Ежи Климковский - «Гнуснейшие из гнусных». Записки адъютанта генерала Андерса Страница 52

Окунувшись в атмосферу, господствовавшую в среде тех, кто составлял польские правительственные и военные круги в Лондоне, можно было без особого труда прийти к убеждению, что было избрано ложное направление. Погоня за постами и властью по-прежнему находилась на первом плане, а жизненные интересы Польши — на последнем. Совершенно явственно ощущалось враждебное отношение к Советскому Союзу и ко всему, что было связано с СССР. Взгляды на ведение войны Советским Союзом здешних руководителей были сходны со взглядами Андерса: преобладающее большинство считало, что СССР будет разбит и поэтому нет никакой необходимости вступать с ним в какие-либо договорные отношения. Оценка военной мощи Советского Союза таким «специалистом», как Андерс, только укрепила «английских поляков» в подобном мнении.

В Лондоне я более или менее подробно познакомился со всеми перипетиями борьбы вокруг польско-советского договора. Сикорский в этом вопросе был фактически одинок, все ему только мешали и усложняли работу. Даже в среде самого близкого окружения он не встречал необходимого понимания этой важнейшей проблемы нашей внешней политики.

Данное обстоятельство показывало лишь, насколько наши руководители плохо ориентировались в вопросах международной политики и в изменении стратегической обстановки на фронтах Второй мировой войны.

Подобно тому как в Париже за несколько дней до начала войны с Италией Сикорский, опираясь на данные своих «экспертов», заверял французское правительство, что до войны дело не дойдет, точно так же за три дня до нападения Германии на Советский Союз наш премьер, ссылаясь на донесения из Польши, представленные ему 2-м отделом 10 и 19 июня 1941 года, сообщал английскому правительству, что вооруженное столкновение между этими странами исключается, когда конфликт разразился, наши «лондонцы» тотчас прониклись убеждением, что война закончится через несколько недель поражением СССР.

В результате военное соглашение не было нами продумано должным образом. Весь наш штаб отнесся к нему отрицательно. Во-первых, считалось ненужным создание армии в Советском Союзе, поскольку, по утверждениям наших штабистов, не успеет она сформироваться, как наступит конец войны. Во-вторых, штаб категорически выступал против создания польских вооруженных сил на территориях, не находящихся под его безраздельным контролем.

Как-то министр Комарницкий пригласил меня на обед, на котором присутствовал и генерал Модельский. В беседе мы затрагивали самые актуальные вопросы. Я не скупился на критические замечания по адресу нашего правительства, на что Комарницкий ответил, что если говорить о нем, то он участвует в правительстве как представитель Стронництва Народового и вошел в состав кабинета по прямому желанию Сикорского, и по его же желанию готов в любой момент уйти в отставку. Как же мог он представлять Стронництво Народове, если оно в основной своей массе не поддерживало Сикорского и находилось по отношению к нему в довольно резкой оппозиции? Как мне разъяснил Комарницкий, Сикорский пригласил его в правительство только потому, что он как член Стронництва Народового своим участием в правительстве создавал видимость, что не все Стронництво находится в оппозиции к премьеру а имеются группы, сотрудничающие с ним.

Как я уже упоминал, лишь немногие поляки в Англии отдавали себе ясный отчет в происходившем. Помню, как однажды в штабе в отеле «Рубенс» я подошел с майором Пентковским к карте, на которой было отмечено расположение фронтов. Пентковский рассказал мне об огромной слабости Англии, о том, что нападение Германии на СССР позволило ей «передохнуть». Он утверждал, что, если бы Советский Союз не выдержал немецкого удара и пал, это было бы неслыханным поражением и для нас, так как в самое короткое время пала бы и Англия, которая в настоящий момент фактически совершенно бессильна, и Германия в результате добилась бы полной победы.

Такие голоса раздавались очень редко — трудно было с кем-либо говорить на эту тему без опасения попасть в «черный список» или быть заподозренным в «сотрудничестве с НКВД». Таких офицеров, как Пентковский, можно было пересчитать по пальцам.

Приведу пример, весьма показательный для атмосферы, царившей в наших лондонских кругах, атмосферы взаимной слежки, установленной лондонской «двуйкой» во главе с подполковником Гано, который продолжал оставаться ее шефом.

