Анатолий Казаков - Кровавое лето в Бендерах (записки походного атамана) Страница 50

Операция по деблокированию Бендер завершилась в два часа ночи 21 июня…

…Утро не спешило навстречу людям. Природа будто специально прятала в тумане залитый кровью асфальт и разрушения. Природа, как видно, стеснялась во всем свете летнего утра обнажить безумие одних и как можно дольше не показывать другим весь ужас, который несет война. Тем не менее, как ни старалась она это сделать, взору жителей, уходящих от войны из города, предстала страшная картина. Развороченные дома с черными проемами вместо окон. Разграбленные магазины, в витрины которых въезжали бронетранспортеры. Перешибленные взрывами снарядов столбы и деревья. Преображенский собор, выщербленный пулями, осколками, с вывалившейся, от прямого попадания снаряда, стеной крестильни. И улицы, заваленные мертвыми жителями. Меж трупов пританцовывала, видимо, сошедшая с ума женщина, напевая песенку «Три танкиста, три весёлых друга…» — минувшей ночью погиб её сын.

Из заявления 4 июля 1992 года.

«…По самым последним данным в городе Бендеры консервный завод разграблен, вывезена готовая продукция, завод сгорел. Маслоэкстракционный завод — вывезена продукция, завод сожжен, заминирован. Пивзавод — вывезена готовая продукция. Биохимзавод — вывезена часть оборудования, разграблен, сожжен. Молочный комбинат — частично выведен из строя. Хлебокомбинат — разграблен. Обувная фабрика — разграблена. Магазины практически все разграблены. Детская поликлиника, СЭС, горполиклиника, женская консультация, гинекологическое отделение — разграблены. Полностью выведено из строя освещение города. Варницкий водозабор выведен из строя. Центральная телефонная подстанция разрушена. Разрушено до 50 процентов жилого фонда. Выведены из строя путем разрушения, подрыва практически все школы, детские сады, лечебные учреждения. Население города Бендеры, которое еще там осталось, даже если допустить, что завтра там воцарится мир, — это обреченные на нищету люди. Им негде заработать кусок хлеба. Все те предприятия, на которых это можно было сделать, разрушены, разграблены, развалены, взорваны складские и производственные помещения.

…Только с приднестровской стороны количество убитых достигает 850-ти человек, раненых — более четырех тысяч. Подавляющее большинство убитых и раненых — до двух третей — это мирное население, это женщины, старики, дети.

…Количество беженцев, по разным данным, исчисляется от 120 до 150 тысяч человек. Сосчитать более точно невозможно».

Хотя вражеская техника лежала на улицах мертвыми грудами, а бронемашины с буквами «ПМР» на броне то здесь, то там мелькали в городских кварталах, люди не верили в окончательную победу над врагом. Он затаился, как раненый зверь. Армейские части откатились, перегруппировываясь за городом. Но треть города была ещё захвачена. Те микрорайоны удерживала бригада ОПОНа и волонтеры-националисты. И люди уходили.

Продвигаясь к мосту, горожане с ужасом увидели, что весь «пятачок» перед ним, газоны, сквер и насыпь были завалены убитыми солдатами…

Особенно много потеряли подразделения Молдовы — насчитали 80 трупов, почти столько же было раненых. Тяжело раненого полковника Карасева все же успели вывезти, но не долго он прожил — инфаркт… Было и несколько пленных. Одного из них — Иона Мазуреску, одетого в черную форму, предположительно, офицера армии Румынии, сразу же увезли офицеры приднестровской госбезопасности. Раненых приднестровцев — и военных, и горожан — тут же отправляли в санчасть ракетной бригады — в крепость, в больницы и госпитали Тирасполя, очень помог реанимобиль прибывших московских врачей, развернувших мобильный госпиталь…

…В этом городе прямо на улицах совершенно наивно растут абрикосы и вишни. Даже многоэтажные дома увиты виноградом — настоящие виноградные стены с прорезями для окон. Над головами висят персики и груши, и каждый желающий может снять небольшой урожай, никто и слова не скажет.

