Анатолий Казаков - Кровавое лето в Бендерах (записки походного атамана) Страница 56

Среди добровольцев встречались просто уникумы. Например, «Иван Иваныч», как его звали, — снайпер сотни — якут, охотник-промысловик. Лет тридцати, немногословный, надежный, доброжелательный и бесхитростный, но отнюдь не наивный. Таёжник, одним словом. Удивлял он вообще многим. Начиная с того, что приехал сюда со своим оружием — старинной винтовкой-«трёхлинейкой» Мосина! Как он провез её через две страны? — вот в чем загадка! Винтовка была без «оптики», но у него что ни выстрел — в цель. «Румын» бил, как соболя или белку в тайге… В этом незнакомом ему южном городе ориентировался так легко, будто здесь и вырос — не хуже, чем в таежных сопках Якутии. «Работал» он в одиночку. Уходил перед рассветом, возвращался уже затемно. Бывало, не видели его и суток по двое. Иногда забирался в тыл к «румынам», там и «охотился». В сотне не помнили, чтоб хоть раз «Иван Иваныч» вернулся пустым…

Или вот «Поручик Голицын» — Михаил Устинов из Латвии. Родовой дворянин, ярый монархист и патриот-идеалист, командир и подчиненный в одном лице, им же «возрождаемого», «11-го Рижского драгунского полка»… Человек весьма интересный и образованный — философ, поэт, бард. Кстати, это его песня-марш стала в Приднестровье казачьим «гимном». Но… без таких очень было бы скучно жить — «их благородие» был у казаков объектом для постоянных шуток и «приколов». Интеллигент «до мозга костей» с поставленной речью и светскими манерами придворных офицеров лейб-гвардии Его императорского величества, «Поручик» принципиально не носил «камуфляжку» — ходил в форме офицера русской армии времён Александра III: китель с воротником-«стоечкой», золотые погоны, фуражка с широким красным околышем и низкой тульей, всегда начищенные до блеска хромовые сапоги со шпорами — драгун, да и только!«…Только сабли на боку не хватает», — смеялись казаки. Но «драгунку» ему вполне заменили «Калашников» и пара «Мух»… А как он пел! Его мощный баритон не резал слуха. Романсы, серенады… — заслушаешься! «Что за ветер в степи молдаванской… И легко мне с душою цыганской танцевать, никого не любя», — пел под гитару для боевых друзей. Но что-то в нём, этом «латышском стрелке»-романтике, было и от уличного забияки… И воевал он — дай Бог каждому!

Были и просто дураки. Наслышаны о таких изрядно. Некоторые приезжали сюда в надежде подзаработать, наивно полагая, что их тут ждут с распростёртыми объятиями и тугими кошельками. Такие не только «добровольцы»-одиночки ехали, но и казаки. Ведь в начальный период возрождения и становления казачества кто только ни хлынул в их ряды! Тут тебе и, так называемые, люмпены-«шариковы», и просто идиоты, «от большого ума» пришедшие «работать казаками». «Деклассированный элемент» — так, кажется, говорил наш «вечно живой». А иркутский «батька» Меринов этому отребью дал ещё более краткую и точную характеристику: «комбедовцы». Да и бывших уголовников тогда хватало. Такая вот шваль и здесь объявлялась. Без разрешений и направлений от войсковых атаманов. И «без царя в голове»… Хоть и были их единицы, но вреда казачеству принесли они много. И жителям Приднестровья тоже. Таких гнали отсюда и карали нещадно! Карали сами же казаки. По законам военного времени.

Встречались и авантюристы-«сорви-головы», эдакие искатели «экстрима» и приключений, считавшие себя чуть ли ни «Рэмбо»… Таким был, приданный группе «Филина», Гриня-«Махно» с обалденной фамилией Неходидомолодиц… И никакой он не запорожец — обычный хлопец из-под Кременчуга. Но и не обычный. Как о себе говорил: анархист по убеждению. Фанат батьки Махно. Про Нестора Ивановича он, наверное, знал всё, мог бы рассказывать о нём часами — и в книжки не заглядывай! Даже внешне — хоть длинными патлами, но он старался походить на своего кумира. В меру странный, несколько врун, в поисках себя старался казаться выше и лучше, чем на самом деле. Гриня, этот «перекати-поле» с националистическим душком, где и с кем только не побывал, пытаясь реализовать свои жизненные воззрения. Однажды, рассказывал, приблудился было даже к УНА-УНСО, но ушел от них — не то… Воевал «Махно» «безбашенно» и очень жестко, если не сказать жестоко. В бою, где, как он понял, всё, кроме малодушия, сходило с рук, не признавал ни Бога, ни дьявола. Казалось, Гриня просто жаждал в драку влезть да пострелять вдоволь! Видимо, как наркоман-вампир, раз глотнувший кровушки, он уже не мог остановиться… И всё с какой-то легковесностью, будто в «войнушку» играет, всё с какой-то напускной бравадой, якобы ему всё это привычно и ничегошеньки-то он не боится…

