выловят, никуда они не денутся…

Подоспевший кавалерийский эскадрон почти беззвучно рассыпался цепью в стороне от шоссе. Невдалеке взлетела ракета. Сразу же хлестнуло несколько винтовочных выстрелов. Раздался пронзительный крик человека, послышалось несколько голосов: «Лови, лови его, видишь — второй бросился наутек!»

Ловили и били ракетчиков, изловили двух диверсантов, пробиравшихся к мосту с ящиком тола.

Движение на шоссе становилось все реже и реже. Проходили последние группы машин, отставшие грузовики. Лавируя среди встречных машин, проехала обратно вертлявая эмка. За рулем сидел утомленный, запыленный водитель, рядом с ним батальонный комиссар. Одной рукой он держался за автомат, лежавший у него на коленях, а другой придерживал карабин, чтобы тот не скользил и не стукался о стенки кабины. Комиссара клонило ко сну. Он дремал, голова опускалась все ниже и ниже, порой слетала шапка, падал карабин. Комиссар просыпался, тер глаза и секунду-другую непонимающе озирался. Однообразно поскрипывала машина, слегка покачивалась на выбоинах, монотонно постукивали камешки по крыльям, шуршали песчинки, дорожный гравий. Чтобы преодолеть дремоту, комиссар доставал папиросу, осторожно раскуривал ее, пряча спичку в ладонях. Пальцы просвечивали розовым, трепетные блики зажженной спички дрожали на заросшей щетиной щеке, вырывали из ночной темени взлохмаченные запыленные брови, вспыхивали на какой-то миг на никеле дверной ручки и пропадали. Комиссар старался изо всех сил отогнать набегающий сон. А когда вспомнил все пережитое за эти четыре дня, сон сразу исчез и в памяти все всплыло вновь, всплыло резко, отчетливо, словно все это было здесь, перед его глазами. Возникла и долго стояла перед ним улыбка маленького сына: немного виноватая, растерянная и вместе с тем полная невыразимого детского лукавства и озорных замыслов. С такой улыбкой он провожал его всегда. И теперь проводил до самой калитки и, улыбнувшись, таинственно попросил:

— Я хочу сказать тебе, папка, что-то на ухо…

И с видом заговорщика таинственно шептал ему:

— Хоть мамка и не любит собачек, но ты все же привези мне такого маленького-маленького песика, чтобы он вырос и стал таким, вот таким, — тут мальчик и рукой показал, каким должен вырасти этот пес, — такой вот овчаркой… А если хочешь, купи мне новый самолет, мой старый разбился и мне не с чем теперь играть в аэродром…

И, поведав еще множество разных своих секретов, он милостиво разрешил:

— Ты торопишься на службу, так иди, я тоже пойду, я сегодня дежурный по аэродрому.

И он помчался к «аэродрому», который строили дети всего двора в густых зарослях малинника около забора. Там уже были построены ангары, выложенные из кирпичей, и взлетные дорожки и даже целое озеро сбоку, которое они смастерили из стекла. Тут было много разнообразного детского имущества: под кустами притаился видавший многие виды мишка, здесь же стояли «автомашины», на шнурках висели самолеты, были разбросаны и другие игрушки…

Улыбка сына все еще стояла перед глазами батальонного комиссара. Через месяц сыну пойдет седьмой год… Пошел бы… Где же он теперь? А жена? Как это вышло все? Как это случилось такое страшное, непоправимое? Кто думал, кто мог сказать? Сотни километров до границы… А когда спохватились, уж было поздно. И в город уж не было пути… Воинские части с боем отходили по дорогам.

Да, с боем…

И то, что пришло на память, вернуло к сегодняшнему, к делу, к ночной дороге. Надо торопиться. За рекой стоит небольшой заслон на болотах, защищает подступы к переправе. Заслону приказано сражаться до последнего патрона, до последнего вздоха и как можно дольше сдержать бешеный натиск противника, с тем чтобы за это время успели перебраться за реку основные силы, боевая техника. Все переправились давно. С заслоном нарушена связь. И вот ему, комиссару, дали приказ безотлагательно снять заслон. Живы ли они там, удержались ли?

Равномерно гудит мотор, успокаивающе шелестят шины, старая эмка мчит и мчит привычным ходом, поскрипывая рессорами, тихо побрякивая разболтанной дверкой, покареженным ржавым крылом. Позевывает водитель и крепко-крепко сжимает баранку руля, чтобы не задремать, не пропустить поворота.

Когда машина, напряженно загудев мотором, начала взбираться в гору из лощины, впереди мелькнул красный огонек, еще и еще.

— Вот дьяволы, не нашли другого места, где машины останавливать… — недовольно буркнул водитель и привычным движением руки вытащил из-под перекладинки верха путевку, пропуск. Тут же сказал задремавшему комиссару:

— Товарищ батальонный, товарищ батальонный, приготовьте документы!

Красный огонек настойчиво мелькнул еще раз. Машина остановилась. Посвечивая фонариками, к водителю подошло трое военных. В отблеске скупого лунного света комиссар заметил зеленые фуражки, кубики на петлицах стоявшего впереди. Тот козырнул, представился:

— Патруль пограничных войск.

И уже официально:

— Предъявите, пожалуйста, документы.

Комиссар недовольно поморщился — только лишняя задержка в пути! — и достал удостоверение из кармана гимнастерки. Лейтенант взял удостоверение, читая вслух:

— …батальонный комиссар Андрей Сергеевич Блещик…

Он повел фонариком вдоль бумаги, словно лишний раз хотел удостовериться в подлинности документа, наклеенной на нем фотокарточки. И когда яркий луч фонарика остановился на лицах комиссара и водителя, из-за руки, державшей фюнарь, прогремело несколько выстрелов. Шофер сразу же поник головой и навалился всем телом на баранку руля. Комиссар соскользнул с сиденья, склонился к полу и загородил собой выход из машины.

— Снять, обыскать… — раздалась немногословная команда. Двое принялись шарить по карманам. Но все это тотчас же прекратили, так как с горы, на расстоянии какого-нибудь километра, заметили несколько машин, шедших с запада. Это, повидимому, были самые последние машины, которые старались теперь как можно скорее нагнать идущие впереди колонны.

— Бросай под откос, поедем…

Теплые еще, податливые тела убитых бросили под откос, и они покатились вниз, отряхая росу с густой травы, с низких ивовых кустов, росших вдоль обочины шоссе. Военные поспешно свернули в сторону, погрузили пару небольших чемоданов и быстро умчались обратно, на восток, догоняя прошедшие части.

Все произошло быстро, молниеносно, и в старой эмке с новыми пассажирами господствовало приподнятое настроение. Лейтенант мурлыкал какой то мотивчик, его спутник оживленно говорил: