Януш Пшимановский - Четыре танкиста и собака Страница 50

К перекрестку приближалась огромная трофейная машина, тащившая за собой вагон с окошками по бокам, с весело дымящейся печной трубой. У водителя не было намерения останавливаться. Он дважды дал сигнал, начал сворачивать влево, но девушка-регулировщица не уступила ему дорогу. Тогда шофер высунулся из кабины и с высоты своего сиденья торжественно объявил:

— Мы из политотдела фронта!

— А мы с перекрестка дорог, — пошутила она в ответ. — Документы и путь следования!

Елень подвинулся ближе и заглянул через ее плечо.

— Ну как? — спросил он тихо. — Уж тут-то мы наверняка поместимся.

— Я не могу к ним никого сажать, — ответила она вполголоса. — Может быть, вы сами сумеете договориться.

Они обежали вагон сзади и постучали в закрытую дверь, но никто не ответил. Да, эту крепость нелегко было взять. Правда, можно было бы влезть и как-нибудь прицепиться на металлических ступеньках, но это не езда. Втроем они бы еще решились, но что делать с собакой?

Шарик внимательно осмотрел машину, покрутил носом — что-то его очень заинтересовало. Он присел перед дверью вагончика на задние лапы, заскулил и тявкнул. Изнутри ему ответило тоже тявканье. Шарик начал лаять, и собака в машине заволновалась еще сильнее.

Наконец дверь слегка приоткрылась, и они с удивлением увидели худую даму, одетую, как на бал, в серебряное платье. Все трое так и замерли, не в состоянии вымолвить ни одного слова. К ногам дамы прижался белый пудель, выставив любопытную мордочку. Увидев Шарика, он заскулил, завилял хвостом, явно обрадовался.

Овчарка, очевидно, поняла это как приглашение и одним прыжком оказалась внутри вагончика. Дама отскочила в сторону и, подняв руки вверх, закричала:

— На помощь! Заберите этого разбойника, он загрызет мою Крошку!

Повторять это танкистам два раза было не нужно. Они дружно бросились на помощь. Григорий подсадил Густлика, Густлик подал руку Григорию. Грузовик уже тронулся с места; Янек пробежал несколько шагов и с помощью друзей тоже вскочил в вагончик, придерживая деревянную кобуру висевшего на боку маузера.

Со спасением Крошки затруднений не было, потому что Шарик и не думал угрожать ей. Танкисты, чтобы не впускать холод внутрь, прикрыли за собой дверь, вежливо козырнули даме в серебряном платье и скромно сели у порога.

— А все-таки мы едем, — вполголоса пробормотал Елень.

— Вылезайте! — услышали они у себя над головой мощный бас. — Как не стыдно силой врываться в чужой дом!

Они встали и с уважением взглянули на высокого мужчину атлетического сложения, одетого в полосатую трикотажную рубашку, под которой вырисовывались подрагивающие бугры мышц.

— Плютоновый Елень докладывает о прибытии трех польских танкистов! — Густлик вежливо козырнул и склонил голову.

Григорий вытащил у Янека из-за пояса две оставшиеся там ветки вербы с сережками и с любезной улыбкой преподнес их хозяйке белой Крошки.

Расчет был верный. Женщина улыбнулась (какая женщина не улыбнется, принимая цветы?) и обратилась к своей любимице:

— Крошка, как можно? Это чужая собака.

Обрадованная Крошка танцевала вокруг Шарика то на четырех, то на двух лапах, тянула его за уши, приглашая поиграть, а он с довольно глупым выражением на морде водил за ней глазами.

Мужчина в трикотажной рубашке грозно нахмурил брови и хотел еще что-то сказать, но ему помешал сидевший под потолком на жестяном кольце попугай, который начал орать:

— На штуррм! На штуррм!

Из глубины вагончика, цепляясь за разные предметы, появилась обезьянка, одетая в красную куртку, и вскочила Еленю на плечо. Тот не успел даже раскрыть рот от удивления, как она схватила его шапку и убежала.

— Ой, — простонал Густлик, — вот так зверинец, может быть, у них и слон есть?

— Будете вылезать? — настойчиво спросил атлет.

— Мы бы вылезли, пан директор, — ответил Григорий, — но теперь, без шапки, никак нельзя...

— Оставь их, Иван, пусть уж едут, — с улыбкой сказала дама.

— Мягкое у тебя сердце, Наташа. Если мы на каждом перекрестке будем брать пассажиров... — По тону мужчины можно было догадаться, что бурчит он уже только для приличия. — Куда вы едете?

— Под Колобжег, — хором ответили танкисты.

— Мы тоже.

— Я очень извиняюсь за любопытство, — не выдержал Саакашвили, — но, если можно, мы бы очень хотели знать...

