Кэти Гольке - Спасая Амели Страница 53

А потом слышались новые голоса – шепот, нежный, женский, мимолетный. Фридрих вяло раздумывал о том, являются ли мелодично звучащие вопросы и ответы, напевание вполголоса и заверения доказательством того, что к нему спустились ангелы. Возможно, прикосновение ко лбу, теплое давление на губах, легкое скольжение по щеке означали, что его коснулся крылом серафим? Иногда Фридриху снились волнующие формы спящей рядом Лии, снилось, что ее ласковые слезы падают ему на лицо, на руки, подобно весеннему благодатному дождю. И он знал, что находится в раю. Но и там царила тьма.

Лия не в силах была сдержать слезы, падающие на лицо, грудь, руки Фридриха.

Ей вернули не мужа, а израненную, чахлую оболочку когда-то крепкого, сильного мужчины-защитника, любимого человека, который не хотел идти воевать.

Она молилась и ждала его возвращения – но живого-здорового, прежнего Фридриха, а не этой оболочки. Он не смотрел на нее, казалось, не слышал ее, даже не понимал, что она рядом.

В первую ночь Лия закрыла дверь спальни и легла рядом с мужем. Он так и не открыл глаза, а она так и не уснула.

Настало утро. Лия поднялась, умылась, оделась. Потом умыла и одела мужчину, разделившего с ней ложе, натянула на него через голову свежую сорочку, просунула руки в рукава. Поменяла испачканные простыни. Но она отказывалась верить, что это и есть Фридрих. Она стиснет зубы еще на один день, на большее просто не было сил.

«Завтра – может быть, завтра – он откроет глаза и увидит меня».

Убедить главного редактора вернуть его в Мюнхен в начале декабря оказалось проще, чем Джейсон себе представлял. Редактора поразил сенсационный материал Янга о неудавшейся попытке покушения на Гитлера в мюнхенской пивной. Сразу после восторженного выступления с речью перед ветеранами в годовщину «пивного путча», которая вызвала многочисленные «Heil Hitler!», фюрер ушел, живой и здоровый, всего за несколько минут до взрыва бомбы. Несмотря на арест в Обераммергау и последующее избиение, Джейсон наслушался достаточно в кругах СС, чтобы описать события в пивной под новым углом, так сказать, изнутри. Фокус был в том, чтобы статью напечатали, чтобы она прошла цензуру. Но в любом случае материал, собранный Джейсоном «на поле боя», поднял журналиста в глазах главного редактора.

Второй фокус – выйти из редакции, минуя Элдриджа, убедить коллегу в том, что у него нет скрытых мотивов и припрятанного в рукаве потрясающего осведомителя из Мюнхена. И не имеет значения, что синяки еще не сошли с лица Джейсона, челюсть до сих пор саднила, когда он брился, а три сломанных ребра едва не заставляли его сгибаться пополам.

– Ну и кто же из нацистов у тебя в кармане? – допытывался Элдридж.

– Кого ты имеешь в виду? Того, кто избил меня до полусмерти? Или того, кто оттащил его от меня? Выбор за тобой. А могу назвать и обоих. – Джейсон засунул печатную машинку в футляр.

– Я говорю о том, который «слил» тебе информацию о бомбе, заложенной в пивной для Гитлера. О том, кто послал тебя в нужное место в нужное время, чтобы ты написал сенсационный материал. А может быть, о том, кто звонил тебе вскоре после твоего отъезда?

Сердце Джейсона замерло. «Сюда звонил Шлик? Вот как он узнал – вот почему приехал с обыском. Он следил за мной. Я мог вывести его прямо на Рейчел и Амели! Я мог…» Янг заставил себя закрепить машинку ремнями, закрыл дорожный кофр, щелкнул замком. «Оставайся невозмутимым – дыши – относись ко всему проще».

– И что ты ему рассказал? Велел ехать туда и избить невиновного? Наверное, он раскопал что-то ужасное – например, что фрицы недовольны нормой на мясо в тылу. Давай отправим письмо лично фюреру. Поучим его.

– Очень смешно!

Джейсон поморщился, осторожно продел руку в рукав.

– Я вообще известный шутник.

– И что дальше? О чем ты будешь писать?

– О рождественских ярмарках – о церковной утвари, резных фигурках на сюжет «Рождества Христова», о колокольчиках, пиве, немецкой выпечке, которая потом откладывается у тебя на талии, – иногда нужно бросать вызов организму. Все любят немецкие рождественские ярмарки, и маловероятно, что Адольф Гитлер станет выступать там с речью. Значит, мне больше ничего не грозит. – Джейсон нахлобучил шляпу, лихо сдвинул ее набок, но даже это простое действие заставило его поморщиться. – С этих пор все выдающиеся речи рейхсканцлера – твои. Я сыт по горло этими «Heil Hitler!».

