Викентий Карпович - На «Ишаках» и «Мигах»! 16-й гвардейский в начале войны Страница 5

Инженер эскадрильи Глеб Копылов, лично осмотрев наши самолеты, доложил комэску, что мой «миг» привести в летное состояние не представляется возможным и он требует ремонта силами ПАРМа. Я оказался «безлошадным», до глубины души было обидно, что остался без самолета, но никакими эмоциями дела не поправишь.

Стало очевидным, что продолжать боевую работу с этого аэродрома нет никакого смысла — это не дадут сделать непрерывные налеты вражеской авиации, а кроме того, на нем отсутствовали горючее, боеприпасы и средства для ремонта материальной части. Было решено оставить аэродром. По мере приведения самолетов в исправное состояние эскадрилья старшего политрука Федора Барышникова покидала аэродром Сингурены и перебазировалась на лагерный аэродром Семеновка, с которого и проводила боевую работу. Покинули свои полевые площадки и дежурные звенья Валентина Фигичева и Георгия Кондратюка. Только единственный «миг» да самолет ТБ-3 с двумя неисправными «чайками» сиротливо стояли среди опустевшего летного поля. «Миг», который принадлежал мне, подлежал эвакуации автотранспортом, а ТБ-3 с «чайками» — уничтожению из-за невозможности эвакуации.

Только сейчас, после трудного боевого дня, когда все ужасы остались позади, пришло время вновь вспомнить о семьях. Ведь они с утра и до позднего вечера находились в неведении, в тревогах и страхе за себя и детей, за мужей, содрогаясь от душераздирающего гула и рева самолетов, разрывов бомб, воздушных боев, передвижений войск! Солнце село за горизонт, начались сумерки. Военком полка Григорий Чупаков собрал оставшихся механиков и младших авиаспециалистов, среди которых оказался и я, оставшийся без самолета, поставил задачу по охране аэродрома от возможных диверсионных групп, но фактически охранять было нечего. Мне предстояло убыть с наземным эшелоном и сопровождать при эвакуации свой самолет. Но это предстояло завтра, а пока я был свободен от каких-либо поручений и обязанностей.

Находясь на аэродроме в этот вечерний час, на бывшей самолетной стоянке своей эскадрильи, я разглядывал с возвышенности окрестности. После грохочущего дня тишина и отсутствие какого-либо движения казались неестественными. Наблюдая за селом и городом, видишь, как то в одном, то в другом месте в небо взвиваются одиночные разноцветные ракеты, на мгновение освещающие ночной небосвод. Где-то вдали, со стороны запада, послышались звуки немецкого самолета, ночного разведчика, совершающего ночную вылазку в сторону Днестра, в глубь нашей территории. Он, идя на высоте, издает неравномерные, то затихающие, то усиливающиеся звуки…

Да, сегодня здесь, на земле и в воздухе, было настоящее побоище. Трудно даже себе представить, что в течение дня на этом ограниченном пятачке земли падали и рвались сотни бомб, строчили пулеметные очереди, горели бензиновые склады и склады техимущества, разрушались строения, велись воздушные бои, гибли люди. Теперь об этом напоминали только поблескивающие в лунном свете затухающие пожары, черные воронки по всему аэродрому да силуэты одиноко стоящих самолетов.

Гитлеровцы пытались одним ударом своих бомбардировщиков стереть с лица земли все то, что находилось на аэродроме и называлось воинской авиационной частью: самолеты, летный и технический состав, постройки и средства обслуживания, вывести из строя летное поле — словом, то, чем жила и располагала боевая авиачасть. Однако нанести нам какой-либо значительный урон им не удалось.

Я решил отправиться в город повидаться с семьей. Но чем добираться до города? Транспорта никакого нет и ждать не приходится, а до него восемь километров! Единственная надежда на собственные силы — пешком, нужно спешить, ибо летняя ночь так коротка. Вперед и побыстрее! В городе с трудом пробираюсь по знакомым улицам и переулкам — он затемнен, только луна освещает дома и проезжую часть. Встречаются военные патрули, они несут службу по охране порядка, оказывают содействие в передвижении войсковым частям, которые непрерывным потоком идут к фронту, к границе с Румынией, к реке Прут.

Наконец, подошел к своей квартире. В окне темно, дверь закрыта. Где же может быть моя жена Татьяна? Своим ключом отворяю комнату и захожу. Вещи собраны и связаны в узелки, разбросанные по комнате.