— Пожалуйста, это не военная тайна, — рассмеялся силач. — Просто фронтовой цирк. Ну, раз уж Наташа разрешила вам ехать, так не стойте у дверей. Располагайтесь как следует...

Они прошли коридорчиком внутрь вагончика, в помещение побольше, где было два окошка, по одному с каждой стороны. Дальше была еще одна дверь, ведущая за перегородку.

— Здесь салон, а там наша спальня. Все это великолепие мы оборудовали собственными руками в трофейной машине.

Из дальнейшего разговора выяснилось, что Иван — гимнаст-атлет и жонглер, а Наташа выступает с дрессированным пуделем Крошкой и с обезьянкой, которую зовут Буки. Танкисты рассказали о себе, потом угостили новых знакомых чаем.

Часто бывает, что люди, вначале настроенные недоброжелательно друг к другу, обменяются несколькими словами и начинают чувствовать взаимную симпатию.

Елень предложил поединок, и теперь они с Иваном мерялись силой рук, кто чью руку положит. Хотя Густлик защищался долго, он все же проиграл, но Иван его успокоил, сказав, что держался он великолепно и если бы не госпиталь, то кто знает...

Оказалось, что Наташа вместе со своими зверями еще перед войной выступала в Тбилиси, и теперь они с Григорнем предавались воспоминаниям о красотах Грузии. Саакашвили, конечно, забыл, что он сын трубочиста из-под Сандомира.

Обезьянка Буки в шапке Еленя, которая поминутно падала у нее с головы, вначале немного косившаяся на танкистов, ела вареные картофелины, очищая их, как банан. Потом она обратила внимание на Янека, уселась на его плече, стала ему что-то рассказывать и наконец уснула, прикрытая полой его шинели.

Но несомненно, самая явная симпатия установилась у Крошки с Шариком, который уже не обращал внимания даже на приказы своего хозяина и только следил зачарованными глазами за белоснежной Крошкой да время от времени глубоко вздыхал.

Грузовик мчался по ровному шоссе, замедляя ход при въезде на мост и в многолюдных местечках. За окнами мелькали все новые дорожные указатели, и наконец Янек, выглянув, прочитал на одном из них надпись по-польски: «До Вежхова — 5 км». Сразу после этого они въехали в лес. Близился вечер, внутри вагончика стало темнее.

Вдруг раздался грохот, как будто совсем рядом разорвался снаряд. Накренившийся вагончик съехал на правую сторону, громко взвизгнули тормоза. Испуганная обезьянка запищала, обе собаки залаяли, а попугай закричал: «На штуррм! На штуррм!»

Все побежали к двери и выскочили на шоссе. Водитель уже стоял на дороге и, разводя руками, показывал на сплющенную покрышку:

— Должно быть, на осколок наехали.

Машина остановилась на обочине прямо перед поворотом, поднимавшимся на пригорок. По обеим сторонам дороги тянулся темнеющий вечерний лес. Немного впереди, над кюветом, расставив гусеницы по обеим его сторонам, чернел подбитый танк. Они подошли ближе, оглядели его. Елень показал на черную тень орла, образовавшуюся на месте сгоревшей краски. С другой стороны башни они нашли номер.

— Не помните чей? — спросил Кос.

Они не помнили. Григорий обошел вокруг танка и, вернувшись, заявил:

— Ясно одно: это не наш «Рыжий», потому что у нашего теперь заплата на лобовой броне. Помните, что писал Василий?

Они вернулись к вагончику, где возился шофер, напрасно пытаясь приладить слишком короткий домкрат.

— Попробуем? — обратился Иван к Еленю.

— Можно попробовать.

Густлик принес шинель, накинул ее на плечи, чтобы не так давило, потом они оба подлезли под машину, уперлись ногами в землю и приподняли борт.

Теперь дело пошло быстрее. Янек и Григорий подкатили запасное колесо, быстро сменили его. Водитель начал затягивать гайки огромным ключом, а Саакашвили помогал ему.

Они уже заканчивали, когда Шарик, резвившийся вместе с Крошкой на опушке леса, вдруг остановился, коротко пролаял и чуткой рысью овчарки побежал вперед.

— Что такое?

— Кого-то учуял, — ответил Кос и быстро бросился следом за собакой.

Они видели, как он добежал до поворота, перепрыгнул через кювет и, прячась за кустами, выглянул из-за пригорка. Потом присел и, одной рукой отстегивая кобуру маузера, другой замахал им.

— У вас есть оружие? — спросил Иван.

— Нет, мы прямо из госпиталя.

— У нас найдется.

Наташа быстро вскочила в вагончик, подала им один автомат и следом за мужчинами, на ходу снимая свой автомат с предохранителя, побежала к пригорку. У нее не было времени переодеться. Из-под солдатской шинели был виден подол серебряного платья, мешавшего ей бежать.