Владимир Шатов - Возвращение Страница 50

 - Бежим!

 Александра взглянула на часы. Мозг автоматически отметил время – 12 часов 31минута. Сбоку раздались испуганные голоса:

 - Не бойтесь!.. Они стреляют холостыми!

 - Они не посмеют!

 В этот миг с правого фланга цепи ударил характерный звук боевых выстрелов; злобная с оттяжкой очередь. Толпа ахнула, люди бросились врассыпную. 

 - На площади было человек шестьсот, ну уж не больше тысячи. – На бегу подсчитывала Шелехова. – Но могут смять…

 За спиной толпы оказалась метровая изгородь сквера у памятника Ленину. В условиях бегства это оказалось серьёзной преградой. Люди падали, бежавшие следом топтали упавших.

 - Стрельба продолжается. – Отметила Саша и оглянулась по сторонам.

 Вокруг, пригибаясь, бежали люди, многие были окровавлены. На цветочной грядке неподвижно лежала женщина в праздничном платье, оторванная рука валялась невдалеке.

 - Ей уже не поможешь… - крикнул на бегу предупреждавший её мужчина.

 - Да, да! – повторила Шелехова и посмотрела на бесстыдно задравшееся платье.

 Она припустила вдогонку за своим ангелом-хранителем. Ажурная ограда сквера под напором толпы рухнула, люди разбегались, топтали упавших, раненых и убитых.

 - Спасите! - истошный вопль повис над площадью.

 Страха у Александры почему-то не было: только недоумение и возмущение происшедшим. Оглянулась на площадь: на жгуче-белом асфальте лежали тёмные тела – картинка из учебника истории «Кровавое воскресенье».

 - Чёрно-вишневые лужи крови  на раскалённом асфальте пучатся, - изумилась она, невольно притормозив, - как будто кипят...

 Недалеко стояла бочка с квасом. Из пробитых пулями отверстий хлестал пенистый напиток. Пули летели вдогонку убегавшим, рассыпаясь по раскалённой площади и разрывая человеческую плоть. 

 - Видимо, - на мгновение остановился мужчина, - план расстрела был продуман заранее и в деталях...

 - Почему?

 - Вон уже подогнали грузовые и санитарные машины.

 Пожилой мужчина пробегал мимо них. Пуля попала ему в голову и мозги моментально разляпались по цветочной вазе.

 - Мать в магазине носит грудного убитого ребенка. – Фиксировало заторможенное сознание: - Убита парикмахерша на рабочем месте…

 Невдалеке лежала девчушка в луже крови. Ошалелый майор встал в эту лужу. Ему крикнул раненый в последнюю минуту спутник Шелеховой:

 - Смотри, сволочь, где ты стоишь!

 Майор здесь же пустил пулю себе в голову.

 - Позор! – подумала Саша и остановилась в проулке.

 Когда огонь прошёл смертоносным шквалом, на площади остались лежать мужчины, женщины и подростки, Раненые громко стонали, девушка с развороченным пулей коленом застыла на асфальте и глядела на рану широко открытыми глазами. На залитой кровью площади, как проклятие, белели детские панамки, втоптанные в грязно-красное месиво.

 - Глянь Кузьминична, - сказала дородная женщина своей соседке, - что это такое?

 - Детей постреляли!

 Они вышли из тенистого двора, где прожили всю жизнь, и с изумлением смотрела на творимые безобразия. 

 - Вон две девочки убитые, - всплеснула руками Кузьминична, - и там кто-то лежит на земле.

 - Пойдём от греха подальше! – товарка потянула её в спасительную глубину двора.  

 Шелехова помогла подняться раненому мужчине и поспешила с ним в боковую улицу, чтобы выйти из сектора обстрела. Предложила отвести его в госпиталь. Раненый испуганно возразил:

 - Там меня засудят!

 - Разве так можно? – спросила ошарашенная Саша.

 - Достреляют гады!.. – прохрипел бывший военный. - Веди домой, у меня жёнка медик!

 - Вам надо в больницу…

 - Домой!

 Она отвела его домой. Затем вернулась в общежитие. В вестибюле толпились недоумевающие, напуганные слухами о расстреле жители. Перед ними разглагольствовал человек в штатском. Он говорил о «тысячных толпах хулиганов».

 - Разбиты все витрины на Московской. Разве можно бить стекла? – возмущался он, прощупывая взглядом слушателей.

 - А людей убивать можно?! – сорвалась Александра, зло посмотрев на него.

 Все люди оглянулись на Шелехову и мгновенно расстояние между ними увеличилось. Возникла немая сцена. Она поняла, что выглядела страшновато: платье в крови – того раненого, которому помогла, на лбу глубокая царапина неизвестного происхождения, отчего вся щека в крови.