Квартира наша находилась не слишком далеко от центра города, но на второстепенной и глухой улице. Квартира из одной небольшой комнаты в старом деревянном одноэтажном домике. Впрочем, весь город, тихий и нешумный, в основном был застроен одноэтажными кирпичными и деревянными частными домами.

Из комнаты дверь вела в хозяйскую половину, еще у нас был отдельный выход непосредственно на улицу, через небольшой тамбур, площадью менее одного квадратного метра. Он служил нам кухней, если можно применить такое название для помещения, где помещался один деревянный табурет с примусом.

Делать было нечего, пришлось искать жену с ребенком, ведь уйти далеко они не могли. Вышел на улицу и остановил свой взгляд на добротном новом деревянном доме с противоположной стороны улицы. Я вспомнил, что в этом доме живет командир базы, который ведает материально-техническим обеспечением нашего полка. Через щели окон, закрытых ставнями, просачивался свет, и я решил заглянуть в дом. Постучался раз, второй. Дверь открыла женщина средних лет. Увидев меня в военной авиационной форме, позволила зайти в квартиру, хотя до этого мы не были знакомы.

Вошел я в полумрачную комнату внушительных размеров, где находились несколько женщин с детьми, здесь же была и моя жена с сыном. Все навзрыд плачут, перепуганные и измученные, голодные — ведь они находились в таком положении с утра, а сейчас уже поздняя ночь! Постарался объяснить обстановку, создавшееся положение в городе и на аэродроме, как мог, успокоил эти семьи. Но чувствую и понимаю, что в полной мере не смог успокоить и что-либо обнадеживающее сказать этим женщинам, а тем более — помочь их горю. Ведь толком-то и сам я не знал реальной обстановки, не говоря о ситуации на фронте, не мог разъяснить, как будут развиваться события.

Все мои сведения ограничились тем, что я видел на своем аэродроме, в воздухе при воздушном бое с немецкими самолетами и при разведке на линии фронта, что сам пережил в течение дня, а другой информации я не имел.

Так, в неведении истинного положения дел, среди плачущих женщин, я просидел всю эту короткую июньскую ночь. Меня торопило время, нужно было спешить на аэродром. Как помочь жене, этим женщинам, я и сам не знал. О том, чтобы оставаться здесь, не могло быть и речи, но чем и когда будут отправлены семьи? Обстановка осложнялась тем, что вопросом эвакуации семей пока никто не занимался и никакой информации на этот счет не было.

С одной стороны, считалось, что враг не должен продвинуться в глубь нашей страны, он будет остановлен на государственной границе. Все мы хорошо помнили наш девиз: если война будет развязана, мы будем бить врага на его территории, малой кровью, могучим ударом! Эту истину накрепко усвоили все. Теперь же, когда грянула война, оставаться вблизи границы, во фронтовой полосе, и ждать чего-то неизвестного, когда вокруг рвутся бомбы и бушуют пожары, было небезопасно и немыслимо. Ни одна семья не думала оставаться здесь и выжидать, решение было единое — как можно быстрее эвакуироваться.

В основном все семьи кадровых военнослужащих оставались жить в городе на зимних квартирах, несмотря на то что их мужья находились в лагерях. Была и такая категория молодых командиров-летчиков, которые после окончания училища еще не успели отслужить положенный трехлетний срок срочной службы в армии и были переведены в конце сорокового года на казарменное положение. Что касается их семей, то некоторые из них уехали к родственникам, как это предписывалось соответствующими указаниями, а другие остались и продолжали жить вблизи службы главы семьи, оказавшись как бы «вне закона» и не имея «гражданства» этого гарнизона. К этой категории относилась и моя семья.

Мне нужно было торопиться, и в свою квартиру мы не возвратились — посчитали, что Тане лучше будет остаться здесь, вместе с остальными женщинами.

Утром я снова был на аэродроме, соблюдая дисциплину и верность своему долгу. Комиссара полка Григория Чупакова на аэродроме не оказалось, что-либо узнать об обстановке и дальнейших наших действиях не удалось. Копылов подтвердил принятое накануне решение об эвакуации «мига» автотранспортом к концу дня. Договорились о встрече. Оставшаяся на аэродроме команда техсостава готовилась к отъезду — собирала уцелевшее имущество, сжигалось все то, что не подлежало эвакуации.

Я возвратился в город, в штаб полка. Во дворе штаба уже собрались женщины и дети с узелками, ожидая транспорт для отъезда. Здесь же находилась и моя жена с сыном, захватившая с собой только детские пеленки да распашонки.