Юрий Мещеряков - Панджшер навсегда (сборник) Страница 5

– Насчет того, что мы вырвались из болота, я согласен на сто процентов, – вставил Ремизов.

Он не врал. Слишком долго берегли его и спасали любовь, семья, маленькая комната в коммунальной квартире, ставшая домом, в который он возвращался после службы. Но, кажется, у всего есть предел. Когда на прошлой неделе перед строем батальона командир полка, брызнув слюной и воинственно вскинув руку, в очередной раз воззвал к их интернациональным чувствам… Ремизов понял, как страшно устал, что служить здесь больше не может.

– И почему все должно быть плохо? Откуда такой пессимизм? Поживем – увидим.

– Это же классное путешествие – пошататься по другим странам, на мир посмотреть. Бесплатно! – восторженно заявил уже Черкасов. – Ренат, наливай, в этом месте надо поставить акцент.

– Путешествие бесплатное, а вот деньжат, кстати, подзаработать можно.

– Узнаю Козловского, – хмыкнул Хоффман, – с дохлого барана хоть шерсти клок.

В мужской компании, а тем более в армейской, разговор редко поднимается до кругов высоких материй. Так что в итоге обошлись без смысла жизни и подобных эфирных понятий, остался без особого внимания и легкомысленный женский вопрос, поскольку первым делом самолеты… О том и толковали, но в конце разговора сошлись на том, что нечего размазывать сопли, офицер – это высокое звание, заодно вспомнили и старую русскую поговорку «Бог не выдаст – свинья не съест». За весь ужин не проронил ни слова, отмолчался, только Антон Фоменко, по-свойски Фома. Он больше других переживал разлуку с домом, с молодой женой, а эта сторона жизни казалась ему непомерной тяжестью, во всяком случае, никто так и не увидел улыбки на его лице.

Любовь – страшная сила. Ремизов читал об этом, смеялся, не мог представить, что беззащитное, воздушное чувство способно быть и молнией, и вулканом. Испытать же этот разрушительный вулкан самому или, что еще хуже, испытать на себе ему не пришлось – сама его жизнь была только в начале.

– И тебя достанет. Все случится, как раз, когда не ждешь. Так что, будь готов к любым испытаниям. Будь всегда готов, – наставлял старый взводный Хоффман.

– Какой смешной этот твой приятель, – говорила на это жена Ремизова Ирина, – как будто он ну все-все на свете знает.

– Все – не все, а вот его жена взяла да и уехала от него. Так и сказала: «Умный ты очень. Трудно с тобой».

– Еще вернется. Таких, как он, не бросают.

– Это каких – таких? Что ты имеешь в виду? – Ремизов поднял вверх брови. – Ты Костю знаешь?

– Мы же в одном дворе живем. Он умный, а значит, рассудительный, обстоятельный. Значит, не совершает необдуманных поступков. – Она внимательно и даже критически посмотрела на своего мужа. – Не волнуйся, ты тоже умный.

– Ну спасибо. Получается, если следовать Грибоедову, что и меня тоже ждет фиаско, то есть горе после ума.

– Вот болтун. Любишь ты все обобщать.

– Я? Обобщать? Помнишь свои первые слова, когда ты прилетела в Термез?

– Разве можно все помнить? – Эти-то слова, сказанные у трапа самолета, она как раз помнила, потому что почти сразу пожалела, что вообще их произнесла.

– Да-а? – Ироничная улыбка блуждала по его губам. – Я напомню. Разве не ты сказала: я тебя почти забыла?. Да я в шоке был от этих слов. И это жена офицера, месяц в разлуке, и все – забыла. Если бы я обобщал, у тебя не было бы шансов.

– Ты все придумал. Не могла я так сказать. Сочиняешь тут всякие сказки.

Хотелось праздника. а с новым годом ничего не выходило. И ремизову, и Маркову, и рыбакину, и Фоменко, поскольку они были молодыми не только в прямом, но и в переносном смысле, в самую главную ночь в году предстояло дежурить. Одни до полуночи, другие – после. надо учесть, что от казармы батальона до гарнизонного городка идти сорок минут быстрым шагом, а это значит, что при любом раскладе никто из них не мог оказаться за праздничным столом в ноль часов, ноль минут нового года. Им, военным, конечно, не привыкать, но как быть с девчонками? Они, совсем юные, беспомощные, как комнатные цветы, выросшие и воспитанные среди своих обустроенных городов, только-только начали понимать, из чего складывается настоящая жизнь, и практически ничего не знали о службе своих мужей. а жизнь – это все-таки борьба, и если не за выживание, то уж за место под солнцем точно. Они оставались без праздника.