– Договорились. – Элдридж явно не верил коллеге. – А сам ты уходишь на покой в мир баварских сказок.

– Вся слава достанется тебе, старина, – забирай! И веселого Рождества.

Джейсон, не оглядываясь, протиснулся в дверь, надеясь, что Элдридж поверил ему… но готов был держать пари, что на этом доносчик не успокоится.

Воодушевленный курат Бауэр спешил вверх по холму к дому фрау Брайшнер.

Еще три месяца назад он и подумать не мог, что станет просить тихую, неприметную фрау Гартман о таком одолжении, но три месяца назад он не знал, что она способна организовать непослушных хулиганов в детский хор и превратить их в стройные ряды поющих херувимов. Священник не знал, что она способна прятать хнычущих детей в ящиках или каким-то образом связана с женщиной постарше, севшей с ними в один поезд. С женщиной, которая спасла их обоих, устроив переполох, с женщиной, которая удивительным образом была похожа на Лию Гартман, особенно глазами.

Для него Лия Гартман была святой.

Но она отказала.

– Я могу только ухаживать за Фридрихом и репетировать с детским хором. Мне очень жаль, отче, но я ничего не смыслю в театре, в постановках. Я умею лишь петь.

– Речь идет не о какой-то серьезной подготовке, скорее о том, чтобы чем-то занять детей. И… – священник вгляделся в ее глаза, – и о том, чтобы провести по городу еврейских детей среди толпы беженцев. Как будто они тоже дети немецких солдат, сбежавшие из города. Им нужно немного практики и немного счастья дважды в неделю.

Лия покачала головой.

– Понимаю, что подвожу вас. Но я просто не…

– Это я должен просить прощения, фрау Гартман. Я всего лишь подумал, что у вас могут быть скрытые таланты, которые вы еще не продемонстрировали. Мне следовало понимать: то, о чем я прошу, невозможно – на вас и так достаточно свалилось. – Он колебался. – У вашего мужа никаких улучшений?

Лия прикусила губу.

– Я надеюсь… каждый день.

Бабушка сжала плечо внучки.

– Мы обе надеемся и молимся.

Курат кивнул.

– Тайны Господа… Я не всегда их понимаю. – Он с усталым видом отхлебнул травяной чай, который поставила перед ним бабушка.

– Отче! – обратилась к священнику Хильда.

Он поднял голову.

– А как скоро вам нужен человек, чтобы начать уроки театрального мастерства?

– Через неделю, максимум через две. Это должен быть человек, которому я мог бы доверить наблюдение за тайными гостями, – задачка посложнее, чем просто найти учителя. – Курат пожал плечами. – Если честно, здешних детей нужно больше нагружать. Безделье к добру не приводит – вы сами знаете. – Он улыбнулся. – Признайтесь мне, фрау Брайшнер, вы подумываете взяться за преподавание?

Хильда засмеялась.

– Nein, отче. Мои кости слишком стары, а нервы слишком расшатаны для десятка херувимов. Но мне кажется, что Лия подумает еще раз.

– Бабуля, ты же знаешь, что я не могу…

– Я знаю, что ты думаешь, будто не можешь. Давай поговорим об этом за ужином. Все тщательно взвесим. Я могла бы присмотреть за Фридрихом, даже покормить его, пока ты будешь на занятиях, точно так же, как я поступаю, когда ты занимаешься с хором, и…

– Нет! – Лия повернулась к курату. – Вы должны поискать другого человека.

– Дорогая, деньги нам бы не помешали. И будет вполне естественно, если ты станешь приводить детей домой – как будто это дети беженцев, как сказал курат Бауэр.

Священник переводил взгляд с одной женщины на другую. В груди у него теплилась надежда, однако он не знал, за кем останется последнее слово. В конце концов курат привел последний аргумент:

– Я понимаю, что хнычущим ящикам нужна еда и одежда. Уроки театрального мастерства дадут еще одну возможность увеличить финансирование.

– Подождите два дня. Если через два дня Лия к вам не подойдет, считайте тему закрытой. Но дайте нам возможность обсудить все наедине.

– Бабуля!

Курат Бауэр не собирался оставаться и становиться свидетелем перебранки двух решительно настроенных женщин. Он с надеждой кивнул и, согнувшись, вышел в холодный декабрьский день.

Священник натянул шляпу пониже на уши, плотнее запахнул пальто и широким шагом направился вниз по холму в деревню.

Есть у Лии опыт работы с драмкружком или нет, но курат готов был держать пари, что этот раунд Хильда Брайшнер у внучки выиграет. Ему было искренне жаль добрую фрау Гартман – но не настолько, чтобы он отказался от своей просьбы.