Александр Листовский - Конармия [Часть первая] Страница 50

Большая комната, где происходило заседание, была полна народу. Места за столом всем не хватило, и многие разместились на лавках, табуретках и даже на стоявшем у стены сундуке.

… Прения подходили к концу.

Слушали выступавшего начштаба одной из дивизий.

— По моему мнению, — бойко говорил он, молодой худощавый человек, — не следует немедленно наступать на Донбасс. Донбасс — наша опора, и оттого, как скоро мы туда придем, положение вряд ли изменится… Перед операциями в Донбассе следует несколько задержаться, подтянуть тылы, пополниться и уж потом бить сосредоточенными силами. А то так будет трудно…

— Вы, дорогой мой, извините, но ни черта не понимаете, — заговорил Ворошилов, с убийственной иронией глядя на начштаба. — Трудно, трудно… Конечно, трудно! Но если мы не будем сейчас неотступно бить белых, а лишь подтягиваться и организовываться, то они покажут нам тогда трудности в Донбассе. Нам надо молниеносно проскочить Донбасс. Люди там наши, а есть там нечего. Вот когда Донбасс станет свободным и останется за нашим тылом, тогда он действительно станет нашей опорой и даст нам десятки тысяч новых бойцов.

— А как же мы пойдем туда, когда там есть нечего? — спросил начальник штаба.

Ворошилов карими прищуренными глазами насмешливо посмотрел на него.

— Не беспокойтесь, товарищ, — сказал он с твердой уверенностью. — На моей родине ребята хорошие. Они последнее отдадут и нас как-нибудь накормят.

— Разрешите мне? — спросил Тимошенко, поднимаясь над столом всей своей огромной фигурой. — Вот тут товарищи говорили о старом и новом планах разгрома Деникина. Прошу пояснить: какая разница между этими планами? — попросил он, взглянув на Буденного.

— Я отвечу на этот вопрос, — сказал Сталин.

Он склонил голову набок, закурил трубку и подошел к большой карте, лежавшей на столе.

— Старый план, товарищи, предусматривал контрнаступление на Деникина от Царицына на Новороссийск через Донские степи, — начал он, наклоняясь к карте и концом мундштука показывая направление наступления: — Нечего и доказывать, — продолжал он, выпрямляясь, — что этот сумасбродный план, предполагаемый поход в среде, вражеской нам, в условиях абсолютного бездорожья грозил нам полным крахом. Этот поход на казачьи станицы, как это показала недавняя практика, мог сплотить казаков против нас вокруг Деникина для защиты своих станиц, мог лишь создать армию казаков для Деникина.

Сталин прошелся по комнате, вновь остановился у карты и продолжал при общем молчании:

— Именно поэтому решено старый план заменить планом основного удара через Харьков, Донецкий бассейн на Ростов. Какие он дает преимущества? — Сталин помолчал. — Во-первых, — заговорил он, — здесь мы имеем среду, не враждебную нам — наоборот, симпатизирующую нам, что облегчит наше продвижение; во-вторых, мы получаем важнейшую железнодорожную сеть, донецкую, и основную артерию, питающую армию Деникина: линию Воронеж — Ростов; в-третьих, этим продвижением мы рассекаем армию Деникина на две части, из коих добровольческую оставляем на съедение Махно, а казачьи армии ставим под угрозу захода им в тыл; в-четвертых, мы получаем возможность поссорить казаков с Деникиным, который в случае нашего успешного продвижения постарается передвинуть казачьи армии на запад, на что большинство казаков не пойдет; в-пятых, мы получаем уголь, а Деникин остается без угля… Вот каковы в основном преимущества нового плана, товарищи…

По комнате пронесся одобрительный говор. Командующий фронтом Егоров поднял руку. — Товарищи! — заговорил он. — Наша задача сейчас заключается в том, чтобы разорвать фронт противника на две части и не дать Деникину отойти на Северный Кавказ. В этом залог успеха. И эту задачу мы возлагаем на Первую Конную армию. — Он взглянул на Буденного. — А когда мы, разбив противника на две части, дойдем до Азовского моря, тогда будет видно, куда следует бросить Конную армию — на Украину или на Северный Кавказ…

Светало. В морозном тумане поднималось над степью красное солнце.

Визжа колесами, по селу проезжали тачанки. Скрипели ворота. Бойцы выводили из дворов лошадей и, переговариваясь, выстраивались колонной по три.

— Са-дись! — донеслась команда начдива.

Бойцы закидывали поводья и поспешно садились. Полки с места рысью вытягивались в сторону площади. Оттуда доносились звуки оркестра. Там, на фоне вьющихся под ветром знамен, стояли Сталин, Ворошилов, Буденный и еще какие-то люди, по виду рабочие. Колонна с быстрым топотом хлынула на площадь.

