Артем Ивановский - Утерянные победы Красной Армии Страница 5

В сложившейся обстановке никто не мог бы поставить в упрек Кузнецову такие распоряжения. Командующий фронтом в силу своих служебных обязанностей должен предвидеть любые варианты дальнейшего развития ситуации. Ведь поставил он в заслон на подступах к Шауляю 9-ю артбригаду и 202-ю мехдивизию? Что помешало сделать то же самое на двух остальных угрожающих направлениях?

Теперь посмотрим, что могло бы произойти дальше. Как известно, передовые части корпуса Рейнгардта, наткнувшись на выставленный Кузнецовым у Шауляя заслон, вынуждены были двое суток вести позиционные бои. И уже потом предприняли обходной маневр. В распоряжении командующего фронтом имелись другие артиллерийско-противотанковые бригады. Вместе с одним-двумя полками, например, 84-й мехдивизии одну из таких бригад следовало развернуть на подступах к Даугавпилсу. Наступавшие по каунасскому шоссе танки Манштейна неизбежно упирались бы в нашу противотанковую оборону. Никакого стремительного прорыва, рассекшего Северо-Западный фронт надвое, у 56-го немецкого мотокорпуса не получилось бы. Один или два дня Манштейн должен был потратить на прорыв обороны противника либо обход узла его сопротивления. Таким образом, выигрывалось бы время для организованного, а не хаотического отхода главных сил фронта за Двину. Где, напомним, уже был подготовленный сильный в естественном отношении оборонительный рубеж.

Так как с ходу перепрыгнуть через реку немцы не смогли бы, им пришлось бы вновь тратить время на выявление уязвимых мест в нашей обороне, подготовку к форсированию, сосредоточение войск в исходных пунктах и т. п. Северо-Западный фронт использовал бы это время для дальнейшего укрепления обороны.

Допустим, немцам удалось найти какую-то брешь. По всему фронту они начинают отвлекающие боевые действия, нацеливаясь на ахиллесову пяту в нашей обороне своими главными силами. Но генерал-полковник Ф.И. Кузнецов нимало не беспокоится по этому поводу. Почему? Да потому что всего в 50–60 километрах спину ему прикрывают мощные Псковский, Островский и Себежский укрепленные районы. Туда по приказу Ставки Главного Командования уже выдвинулись 5-й воздушно-десантный корпус полковника И.С. Безуглова, 21-й механизированый генерал-майора Д.Д. Лелюшенко, а также 22-й, 41-й стрелковые и 1-й механизировный корпус из резерва ВГК. На таком узком отрезке немецким танкам негде разогнаться и оперативного простора их действиям нет. С севера пояс укрепрайонов надежно прикрывают Чудское и Псковское озера, поэтому обойти их нельзя. УРы строились еще до войны, они хорошо оборудованы в инженерном отношении и применены к местности. Их конфигурация рассчитывалась таким образом, что наступающему противнику никуда не деться от лобового штурма. Это русская линия Маннергейма.

Вот и получилось бы, что солдатам Безуглова и Лелюшенко не пришлось захлебываться кровью в самоубийственных атаках на плацдармы Манштейна. Наоборот — они сидели бы в прочной обороне, а 56-й мотокорпус вынужден был бы лбом таранить наши укрепрайоны. Не произошло бы никакого опоздания выхода резервных частей на реку Великую и захвата немцами Пскова с ходу. Не получилось бы стремительного прорыва на Лугу.

Снова допустим, что немцы смогли проломить оборону на линии Псков — Остров — Себеж. Они рвутся к Ленинграду. Но к тому времени уже подготовлен мощный, глубоко эшелонированный Лужский укрепленный район. Немцы вновь вынуждены вести затяжные бои, продвигаясь всего по несколько сот метров в сутки. Всего через четыре-пять дней они выдыхаются. Им проходится остановить наступление. Их потрепанные предыдущими штурмами войска растянуты на многокилометровой линии русской обороны. И вот в этот момент войска Северо-Западного фронта все силы вкладывают в мощный удар.

Вспомним цифры немецких потерь. Одна только танковая группа Гёпнера к 19 июля 1941 года недосчитывалась 50 процентов своих танков. Это в условиях, когда первое по-настоящему организованное сопротивление было оказано немцам на Лужском рубеже. А если бы им пришлось прорывать еще рубеж на Двине и умываться кровью при штурмах укрепрайонов на старой границе? Сколько бы процентов матчасти осталось бы у Гёпнера в этом случае? А сколько напрасно загубленных в наспех организованных контрударах танков и бойцов в обратном случае сохранилось бы у нас? Ведь это азы военного искусства: измотать противника, обескровить его войска и затем нанести по нему сокрушительный удар. Была ли у Северо-Западного фронта такая возможность? Да, была.