По улицам Бендер на «официанте» — небольшом тракторе «Владимирце» с кузовком впереди, ездит обросший щетиной человек с тяжелым взглядом. Никто не знает его имени, и люди прозвали его Никифором. А его трактор — лодкой Харона. Никифор беспрепятственно переезжает — туда и обратно, проходящую прямо по городским улицам линию фронта, потому что его уже знают и те, и другие, и при его появлении, не стреляют. Он не замечает винограда и персиков, он ездит по городу и собирает иной урожай. Урожай трупов…

Пока казаки сидели на траве под елочкой возле изрядно покоцанного здания Бендерского исполкома, поджидая зашедшего туда с каким-то поручением Бульбациева, Никифор каждые десять-пятнадцать минут подвозил и выгружал убитых. Старика с банкой, зажатой в уже мертвых руках. Где-то раздобыл молока, может быть, для внука… Так и лежал с банкой, только молоко расплескалось. Еще одного старика, одноногого. Испачканный землей, уже тронутый разлагающим беспощадным солнцем, а рядом лежали новенькие костыли. Потом — мальчишку лет тринадцати с широко раскрытыми удивленными глазами и маленькой дырочкой во лбу.

Это уже не жертвы минувших боев. Это жертвы снайперов. Они были повсюду, и с какой-то особой тщательностью отстреливали именно мирное население…

«Трагедия Бендер — плод чванливой, дилетантской политики и воинствующего национализма. Это плод комплекса национальной неполноценности, вызванной не только десятилетиями тоталитарного давления, но и чрезмерной, больной революционностью людей, которые пожелали всё изменить в один день. Это плод нелюбви и нетерпимости, граничащей с фашизмом. Но вину с ними должны поделить и те, кто, сделав из демократии новую идеологию, новый фетиш, слишком долго делили противостоящие стороны на коммунистов и демократов, не желая понимать, что в Приднестровье живут просто люди, которых нельзя убивать.»

— …Идём на вокзал. Наши — иркутяне — там…, - сказал вскоре подошедший Бульбациев, — Это улица Лазо, — кивнул он на дорогу, когда группа выходила с площади, — Нам по ней — до упора… А сейчас — разбиться на две группы, группы идут цепочкой по разным сторонам улицы, прижимаясь к домам. Во время движения вести наблюдение за противоположной стороной — смотреть в оба! Держать в прицеле окна, крыши, углы домов. Всем крутить башкой на триста шестьдесят градусов! И смотреть под ноги! В цепочке держать дистанцию пять-семь метров. Перекрёстки проскакивать «мухой»!.. Всё, вперёд!

По дороге на вокзал, смотря на безлюдную разгромленную улицу, невозможно было поверить, что это не сон и не съёмки фильма об Отечественной войне… — картина была безрадостной и гнетущей. На улице не было разве что только разбитых БТРов и искореженных пушек. А в остальном — то же, что видели и на Суворова… Вот у перекрестка стоит пожарная машина — да это просто какой-то дуршлаг красного цвета на изодранных колесах! Лишь Бог ведает, сколько их таких, расстрелянных и сгоревших, стоит на улицах Бендер.

…Ночью 20 июня от артобстрела на станции Бендеры-1 запылали цистерны с бензином и вагоны с лесом. По стечению обстоятельств в те дни на путях скопилось очень много вагонов и цистерн со сжиженным газом, другими горючими, взрывоопасными, ядовитыми и отравляющими грузами: этиленом, бензолом, хлором, аммиаком… Они не взорвались просто чудом. Но чудом ли? — под пулями и осколками, при бушующем и растекающимся рядом пламени, пожарные и железнодорожники сделали невероятное — сбивая пламя и охлаждая соседние ёмкости, растащили горящие вагоны и локализовали пожар. Вагоны и цистерны с опасными грузами вывезли за пределы города, цистерны с газом оттянули в безопасное место, куда обстрел не достает. Уже ближе к полдню, когда вокзал и станцию «румыны» все же захватили, смогли затушить и вагоны с лесом. И это не герои? Какая катастрофа, сравнимая разве что с произошедшими в индийском Бхопале или американском Галифаксе, случилась бы, если?.. А если бы вовремя не потушили еще и пожар на маслоэкстрактном заводе, в технологии которого широко использовался высокооктановый бензин? Взрыв скопившихся в ёмкостях газов не оставил бы и камня на камне в радиусе более трех километров!..

«…Что ж вы, гады, наделали?» — думал Вадим, идя по расстрелянному городу, — «Неужели вы не понимаете, что на этой узкой полоске земли, именуемой Приднестровьем, и с её людьми, вы уже никогда не сможете жить так, как жили — вместе? Вас будут ненавидеть до тех пор, пока из памяти людей не выветрится эта трагедия. А она ещё долго не выветрится. Ещё не одно поколение жителей Бендер будет смотреть на вас, как на врагов. И ни о какой «единой и неделимой» речи больше быть не может. Даже если наступит мир. Даже если опять попытаетесь заставить силой.