Но в группе у вилимцев «Махно» всё же остался. Вернее, сами его оставили.«…Dura necessitas, — как сказал, блеснув латынью, Лекарев, — Жестокая необходимость»! А вот нескольких казаков по разным причинам, тем паче, что и надобность в такой численности группы отпала, и ради слаженности — не только боевой, но и психологической — пришлось убрать. Даже одного иркутянина. «Миксер» этому, честно говоря, был только рад — людей на других позициях катастрофически не хватало, а группа «Филина», как увидел, за это время уже твердо «встала на ноги»… В боевых условиях, когда жизнь измеряется одной формулой: «жив — убит», где время течет быстро, и сама жизнь, кажется, спрессовывается — опыт приходит быстрее. Но просто так — со временем, он не давался. Несколько раз из-за неосторожности, непредусмотрительности в первые дни парни попадали в такие переделки, что сами потом дивились, как живыми вышли… Да и уроки, преподанные им на «сборах» в Вилимске, даром не прошли.

Обстановка изо дня в день изменялась, и их группу, укрупненную Притулой уже на второй день до 18 человек, первоначально предназначенную было как дозорно-разведывательная, стали бросать с участка на участок, как обычных стрелков-пехотинцев.

…В преддверии запланированной было «генеральной» — оказывается, уже второй! — атаки на горотдел полиции — «осиное гнездо» ОПОНа, группа стала называться 4-ой штурмовой. В отличие от той первой — 22-го июня, абсолютно неподготовленной, от того и провалившейся, этой атаки вообще не суждено было быть. Тирасполь категорически требовал покончить в городе с полицией, и чем быстрее, тем лучше, считая, что ситуация это позволяет. Но многие руководители там, видимо, были просто оторваны от реальности. Атака должна быть хорошо спланированной и подготовленной, при полной координации действий всех подразделений. Иначе будут большие потери. Из Тирасполя же — управления обороны ПМР — со штурмом полиции торопили. С «бухты-барахты»?.. И как, каким хреном её брать?!..Вначале «обломили» с обещанной артиллерийско-минометной поддержкой — пушки были нужны только для огня прямой наводкой! — а когда сказали, что в наступлении с казаками пойдут танки, тут уж «взорвались» все командиры взводов и групп: «Да вы что, совсем о…ели?! Танки на улицах!.. Какой идиот до этого додумался? Что, «славы» Жукова захотелось?…Когда на улицах Берлина он в угоду политики Сталина целых две танковые армии сжег?! И эти сожгут на первом же перекрестке!..» «Военспецов» из Тирасполя крепко и окончательно осадил «Морпех» — начштаба сотни. Спокойным тоном, с профессиональной точки зрения, особо даже не доказывая, он показал всю бестолковость этой «операции». А тут — прямо вовремя — и остальные разведчики вернулись, принесли данные, вкупе с другими, безоговорочно подтверждавшие правоту слов «Морпеха«…По улице Дзержинского должна была наступать и группа «Филина». Вадим, присутствовавший на том «совете в филях», увидев карту с нанесенными на неё разведчиками обозначениями, понял — полегли бы они, ещё даже не дойдя до музея… Переснял это себе на схему, «дома» показал своим парням — они были просто в шоке!..Эх, не читали, небось, в Тирасполе ни «Стратегмов» римлянина Фронтина, да и, видать, подзабыли, оставленный россиянам, завет старика Суворова: «Никогда не пренебрегайте вашим противником, но изучайте его сильные и слабые стороны.» Время было упущено — оборона обеих сторон уже стала такой, что впору говорить о позиционной войне в городе!..

…Но в боях на улицах Бендер 4-ой штурмовой побывать всё же пришлось, когда три дня подряд, «подбирая под себя» ключевые позиции «румын», сотня выбивала их то из одного, то из другого дома. Мало выбить — надо ещё удержать да территорию близ «зачистить»!

Уличный бой — это что-то вроде таёжного бурелома. Не ведаешь, когда, с какого боку и что на тебя свалится — кто, где и откуда стреляет, где свои, где «румыны»…

…Залегли. Огляделись. Сизые кустики взрывов отбежали в сторону и исчезли. Земля горяча, душиста, такая желанная… После первого смешанного чувства страха, недоумения и желания схватиться с противником — некое успокоение… Тишина. На секунды.

— Мать вашу!.. Казаки вы или нет?! Вперед!..

Душная, пыльная тишина опять взорвалась — снова атака!..Бегущие злые потные парни, стреляющие короткими, как кинжал, очередями. Надо во что бы то ни стало пересечь этот двор…хоть бы до той разбитой будки ТПшки!.. Да и вон он, тот дом, рядом уж! Дымящая правым крылом «пятиэтажка» часто трещала-сверкала огоньками автоматных очередей из зияющих провалов окон. Дребезжащее эхо, шлёпая по ушам, бешено носилось меж домов. И вновь резкие хлопающие взрывы мин!.. Коварный, щемящий душу короткий минометный обстрел то прекращался, то опять… Лежи тут и гадай: попадут-не попадут… И не дай Бог, если какая мина заденет крону того дерева… — тут всех, как шапкой, осколками накроет…Справа свист — это «Беня» дал знать: по второму свисту — все броском вперед!