Как известно, немцы ввязались в Восточную кампанию без надлежащей подготовки. Все помнят из истории, как немецкие солдаты замерзали под Москвой, потому что их командование даже не позаботилось о зимней одежде. Столь же плачевное положение было и с резервами. Гудериан писал в своих воспоминаниях, что за весь 1941 год не получил из резерва ни одного танка.

Группа армий «Север» тоже не имела ни одного танка в резерве. Все ее резервы ограничивались пятью пехотными дивизиями. Войска Северо-Западного фронта, напротив, постоянно получали танковые подкрепления с Кировского завода. Причем не какие-нибудь, a KB и Т-34. Кроме того, из состава ленинградского гарнизона в усиление фронта были выделены 4 стрелковых дивизии, 3 дивизии народного ополчения, стрелковая бригада и Ленинградское пехотное училище. Поэтому удар по измотанным и обескровленным немецким войскам мог получиться очень сильный. И бежали бы немцы от Ленинграда не 40 километров, а десять раз по сорок.

Сначала генерал-полковник Кузнецов непростительно запоздал с отводом войск за Двину. Затем еще раз промедлил, упустив возможность закрепиться в укрепленных районах по линии старой границы. Пришедший ему на смену генерал-майор Собенников тоже не успел организовать своевременную оборону в УРах. Сил и средств для того, чтобы остановить противника, было достаточно. Следовало только не разбрасываться ими в бессмысленных контрударах. Словом, возможности разгромить немцев на Северо-Западном направлении действительно существовали. Но они все до одной были упущены.

Глава 2

Западный фронт под первым ударом

В сентябре 1939 года был создан белостокский выступ, подобно наконечнику гигантского копья врезавшийся в территорию противника. Особенности его географического положения делали весьма проблематичной организацию обороны. Конечно, на новой границе в Западной Белоруссии еще до войны развернулись работы по сооружению пояса укреплений. Но само по себе их сооружение отнюдь не гарантировало надежной защиты от неприятностей со стороны вероятного противника. Об этом еще в январе 1941 года докладывал Сталину Г.К. Жуков: «…Затем я коснулся строительства укрепленных районов в Белоруссии.

— По-моему, в Белоруссии укрепленные рубежи УРы строятся слишком близко к границе и они имеют крайне невыгодную оперативную конфигурацию, особенно в районе белостокского выступа. Это позволяет противнику ударить из района Бреста и Сувалки в тыл всей нашей белостокской группировки. Кроме того, из-за небольшой глубины УРы не могут долго продержаться, так как они насквозь простреливаются артиллерийскими огнем. Считаю, что нужно было бы строить УРы где-то глубже.

— А на Украине УРы строятся правильно? — спросил Д.Г. Павлов, видимо, недовольный тем, что я критикую его округ.

— Я не выбирал рубежей для строительства УРов на Украине, однако полагаю, что там тоже надо было бы строить их дальше от границы.

— Укрепленные районы строятся по утвержденным планам Главного военного совета, — резко возразил К.Е. Ворошилов.

Поскольку началась полемика, я прекратил выступление и сел на место»[13].

Вот так где-то в полемике утонул важнейший стратегический вопрос. В белостокский выступ продолжали потом идти войска, там строились аэродромы, сооружались склады. Почему — дает ответ в своих воспоминаниях A.M. Василевский: «Нецелесообразно было в непосредственной близости от новой границы строить в 1940–1941 годах аэродромы и размещать военные склады. Генеральный штаб и лица, непосредственно руководившие в Наркомате обороны снабжением и обеспечением жизни и боевой деятельности войск, считали наиболее целесообразным иметь к началу войны основные запасы подальше от государственной границы, примерно на линии реки Волги. Некоторые же лица из руководства наркомата [особенно Г.И. Кулик, Л.3. Мехлис и Е.А. Щаденко] категорически возражали против этого. Они считали, что агрессия будет быстро отражена и война во всех случаях будет перенесена на территорию противника. Видимо, они находились в плену неправильного представления о ходе предполагавшейся войны. Такая иллюзия, к сожалению, имела место. Из этого тезиса кое-кто сделал неверный вывод, что действия советских войск обязательно будут носить с самого начала только наступательный и притом непременно успешный характер, а раз так, то и склады должны быть уже в мирное время придвинуты поближе к войскам. Следовательно, и размещать их следует, готовясь к войне, на территории новых приграничных районов»[14].