Виктор Костевич - Подвиг Севастополя 1942. Готенланд Страница 57

Мне сделалось тошно. Я прошипел:

– Пошел ты…

Мухин обиженно сложил письмо и отошел. Про патроны, разумеется, не вспомнил.

Политическое просвещение

Красноармеец Аверин

31 мая, воскресенье, двести четырнадцатый день обороны Севастополя

На следующее утро я был занят писаниной в блиндаже у комбата и мог наблюдать нового военкома батареи, старшего политрука Земскиса.

Выглядел политрук довольно представительно и был старше прочих командиров. Плотного телосложения, но не толстый, с седыми висками и очень правильным лицом. Говорил с легким нерусским акцентом, но это ему скорее шло, придавая сходство с настоящими иностранцами, скажем, с польскими спецпоселенцами (других иностранцев, если не считать вчерашних немцев, я в своей пока недолгой жизни никогда не встречал).

Земскис вел разговор с Бергманом, Сергеевым, Некрасовым и тремя взводными, в том числе Старовольским, не обращая внимания на меня и сидевших в своем закутке телефонистов.

– Мы должны, товарищи, – говорил он, тщательно взвешивая слова, – усилить политическую работу, которая, прямо скажем, в подразделениях запущена. Имеются отдельные недостатки. Боевые условия – это понятно. Но пренебрегать политработой нельзя ни при каких обстоятельствах.

– Что вы имеете в виду, Мартын Оттович? – спросил его Бергман, минуту назад украдкой взглянувший на часы.

– Действительно, – удивился Сергеев, – у нас всё на самом высоком уровне. Старший политрук Зализняк…

Земскис прервал его мягким взмахом руки.

– Я понимаю, товарищи. Товарищ Зализняк активно занимался политическим воспитанием бойцов. Но в любой хорошей работе всегда есть место для улучшений. Разве не так? Вот вы, товарищ капитан, разве не совершенствуете постоянно систему обороны и огневого взаимодействия?

Я переглянулся с телефонистами. Комиссар попал в самую точку. Совершенствование всех систем и фортификации, быстрое занятие расчетами мест согласно боевому расписанию, проверка связи и ориентиров, наблюдение за противником и артиллерийская разведка занимали на батарее и в нашей роте практически всё время.

– Совершенствуем, – согласился Бергман, уяснивший, что от совершенствования политической работы отвертеться ему не удастся. Земскис был явно иной породы, чем Зализняк. Тот, как говорили, вполне бы мог стать строевым командиром – а фактически им и был, освободив Бергмана от целой кучи второстепенных, но неизбежных и хлопотных дел.

– Хорошо, – согласился Сергеев. – А что именно мы можем усовершенствовать в политической работе? Газетку почитать? Так мы всегда рады. Можно, кстати, лекцию провести. Вот вы, товарищ старший политрук, могли бы прочесть нам лекцию?

Я почувствовал – говоря о лекции, ротный насмешничает, но сама идея мне глупой не показалась. Старший политрук Земскис вполне бы мог рассказать что-нибудь интересное о Латвии – как там жилось трудящимся при буржуазно-фашистской диктатуре Карлиса Ульманиса. Впрочем, наш военком скорее всего давно обитал в России, слишком уж складно говорил он по-русски. Вероятно, вместе с другими красными стрелками покинул Латвию после гражданской войны, чтоб не погибнуть в застенках реакции. Но оставались и другие темы. Например, героическая борьба народов Латвии и Эстонии против тевтонско-ливонских псов-рыцарей.

– Лекцию прочитать я, конечно, могу, – ответил Сергееву старший политрук. – Но лекции для нас, товарищи, не главное. Фронт – это, знаете ли, не лекторий. – В этом месте Сергеев кивнул. – Главное – возбуждать священную ненависть к врагу и воспитывать готовность сражаться с ним до последней капли крови. В связи с этим необходим ряд мероприятий. Надо провести собрания партийно-комсомольского актива. Призвать к защите социалистических завоеваний. Напомнить о традициях наших доблестных предков.

– Хорошо, напомним, – сказал Бергман. – И проведем. То есть, разумеется, вы проведете. Я сейчас же вызову парторгов, вы с ними и обсудите. А я, если позволите, займусь…

Земскис не дал ему договорить.

– У вас есть политбойцы?

– Как бы это сказать, – засомневался Бергман, оглядываясь на Сергеева и на своих взводных. Всеобщее замешательство не укрылось от взгляда военкома. С удовлетворенным видом он поднял указательный палец.

– Надо восстановить структуру политического воспитания в полном объеме.