 - Нужно переодеться! – решила Саша и поспешила в свою комнату.

 Медсестра Ирина Купцова, с которой они делили комнату, оказалась дома. Проверка, проведённая дежурными по общежитию через десять минут, прошла благополучно:

 - Все должны оставаться на своих местах.

 - Ага…

 Немедленно после неё они поспешили в город:

 - Нам нельзя отсиживаться. – Сказала подруге Саша, торопливо переходя улицу. - Необходимо всё видеть лично: вот история без прикрас и фальсификации.

 - Ну ты загнула…

 Весть о расстреле немедленно облетела всех и вызвала, видимо, неожиданную для властей реакцию: остановилось большинство заводов, улицы переполнились народом.

 - Ого, сколько их!

 - В такие дни узнаёшь больше, - прошептала Шелехова, - чем за иные десятилетия.

 Отовсюду подъезжали машины с рабочими. На Московской высаживались, молча шли к площади перед горкомом – плотной неудержимой колонной во всю ширину проспекта.

 - Подобной демонстрации я ещё не видела! - ахнула Ирина и завертела головой.

 - И больше не увидишь…

 Остановить эту демонстрацию было невозможно. Хотя на крышах домов виднелись вооружённые солдаты. На площади у горкома было море людское.

 - Тысяч десять, двадцать? – изумилась Купцова.

 - Думаю что больше…

 Посреди толпы стояли два танка. Люди не давали танкам проехать. Митинг скандировал:

 - «Хру-щё-ва! Хру-щё-ва! – и ещё громче: – Пусть смотрит! Пусть смот-рит!»

 Этот второй митинг был куда более массовым и целеустремлённым и явился реакцией на расстрел. Находившиеся в городе Микоян и Козлов не рискнули появиться перед людьми даже в присутствии танков. Микоян сказал несколько невыразительных слов по радио. Призвал людей разойтись по рабочим местам, пробормотал что-то о «трагическом инциденте».

 - Что он несёт? – переспросила Шелехова.

 - Просто боится…

 Митинг окружили войска. Был объявлен комендантский час. Людям сказали, что всех выпустят, кто уйдёт до 10 часов вечера. К полуночи митинг растаял.

 - Пойдём домой! – потянула Сашу за руку Ирка. – Утром на работу.

 - Давно пора…

 Патрули дежурили всё ночь. Патрулировали город солдаты, – судя по всему, жители Средней Азии. Александра услышала, как офицер сообщил им, что здесь бунтуют уголовные элементы и надо быть осторожными, так как в солдат стреляют из-за угла.

 - Прямая ложь. – Хотела крикнуть она, но не решилась.

 … На следующий день Шелехова рано пришла в больницу, где работала санитаркой. Там уже царила суматоха и боль. Ночью туда доставили много раненых.

 - Я работаю стеклодувом на заводе неподалёку от НЭВЗа, - рассказывал ей на перевязке молодой парень Николай Степанов. - Вчера пришла к нам депутация оттуда. Сказали:

 - Закрывай горелку и иди в колонну.

 - А ты?

 - Ну, я и пошёл… Интересно же!

 Александра ловко сменила ему окровавленную повязку на пробитой навылет руке.

 - Вижу - толпа. Подошёл поближе. Стоял справа от входа в горком. И тут получил пулю в левую руку. Как бревном ударило. За мною двое мужчин замертво упали.

 - Я это видела… - вставила медсестра.

 - Женщину на моих глазах убили. – Закончил Николай. - Какой-то таксист до железнодорожной больницы довёз.

 По палатам шастали следователи - расспрашивали, как кто оказался на площади. Ходили, спрашивали у больных, кто лежал давно, а кто поступил накануне. 

 - Я видела, что после выстрелов посыпались, как груши, любопытные мальчишки, забравшиеся на деревья в скверике. – Сказала Николаю медсестра.

 - Трупы забрасывали через борт. Пожарные смывали из брандспойтов кровь, красные потоки огибали площадь. И не успевали - кровь от жары впекалась в асфальт.

 - Когда я шла на работу, кровь пытались отдраить песком - не получалось.

 - На следующий день в срочном порядке положат новый асфальт...

 Александра заплакала, не в силах сдержать нахлынувших эмоций.

 - Изверги!

 Через пару дней главный врач Николай Хубаев сказал Степанову:

 - Выпишем тебя от греха подальше, будешь потихоньку ходить на перевязки. Говори всем, что у тебя бытовая травма...

 - Разрешили предать земле по-человечески только 17-летнего Лёню Шульгу. – Шепнула ему напоследок Александра: - Его ранило в ногу, и он умер у нас в больнице от заражения крови. Но разрешили на особых условиях - ночью, под присмотром милиционеров. И при этом родственникам запретили плакать, устраивать поминки.