Николай Асанов - Катастрофа отменяется Страница 52

На тыловой базе майору вручили предписание — немедля сдать дела заместителю и явиться в штаб армии.

Оформив сдачу дел, Тимохов запечалился. Зачем его вызывают в штаб армии? Подобно многим скромным людям, он склонен был думать, что, если им заинтересовалось начальство, значит, он допустил какую-то ошибку. Но, пораздумав, все же пришел к выводу, что никакой вины за ним нет.

Узнав, что штаб армии к тому времени перебазировался в расположение дивизии Ивачева, Тимохов прежде всего выяснил, какие грузы надлежало немедленно отправить в дивизию. Но как бы глубоко ни прятал он свое волнение, оно все же вырывалось наружу. Заполняя различные ведомости и накладные на получение грузов, он в сотый раз клял свою судьбу, которая заставила его, с детства мечтавшего о героических подвигах, стать начальником артиллерийского снабжения. На фронте он находился уже не первый год, не раз бывал под огнем, отбивал атаки автоматчиков, однако романтическое представление резко противоречило всему тому быту войны, в котором он увяз с головой…

Думая об ожидавшей его в штабе армии неприятности, убежденный, что ничем не заслужил плохого к себе отношения, Тимохов решил просить у командующего немедленного перевода в боевую часть.

Командовать батальоном он, конечно, не сможет — ведь он с первого дня войны в интендантстве. Не было у него возможности научиться искусству боя. Но пусть его понизят в звании, пусть пошлют под начало к какому-нибудь опытному лейтенанту из тех, что командуют сейчас ротами. Он человек переимчивый: все быстро усвоит. Только бы подальше от начальства, которое не понимает, что он, Тимохов, не по своей вине занимается таким несложным делом, как снабжение.

Вот на этом он и будет настаивать со всей решительностью. Только хватит ли решительности? Этого он не знал. Но он попробует. Да, да, попробует!..

После такого категорического решения майор спокойно занялся привычным делом. Он по опыту знал, что работа во многих случаях помогает лучше любых успокоительных таблеток.

Тимохов тут же выяснил, что в дивизию Ивачева по недосмотру интендантов не были вовремя отправлены боекомплекты для полковой артиллерии и мины.

Все это майор получил на складе, хотя, в сущности, уже не располагал никакими правами. Но он чувствовал за собой главное право — до конца выполнить возложенные на него обязанности.

К половине дня обоз в дивизию Ивачева был отправлен. А майор еще задержался для того, чтобы написать письмо своему преемнику о некоторых неотложных, по его мнению, делах, которые он, Тимохов, не успел закончить. Впрочем, майор не мог и подумать, будто кто-то может быть доволен тем, что часть работы осталась невыполненной: он судил о людях по себе. Закончив письмо, Тимохов попрощался с работниками склада и верхом на тихой, явно не кавалерийской лошадке поехал догонять обоз.

Подъезжая к населенному пункту, где должен был размещаться штаб дивизии Ивачева и штаб армии, майор услышал ожесточенную стрельбу. Немецкие артиллеристы стреляли из-за Днестра. А из садов села вела огонь артиллерия дивизии Ивачева.

Вражеские артиллеристы стреляли «по площади», поэтому тяжелые снаряды взрывались на всех улицах села, раскинувшегося вдоль реки почти на шесть километров. Село горело во многих местах.

Можно было, конечно, переждать обстрел в тихом месте, но Тимохов привык все делать споро. И обоз вошел в село.

Группа бойцов под командованием сержанта гасила пожар. Соломенные крыши глинобитных домов вспыхивали, словно факелы, и огонь все время опережал добровольных пожарников, хотя к солдатам присоединились и сельские жители. Они, видимо, уже привыкли к обстрелам, действовали быстро, не обращая внимания на взрывы. Распоряжавшийся ими сержант знал, как дисциплина сдерживает чувство страха, и командовал с чисто гвардейской лихостью:

— Пять человек ко мне! Берись баграми за стрехи! Не бойсь, огонь всякий грех очищает! Ну, взяли!

Тимохов узнал своего однополчанина Верхотурова. И невольно подумал: «Неужели и Галина тут, в этом пламени?»

Тимохов вздохнул, подъехал к Верхотурову, окликнул его:

— Товарищ Верхотуров, где штаб армии?

Пылающая соломенная крыша провалилась вместе с потолком внутрь дома. Верхотуров вытер опаленное лицо и повернулся на голос майора. Узнав Тимохова, он заулыбался, будто именно на пожаре и должен встречать добрых знакомых.