Сергеев мрачно заметил:

– Были у нас политбойцы. Только пали смертью храбрых. Один в атаке, другой в контратаке. Как положено, с криком «За Родину!». С тех пор…

Комиссар перебил и его. Кажется, перебивать собеседников было его привычкой. А может, и правильно сделал, больно неподходящий был у Сергеева тон.

– Они умерли как настоящие коммунисты, – сказал Земскис правильным голосом. – Мы никогда не забудем о них. Сообщите мне имена, я запишу. Но когда погибают одни, на смену приходят другие. И если в подразделениях сейчас отсутствуют политбойцы, надо назначить новых.

Тут и раздался голос младшего политрука Некрасова.

– У нас со вчерашнего дня политбоец имеется, просто я Сергееву доложить не успел. – Он оглянулся в мою сторону. – Аверин! Выйди-ка на свет божий.

– Есть.

Только этого мне еще не хватало. Вслед за Некрасовым в мою сторону обернулись другие, в том числе озадаченные Сергеев и Старовольский (хорошо, хоть Лукьяненко не позвали, даром что старшина исполнял обязанности взводного). Я и не ожидал, что младший политрук запомнит мою фамилию. Хотя спору нет, она редкая, не Ковалёв какой-нибудь все же.

– Как вы сказали? – заинтересованно спросил Земскис, отечески заглядывая мне в глаза. – Каверин? Есть такой писатель. Вы не родственники?

– Красноармеец Аверин, товарищ старший политрук, – ответил я, постаравшись как можно четче произнести начальное «а».

– А-а, – протянул комиссар. – Комсомолец?

– Комсомолец.

– Значит, будешь политбойцом. Проведем и утвердим.

– Будет, товарищ старший политрук, – сказал Некрасов. – Он парень что надо. Десять классов кончил.

Я не стал говорить про наличие у нас во взводе настоящего студента Пинского. И потому, что однажды уже пробовал, и потому, что могли подумать, будто я боюсь ответственности.

– Справишься? – спросил меня Земскис.

– Буду стараться, – ответил я, подумав про тех двух, что кричали «За Родину».

– Тогда, когда освободишься, бери газету и готовь политинформацию.

Старовольский и Сергеев переглянулись. Видно, как и я, не поняли, что означает слово «освободишься» и при каких обстоятельствах это может произойти. Ночью, когда другие будут спать?

– Он уже готовится, товарищ старший политрук, – вмешался Некрасов. – Я ему вчера вечером «Правду» выдал. Четыре номера. Как там, Аверин, есть подходящие материалы?

– Есть. Письмо партизан товарищу Сталину.

– Это хорошо, – кивнул Земскис.

– О международном положении интересное есть. Я еще не все прочел. Югославские партизаны, бои на Ливийском фронте, налеты на Мальту, война на Тихом океане, саботаж во Франции и… – я сделал паузу перед главной сенсацией, – покушение чешских патриотов на Гейдриха.

– Это я слышал по радио, – заметил Земскис.

– Я тоже, – сказал Некрасов, – но все равно любопытно.

– Есть подробности, – добавил я.

– Да ты садись, – великодушно предложил мне Земскис и показал на пустующий табурет у стола.

Я присел, чувствуя себя довольно неловко. Старовольский ободряюще кивнул.

– Получил свое, обер-бандит, – радостно сказал артиллерийский взводный, младший лейтенант Априамашвили, бывший всего лишь на год старше меня, но успешно скрывавший юность за пышными кавказскими усами. Другой артиллерист, лейтенант Данилко, весело оскалился. Старовольский уточнил:

– В обер-бандитах у нас ходит Гиммлер, – он так и сказал: «у нас», – а Гейдрих его заместитель. Тоже, конечно, бандит. К тому же обергруппенфюрер СС, так что в общем-то и «обер» тоже. Опять же заместитель протектора Богемии и Моравии.

Земскис как-то странно на него покосился, а потом обратился ко мне:

– Ну а что еще есть в «Правде», товарищ боец? Гейдрих он, конечно, гад известный, но ведь его пока только ранили.

– Есть статья Ильи Эренбурга, большая, – сказал я и сразу признался: – Но я ее еще прочесть не успел. Называется «Оправдание ненависти».

– Хорошее название, – похвалил старший политрук Эренбурга. – Вот и почитаете вместе с бойцами.

– Разрешите идти? – спросил я, с надеждой глядя на Бергмана.

– Иди, работай, – ответил тот. – Статью почитаете вечером, если ничего не случится. Сергеев с Зильбером послушают, они Эренбурга любят.

Я переместился на старое место, и дальнейший разговор слышал уже оттуда.

– Есть у меня, товарищ капитан, – поделился Земскис, – собственная оригинальная задумка, целая большая тема. Можно и нужно подчеркнуть, что великий город защищают все народы Союза ССР.