Константин Семенов - Нас предала Родина Страница 5

— Нет, Ира, ты только послушай! Послушай, что они говорят! Нас, оказывается, «неопознанные» самолеты бомбят. Неопознанные! Сволочи!

— Как это — неопознанные? — жена села рядом на диван. — Что, так и сказали? Кто?

— Кто? Программа «Вести», Российское телевидение, официальный канал, между прочим. Да еще вон… Тише! — Борис предостерегающе поднял руку и вновь уставился в телевизор.

На экране человек в форме генерала российской армии уверял собравшихся на пресс-конференцию журналистов в абсурдности самой мысли, что Грозный могут бомбить российские самолеты. Голос генерала был тверд, взгляд честен; казалось, он даже обижен, что приходится опровергать столь нелепые подозрения.

Вряд ли в этот декабрьский вечер вся огромная страна следила за выпуском новостей — много чести интересоваться событиями в далеком южном городе, где давно уже непонятно, что происходит. Но в самом городе, можно поспорить, передачу смотрели почти все. Мужчины и женщины, старые и молодые, чеченцы и русские. Смотрели в центре и на окраинах, на Минутке и в Черноречье, на Бароновке и Ташкале. Смотрели и здесь, в третьем Микрорайоне — вон сколько окон в домах мерцают голубыми отсветами. Правда, и темных окон не меньше, но это точно не потому, что там рано легли спать. Просто эти квартиры, скорее всего, пусты, а их хозяева ищут лучшей доли в России.

Двухкомнатная квартира на последнем этаже панельной пятиэтажки тоже стояла бы сейчас пустой: ее хозяева рыскали в поисках хоть какого-нибудь жилья по Ставрополью, оставив продажу на потом. Однако, квартире, да и хозяевам, повезло: как раз вовремя объявился Борис с семьей. Свое жилье они уже год как продали, вещи перевезли к родителям. Сначала попытались было купить что-нибудь в России, но быстро поняли: денег хватит в лучшем случае на гараж. В городе, естественно — ехать в деревню и Ирина, и Борис категорически не желали. Вот и сидели они теперь в Грозном, в чужой квартире, давно уже не понимая, правильно ли поступили. Что делать дальше, они не понимали тоже, впрочем, сейчас в Грозном мало кто это понимал.

Тихо шипела самодельная газовая «буржуйка» — обрезок трубы, обложенный кирпичами. Газ подавался по кислородному шлангу из кухни, продукты «жизнедеятельности» выводились на улицу по трубе, свернутой из оцинкованной жести. Для этого Борис вместо стекла вставил в форточку кусок фанеры с прорезанным в нем отверстием. Это чудо конца двадцатого века Борису сделали на заводе. Работало оно исправно, но довольно своеобразно: отрегулировать газ так, чтобы в квартире была нормальная температура, оказалось совершенно невозможно. Вот и приходилось газ то включать — и тогда через час уже нечем было дышать, то выключать — и тогда опять же через час от жары оставались только воспоминания. Впрочем, без буржуйки было бы еще хуже: отопления в Грозном не было уже давно.

Телевизор, стоящий в опасной близости от чудо-печки, как всегда первым почувствовал, что становится слишком жарко: по экрану поползли разноцветные помехи, и лицо генерала стало сизо-фиолетовым, как у алкоголика. Он как раз, наконец-то, перестал отчитывать аудиторию и собрался отвечать на вопросы. С места, опережая своих собратьев, вскочил взлохмаченный молодой человек, представился и со свойственным журналистам красноречием спросил:

— Господин… аа… генерал. Объясните, пожалуйста, каким образом в воздушном пространстве… ааа… России хозяйничают … аа… «неопознанные самолеты»? Ведь Чеченская республика — часть России, да? Почему эти «неопознанные» самолеты наносят удары по российской… ааэ… территории, и куда смотрят вверенные вам… ааэ… войска? Спасибо.

Лицо генерала, ставшее теперь зеленовато-синим, начало поворачиваться, как радар, выискивающий цель. Наконец глаза, похожие на прицел, сфокусировались на говорившем, и на лице генерала отразилась масса эмоций. «Ах ты, зараза, небось, от ЦРУ деньги получаешь? Или от Дудаева? Ну что пристал, козел? Не понимаешь что ли, что я не сам все это придумал? Да нет, все ты понимаешь, гад.… Эх, будь моя воля…» Додумать, что он сделал бы с наглым журналюгой генерал не успел: помощник, чутко уловив замешательство шефа, вскочил с места и с бодрой улыбкой объявил, что пресс-конференция закончена.

— Сволочи! Вот же сволочи! — вновь повторил Борис, обращаясь к телевизору. — Ну что ж вы все врете и врете? Неопознанные? Зараза ты…

— Боря, прекрати! Сколько можно?