Янушайтис, которого определенные круги вновь предлагали послать на работу в Советский Союз и о котором вспоминал Сикорский, хотел со мной встретиться. Он назначил мне свидание… в Гайд-парке, чтобы избежать слежки шпиков 2-го отдела, доносов и кривотолков. Мои беседы с коллегами являлись достаточным основанием для вызова их во 2-й отдел, где их подробно расспрашивали о теме наших разговоров.

В это время Андерс передал своему брату Тадеушу, жившему в Шотландии, драгоценности, купленные в Советском Союзе, чтобы он положил их в Шотландский банк на свое имя. Об этом я узнал лишь тогда, когда увидел банковские квитанции и перечисленные в них предметы.

Наше пребывание в Лондоне подходило к концу. Через несколько дней нам нужно было уезжать. На прощанье, поскольку «все было успешно решено», Сикорский устроил в ресторане гостиницы «Дорчестер» банкет, на котором присутствовало свыше двухсот гостей — поляков и иностранцев из дипломатических представительств. Прием продолжался несколько часов.

Мы прощались с Лондоном. У Андерса было отличное настроение. Он узнал слабости лондонского правительства, способ решения вопросов через штаб Верховного Главнокомандующего и совершенно перестал считаться с польскими властями. За доброту и непростительную слабость, проявленные Сикорским, он заплатил ему потом черной неблагодарностью.

В то же время можно было заметить, что Сикорский уже не владел положением, не был в состоянии справиться с различными трудностями, встающими на его пути, а лишь делает хорошую мину при плохой игре.

Итак, не решив вопросов вооружения, продовольственного снабжения, обеспечения медикаментами и медицинским оборудованием, мы отравились обратно в Янги-Юль.

Возвращались втроем: Андерс, Гулльс и я. Сначала мы полетели в Гибралтар. Здесь нам оказал сердечное гостеприимство местный губернатор.

Гибралтар — колоссальное укрепление, располагающее огромными военными возможностями Крепость эта врублена в монолитную скалу, которая омывается с трех сторон морем и лишь небольшим, в несколько сот метров, перешейком соединяется с материком. Мы довольно подробно ознакомились с крепостью, в которой различное новейшее оборудование размещалось в помещениях, вырубленных в скалах иногда на глубину несколько сот метров. Огромные галереи тянулись километрами. Здесь находились также госпитальные палаты, склады боеприпасов и артиллерийское оборудование, позиции противотанковой и зенитной артиллерии.

Вместе с нами летел один из французских адмиралов вооруженных сил де Голля. Он также был приглашен губернатором Гибралтара на обед, а затем был нашим спутником при посещении крепости Во время ознакомления с крепостью Андерс несколько раз замечал Гулльсу, что не следует показывать адмиралу такую крепость, как Гибралтар:

— Ведь французы из правительства Виши сотрудничают с Германией, а этот хотя и от де Голля, но кто его знает, не работает ли он на обе стороны.

Гулльс сначала очень удивился словам Андерса, а потом поблагодарил за сделанное замечание, которое, как он сказал, может быть верным[66].

После посещения крепости, уже вечером, мы вылетели на Мальту. Полет проходил ночью, так как это был самый «жаркий» для Мальты период, ежедневно по несколько раз подвергавшейся налетам. Когда самолет был уже у цели, произошло замешательство: мы должны были произвести посадку, а между тем все еще продолжали находиться в воздухе и не снижались для приземления. Полет продолжался, хотя все мы знали, что бензина было в обрез. На вопрос обращенный к экипажу самолета, никакого ясного ответа мы не получила Наконец минут через двадцать «сверхпланового» полета нам объявили о посади Как потом выяснилось экипаж по радио предупредили что как раз в это время немцы бомбили Мальту В час ночи мы при свете прожекторов приземлились на одном из аэродромов.

Сразу же после посадки все прожекторы были вновь погашены. Самолет заправился бензином, и при вспыхнувшем на минуту освещении мы взлетели, взяв теперь курс прямо на Каир.

Здесь Андерс задержался на несколько дней уже как инспектор армии.

Он провел смотр воинских частей, в частности Карпатского уланского полка, командиром которого был майор Бомбинский противник Сикорского и в то же время большой приятель Андерса, позже ставший при нем офицером для поручений. Впоследствии этот полк был опорой Андерса.