– артем, я придумал, – Марков забыл произнести заветное «Эврика!», а в остальном он был очень убедителен и даже восторжен, – давай соберемся в субботу перед новым годом у меня. ну и отметим! Какая разница, какого числа?

– Поддерживаю! важен не сам праздник, а праздник в душе.

– Я рыбакиных приглашу. Фому – нет. Они с валей скучные какие-то. друг на друга смотрят, насмотреться не могут. Им с нами будет неинтересно.

– У них l΄amoure.

– Понимаю, что я, совсем дремучий, что ли? но только это – эгоизм в чистом виде. Они живут друг для друга, окружающие для них – пустое место.

– а для того чтобы поддержать компанию, нужен особый талант.

– вот как у нас с тобой, – и они дружно рассмеялись.

Чета рыбакиных на вечеринку не пришла. Толик заменил в карауле заболевшего Москаленко, а его фронтовая подруга, оставшись одна, нашла повод отказаться. Может, и правда у нее голова заболела?

– Ну что вы придираетесь к человеку? Мигрень у нее. – Ирина пыталась сгладить возникшую неловкость.

– Ага, в двадцать лет уже мигрень. – Лена Маркова, как хозяйка, обиделась для приличия, но и без этого она не собиралась так легко соглашаться с внезапными болячками своей товарки.

– Это в любом возрасте может случиться.

– Когда в такую классную компанию приглашают, не может, – поддержал Марков жену, – если только она не крутит шашни с армянами. Видели ее пару раз у часовщиков.

– Миша, так нельзя, это же сплетни. И потом, она – сама часовщик, профессиональный интерес. Она, наверное, на работу хочет устроиться.

– Конечно, профессиональный! – съязвил Марков на последнем слове.

– А по-моему, у Рыбакиных все в порядке. Они хорошо выглядят вместе, всегда улыбаются. Особенно Толик.

– Да, «полковник» – мастак производить хорошее впечатление.

– Может быть, у них любовь такая. Пламенная. Им постоянный стресс нужен.

– Ну вы, Ремизовы, даете!

Всем стало легко и весело. Выпили по одной, по другой рюмашке, что бог послал. Офицерам бог обычно посылает водку, женская часть потребовала себе токайского. Потом вчетвером водили хоровод вокруг праздничного стола, на котором стояла и маленькая елка. Ирина по причине стройной фигуры стала Снегурочкой, Марковы от себя выставили Деда Мороза. Мир в этой комнате был неестественно нормальным, душевным, в нем не осталось нерешенных проблем, а все страхи отодвинулись в далекое, в неопределенное завтра.

У Марковых в семье все выглядело основательным, надежным, они удивительно соответствовали, подходили друг другу, дополняли себя и духовно, и в каком-то смысле материально, в общем, они были именно единым целым.

– Мать, подавай десерт! – Марков под хмельком по-хозяйски вальяжно отдавал распоряжения, предвкушая, как он будет потчевать гостей тортом «Наполеон», по части которого его вторая половина являлась крупным специалистом, как он считал.

– Да, Мишенька, уже бегу, командир мой ненаглядный, зайчик мой солнечный! – Так называемая «мать» и не думала двигаться с места, заглядывала мужу за сползшие на нос очки. – Два моих солнечных зайчика, – и она звонко рассмеялась.

– Мать, ты того, ты что, надо мной смеешься, что ли?

– Это потому что я тебя очень сильно люблю.

Марков слегка оторопел от неожиданного признания, стал маслянистым и пластилиновым, а если на боксерском сленге, то поплыл.

– Ну, Марковы, вы тоже даете, вот это чувства!

– А вы думали! Аленушка, котеночек мой, станцуй им танго. Ты же настоящая Айседора Дункан.

– Миш, танго вдвоем танцуют.

– И Есенин, кроме русского вприсядку, ничего не умел. И очки не носил, – ернически добавил Ремизов.

– Зато какая любовь у них была!

– И чем все это закончилось?

– Чем-чем, вот Есенин следом за своей любовью в Америку и уехал. Тогда с выездом проблем не существовало. Не боялись, что сбежит, а сейчас боятся. Вдруг кто правду рассказывать станет про то, как мы живем?

– А что, разве мы плохо живем? Вот мы с Ириной – очень хорошо.

– И мы хорошо. Лучше всех! – Мишка обхватил свою пухленькую жену и с наслаждением, сочно начал ее целовать. У них это получалось очень вкусно. Ремизовым тоже захотелось, пример оказался заразительным.

– Марковы, а не найдется ли свободной комнаты в вашем бунгало?

– В нашем бунгало, то есть шалаше, место для влюбленных есть всегда. Можете располагаться на соседнем диване.

– А что вы будете делать? – Лена загадочно и томно улыбнулась, как бы размышляя, стоит ли предоставлять этой парочке диван.

– Как что? Заниматься любовью.