— Штаб переправился через Днестр, товарищ майор, так что он уже в Бессарабии!.. — Вдруг не выдержал и с хитринкой добавил: — Торопитесь, а то они скоро через границу переедут…

— Никита Евсеевич… — майор перегнулся с коня, переходя почти на шепот, спросил: — Галина Алексеевна здесь?

— Она ушла со штабом дивизии, — сухо ответил Верхотуров. — Разрешите идти?

И, не ожидая ответа, бросился к соседней хате, на которой только что занялась крыша от огромной головни, переброшенной взрывом снаряда.

— Быстрей, быстрей! — закричал он на солдат и жителей села. — Прозеваем — все сгорит…

Человек десять бросились помогать ему, и вскоре сорванная баграми крыша упала посреди улицы, рассыпаясь пламенем на пути обоза.

Тимохов приказал обозникам выбираться к реке другой дорогой, а сам, пригнувшись к луке седла, поскакал через пламя.

Выскочив на крутой взвоз над рекой, он увидел разбитую бомбами переправу. Паром, сорванный с каната, уплывал вниз. Саперная рота спускала на воду понтоны и скрепляла их. Людей не хватало, понтоны плавали без перекрытий — пустые, бесполезные железные корыта. Тимохов приказал ординарцу поторопить обозников (пусть помогут саперам) и поскакал обратно на сельскую площадь.

Верхотуров все еще возглавлял пожарную команду. Людей у него даже прибавилось — огонь выгнал крестьян из подвалов и укрытий, и теперь они трудились вместе с солдатами.

— Верхотуров! — крикнул Тимохов.

— Я вас слушаю, товарищ майор! — отозвался сержант. Буйная борьба с огнем расшевелила его, как захватывает человека всякая борьба со стихией.

— Соберите своих людей и ведите к реке. Паром сорвало, а понтонный мост еще не наведен. Только объясните им, что нужно делать.

— У нас язык общий: я по-уральски, они по-молдавски. А смысл один: бей немца! — усмехнулся Верхотуров и обернулся к своим помощникам: — Эй, старички! Огонь надо с корня тушить, а корень на том берегу хоронится. Вот генерал на переправу зовет, мост надо мостить, чтобы гитлеровцам у нас неповадно было гостить! Если там по врагу ударят, у нас огонь сам собой потухнет. А война кончится — все равно новые дома строить!

Тимохов улыбнулся прибаутке Верхотурова, а молдаване смотрели на него с таким почтением, что майор не стал вмешиваться в распоряжения сержанта. Да и нужды в том не было. Оставив догорающие хаты, селяне уже спешили за Верхотуровым. В конце концов сержант прав: для глинобитных хатенок огонь не страшен, а имущество селян все равно либо зарыто, либо давно разграблено гитлеровцами.

Спустившись снова к реке, Тимохов увидел там большую перемену. Берег вдруг заполнился множеством людей: два полка в полном составе готовились к переправе за Днестр на помощь Ивачеву. Впрочем, с воздуха эти перемены едва ли можно было заметить: берег по-прежнему желтел песком, темнел илистыми наносами, — полки были обстрелянные, умели маскироваться.

Вечерело. Солнце, ставшее багровым от дыма пожарищ, будто с неохотой уходило за горы. Наплавной мост уже действовал. Но вдруг к берегу подвалила плоскодонная лодка, и из нее выскочил офицер. Вглядываясь в сумеречную мглу, он громко крикнул:

— Майор Тимохов здесь?

Тимохов вскочил, чувствуя, как к лицу приливает кровь. Ну чем он проштрафился, если за ним прислали офицера?.. Шагнул по хрустящей гальке вперед, отвергал:

— Я здесь, товарищ Суслов!

— Почему задержались? Генерал уже несколько раз справлялся о вас!

— У меня же обоз…

— Обоз? — удивился Суслов. — Разве вам приказали ехать с обозом?

— Нет, но… все равно надо было ехать, а если обоз не собрать…

— Ну черт с ним, с обозом! — резко оборвал капитан. — Торопитесь!

Он говорил тем приказным тоном, который возникает у некоторых людей от одного ощущения приближенности к лицам, обладающим властью. Но Тимохов по простоте своей принял строгость капитана за выражение немилости генерал-лейтенанта. Совсем приуныв, майор пошел к понтонному мосту.

На берегу переругивались повозочные, которых не пускали на мост, потому что за реку переправлялась какая-то артиллерийская часть.

Тимохов мгновенно забыл все свое послушание, выказанное Суслову, бросился, расталкивая артиллеристов, к начальнику переправы. Мог ли он оставить здесь обоз? Конечно не мог. За себя он не умел просить, но тут неожиданно проявил такое красноречие, что начальник переправы и сам не заметил, как разрешил обозу въехать на мост.