— Ага, папа снова с телевизором разговаривает! — раздался от дверей голос сына.

— Слава, не смей делать замечания отцу! Мал еще!

— Да я не делаю, пусть говорит, если хочется. Правда, папа? Это тебе не нравится. Пап, а что значит «неопознанные»? Кем неопознанные?

— Надо полагать средствами противовоздушной обороны, — провокационный вопрос про телевизор Борис пропустил. — А ты что, уроки уже сделал?

— Выходит у них такая оборона хреновая? А нас получается бомбят турки? — теперь уже Славик сделал вид, что про уроки он ничего не слышал.

— Почему турки? — тут же вскинулся Борис. — И у кого это — «у них»?

— А кто же еще? Не американцы же — те бы точнее долбили. По-любому получается что турки. С Черного моря, через Грузию. Там же теперь не Гамсахурдия — пропустят, — сын обнаруживал удивительные для шестиклассника знания геополитической обстановки. — А у них — это у России.

— Славик, хватит пороть чепуху! Где ты этого наслушался?

— Да ладно, пап, я пошутил. Это у нас в школе пацаны так прикалываются. Вахишка говорит, что Россия, смущается признать самолеты своими, чтоб народ подумал, что Грозный турки бомбят.

— Господи, о чем вы там говорите? — устало возмутилась Ирина. — А это что у тебя еще за гадость?

Славик, между тем, тоже забрался на диван, устроившись между родителями. В руках он держал ту самую «гадость» — полиэтиленовый пакет, наполовину набитый сигаретными окурками. Опасный вопрос он опять проигнорировал.

— А еще пацаны говорят — кто первый найдет осколок от бомбы, тот сможет его здорово продать. Пап, скоро они центр бомбить начнут? А то потом не продашь. Мам, ну что ты так смотришь? Ты не переживай — брешут они, ясно же! Вот когда чечены собьют самолет и покажут летчика по телеку, тогда только и признают. И то не сразу.

Борис потихоньку слез с дивана, подошел к балконной двери. Рядом с буржуйкой воздух был сух и горяч. Борис приоткрыл дверь, вытащил из кармана пачку «Примы», закурил, пуская дым в щель. До окурков он еще не докатился, но курил давно только «Приму» или дешевый табак, который продавали у входа на центральный рынок. Программа «Вести» закончилась, под конец дикторша еще раз повторила главную новость дня. «Сволочи», — привычно отозвался Борис, на этот раз мысленно.

И что Ира так не любит его «разговоры с телевизором»? Ну не может он спокойно слушать, когда так нагло врут! Надо же — «неопознанные»! Уже несколько дней летают над городом, чуть ли не за провода цепляются, ракеты по окраинам сбрасывают — а все неопознанные. Зачем это? Ведь любому дураку все ясно.

Первый раз Борис увидел самолеты несколько дней назад, возвращаясь с работы. Заводской автобус шел уже по Жуковского, когда сзади из-за низких туч, висящих над консервным заводом, вынырнул хищный серебристый силуэт. Самолет шел на низкой высоте с очень большой скоростью. Где-то запоздало застучали выстрелы, похоже ДШК.[2] Самолет пронесся прямо над автобусом, изящно повернул и ушел в сторону центра. По ушам ударил запоздалый грохот.

Из-за туч вынырнул второй. Этот летел медленнее, не обращая внимания на стрельбу. Казалось, летчик специально красуется, уверенный в своей неуязвимости. Самолет, снижаясь, помчался над шоссе, стремительно догоняя «ЛИАЗ».

В автобусе началась паника. Мужчины растерянно приникли к окнам, женщины кричали в голос. Борис тоже прильнул к холодному стеклу, словно загипнотизированный. Картина действительно была красива: яркое солнце в морозном ноябрьском небе, темные тучи, отсвечивающие багрово-красным. И сверкающий, прекрасный, каким может быть только смертельное оружие, самолет.

— Аа-аа! Аа— ааааааа!!

Полная пожилая женщина, сидевшая напротив, визжала на одной высокой ноте, широко открыв глаза. Кажется, ее звали Ольга Ивановна, инспектор отдела кадров. В нормальном состоянии она была холодна и строга, даже высокомерна. Сейчас от высокомерия не осталось и следа, в глазах застыл первобытный ужас. Похоже, она уже ничего не соображала от страха.

— Суки! Суки!! — орал шофер, обычно спокойный молодой чеченец. — Суки!!! Домой! Домой! Где мой автомат? Подожди, падла!

При этом он жал и жал на газ, и автобус уже не мчался — летел по шоссе.

Самолет, однако, летел быстрее.

Несколько секунд — и вот он уже далеко впереди, тоже уходит к центру.

Еще несколько секунд, где-то далеко впереди раздается взрыв, а самолет, сделав широкий круг, уже мчится со стороны микрорайона, сверкая как клинок горца.