— Что? Что он говорит? — заговорили в рядах, услышав, что Ворошилов крикнул что-то скакавшим мимо бойцам.

— К победе зовет! За Донбасс, говорит! — крикнул ехавший на фланге Ступак.

Громкий крик покатился вдоль колонны:

— Урра-а! Даешь Донбасс! Урра!!

Над рядами взметнулись блестящие в лучах солнца клинки.

Мимо Маринки, как в тумане, мелькнули знамена, знакомые лица, и она оглянулась, чтобы еще раз посмотреть. Но впереди поскакали галопом, взвихрилась снежная пыль, и она, оглянувшись, успела заметить только маленького парнишку в коротеньком полушубке, заячьей шапке и валенках, который в стремительном движении, весь подавшись вперед и раскинув руки, словно хотел кого-то обнять, горящими неизъяснимым восторгом глазами смотрел на скачущих мимо буденновцев…

Впереди черной лентой извивалась колонна головного полка.

12

В большой светлой комнате сидело на лавках десятка два человек, по виду рабочие, в кожаных тужурках, полушубках, в видавших виды солдатских шинелях, крепко перехваченных поясными ремнями. Все слушали Ворошилова, который, стоя за столом, говорил:

— Нам мало одной лихости. С партизанщиной надо кончать. Нужно воспитывать людей. Из неграмотного делать грамотного, из несознательного — сознательного, из преданного — активного бойца и коммуниста.

Он, двинув стулом, прошелся по комнате и, вновь остановившись у стола, заключил:

— Нам нужны люди, которые хорошо разбираются, с кем и за что они сражаются…

— Разрешите два слова, товарищ Ворошилов? — спросил, поднимая руку, пожилой рабочий в артиллерийской шинели.

— Я вот по поводу чего, — заговорил он, получив разрешение, — я хочу сказать, что хотя все мы, прибывшие в Конную армию, молодые политработники, не по летам, конечно, но все ваши указания, товарищ Ворошилов, выполним, как полагается… Тут другой вопрос: мы, путиловцы, к лошадям непривычны. Некоторые даже не знают, с какого боку на нее садиться. Так вот, чтобы не получилось какой насмешки от бойцов…

Добродушная усталая улыбка прошла по лицу Ворошилова.

— Об этом не беспокойтесь, товарищи, — сказал он, подавляя улыбку. — Ребята у нас хорошие, быстро научат. И никто, конечно, смеяться не будет… Тут, понимаете, все зависит только от вас. Поставьте себя авторитетно с первого раза, расположите к себе бойцов, и тогда все будет отлично.

Послышались быстрые шаги. В комнату вошел сутулый человек в очках на длинном лице — секретарь Реввоенсовета Орловский.

— Вас к проводу, Климент Ефремович, — тихо сказал он, подойдя к Ворошилову.

Ворошилов поспешно вышел из комнаты.

Разговор с прибывшими в Конную армию путиловцами происходил в Валуйках, где после тяжелого, но удачного боя Ворошилов и Буденный несколько задержались, развернув работу по оформлению армейского аппарата. Во вновь созданной армии не было ни штаба, ни политотдела, ни тыловых учреждений, ни служб. Все это надо было создать, и Ворошилов, принесший в Конную армию свой богатейший политический и военный опыт, деятельно подбирал кадры и расставлял их по местам.

Тем временем 4-я и 11-я дивизии были двинуты в глубокий обходный маневр. Дивизиям под общей командой Городовикова предстояло обойти купянскую группу Деникина и занять в тылу белых станцию Сватово, перехватив единственную железнодорожную магистраль, ведущую из Купянска на юг.

Дивизии третий день шли походом. Рассветало. Стоявшие последнее время морозы сменились теплой погодой. Снег стаял, дороги размокли. В сизом тумане слышались чавкающие звуки подков.

Городовиков ехал при второй бригаде. Перед ним ползла, извиваясь на поворотах, колонна головного отряда. Прикидывая в уме, много ли осталось до Сватова, он зорко посматривал вперед. Там, в тумане, словно протаивали темные очертания станционных построек.

— Мироненко! — позвал Городовиков ехавшего позади командира бригады. — Сейчас будешь делать атаку…

Голос его заглушило взрывом снаряда. Вспыхнуло пламя. Над степью пронесся грохот. Накрывая эскадроны, в небе с треском рвалась шрапнель. В промежутки между разрывами доносился со стороны станции захлебывающийся треск пулеметов.

— В балку! В балку давай! — закричал Городовиков. Полки, пластаясь в карьере, скрывались в низинах.