Канта Ибрагимов - Аврора. Канта Ибрагимов (rukavkaz.ru) Страница 57

Не встретились, буквально на два-три дня опоздали.

Как жена рассказала, Аврора с племянником прибыли в Грозный и, по рассказам соседей, все Таусовы стали спешно собираться в дорогу. Не скрывали: уезжают в Европу, навсегда. Что могли, продали. Чего-то ждали. Кажется, у снохи и младшего племянника не было еще загранпаспортов. А еще по Грозному ходил неоднозначный слух, что Аврора, вызволяя племянника из пожизненной тюрьмы, вроде бы пошла на какой-то страшный торг с кабальными условиями. Для жителей Чечни, переживших ужас двух прошедших войн, все это уже не странно, просто странна сама новейшая история страны. Но это общая беда, а если говорить о частном, то в это время Аврору и того же старшего племянника арестовали местные силы безопасности, вроде бы из-за того, что она подозрительна, ходит почти что в парандже, а племянник и так в разработке был. И якобы из самой Москвы прибыли высокие чины — Таусовых освободили.

Более в Чечне их никто не видел. А вот некие чеченки, спекулянтки-предприниматели, что возят товар из Азербайджана и Ирана, точно видели Таусовых на пограничном посту в Дербенте.

Наверное, сноха Авроры с племянниками границу пересекли. А вот точно известно, что Аврора с чеченками на автобусе поехала обратно. Всю дорогу ни слова не проронила; всю дорогу молилась, а пару раз от боли начала стонать, тогда таблетки глотала. Неожиданно, когда проезжали Махачкалу, сошла, и почему-то у всех попросила прощения. И вместе с нею, а может, они были и не с нею, там же сошли еще две женщины — русская и кавказских кровей, вот только наряд их был как у Авроры.

В Махачкале следы Авроры исчезли, и более ее никто не видел. А Цанаев вряд ли смог бы что еще узнать, да помог генерал Самойлов.

В закрытой базе данных МВД РФ промелькнула информация — рапорт лейтенанта ДПС.

Под Рязанью, на посту ДПС, был остановлен рейсовый автобус — «Элиста-Москва», и во время проверки документов одна женщина, одетая в хиджаб, подняла шум, стала просить милиционеров ее задержать. У этой женщины, как выяснилось, имелась лишь просроченная справка вместо паспорта на имя Таусовой Урины, рожденной в Калмыкии.

Оказывается, эту Таусову сопровождала какая-то женщина, тоже вроде бы уроженка Калмыкии, так же одетая.

Тут же между Таусовой и этой женщиной произошла ссора, даже стычка, после которой Таусовой стало очень плохо, она стала вырывать, потом почти что потеряла сознание.

Сопровождающая Таусову сказала, что Таусова очень больна (это было очевидно), везет на лечение. Она дала Таусовой какие-то таблетки, следом сделала укол. После чего Таусова успокоилась, притихла.

Все это Цанаев узнал лично, прибыв на этот пост ДПС. Того лейтенанта уже не было, то ли его перевели, то ли вовсе из органов выгнали. А пропустил он автобус то ли за взятку, то ли откуда-то звонок поступил.

В общем, Цанаев понял, что под Рязанью Таусова предприняла отчаянную, может быть, последнюю, попытку свернуть с «предписанного» пути — не удалось. А Цанаев чувствовал надвигающуюся трагедию. Его слабое сердце не вынесло этого напряжения: прямо в электричке при подъезде к Москве ему стало плохо. Очнулся он в какой-то небольшой больнице Подмосковья. Оттуда его перевезли в Москву. И там врачи были удивлены: вопреки всему, Цанаев ожил, и не то что забегал, ему даже ходить запрещали, но он вставал, не сдавался, и как говорили врачи, мобилизовались внутренние ресурсы, и врачи даже сказали:

— Профессор, а вы боец, держитесь молодцом.

«Эх, — с горечью думал Цанаев, — какой он молодец, тем более боец? Раньше надо было бороться за свою жизнь, честь, любовь. И идти надо было до конца. Хотя бы погиб бы с достоинством, а не как сейчас, не защитив, не отстояв близкого и родного человека, — любимую женщину…»

А теперь он чувствует, он знает, что что-то случится. Что, там, где Аврора, случится революционный залп. И он поэтому постоянно смотрит все новости по телевизору, постоянно включен ноутбук и он ведет поиск в интернете, и проверяет свой телефон — она должна позвонить, либо дать сообщение. Вместо этого в СМИ предупреждают, что известные международные террористы готовят террористическую атаку на столицу России. В Москву, якобы, уже прибыла группа террористов, в том числе женщины-смертницы. Настоятельно рекомендовано усилить всюду контроль и охрану: все под надзором и видеонаблюдением. Для эффективной работы спецслужб повышена зарплата, увеличена численность, выделена техника, квартиры, дачи под Москвой… Словом, «вставай страна огромная, вставай на смертный бой!» Ищи подозрительных людей и подозрительные предметы. Лица кавказской, особенно чеченской, национальности под пристальным вниманием.

Античеченская и кавказофобская истерия в СМИ почему-то нарастала, чувствовалось, что очередная кульминация вот-вот произойдет, и она произошла… «На международный авиасалон, несмотря на все предпринятые меры безопасности, проникла террористка-смертница, обвязанная поясом шахи-да». Лишь благодаря умелым действием правоохранительных органов удалось избежать жертв… на месте теракта найден паспорт на имя Таусовой Урины, уроженки Чечни… Уже известно, что террористка прибыла в столицу на рейсовом автобусе. Составлен фоторобот..»

«За предотвращение теракта многие работники спецслужб награждены, поощрены — звания, должности, прочее… впредь еще более усилить контроль и надзор». Словом, родина в опасности, враг налицо!

Аврора ему рассказывала, когда на войне один за другим погибли все братья и она плакала и убивалась, отец ей повелел: «Не плачь, они защищали Родину, я за них горд!» С тех пор Аврора плакала редко, и то от счастья и любви. А для слез в жизни у нее было случаев немало. Но она держалась, выработала на лице какую-то защитную маску ухмылку-улыбку. Именно эта маска и была взята как фоторобот террористки, — как ее судьба, но не как истинное лицо Авроры.

Именно эту маску-фоторобот, как вставку, Цанаев почему-то разместил на мониторе своего ноутбука. Как он понял, это случилось на подсознательном уровне, чтобы он тоже «надел» маску, характерную для данного маскарада, и не плакал. Не плакал, когда посетила семья: все были в трауре, жена не могла удержать слез, но они даже имя Авроры не упомянули, для них это была не она. И Цанаев молчал, держался.

И когда появился в палате Ломаев, профессор выдержал, срывающимся голосом, но строго спросил:

— Ты видел, узнал?

— Все видел, многое узнал, — сказал Ломаев.

— Неужели это правда?!

— Это неправда! — чуть ли не крикнул Ломаев. — Это спектакль для быдла! Аврора — не террористка, и не могла ею быть, ее к этому привели, подвели, вынудили. Это все ложь, как и все вокруг!

— Но Авроры нет, — тяжело проговорил Цанаев.

— Нет, — угас Ломаев, грузно сел.

Долго молчали.

— Ты знаешь, — сказал Ломаев, — как она туда проникла? Неизвестно, хотя, что тут думать, кому надо было — провели. В последний момент Аврора выскочила из толпы, она хоть и болела в последнее время, а ведь по жизни очень крепкая была. Так она на бегу отшвырнула двух ментов из оцепления и побежала в поле, на ходу крича: «Уходите, не подходите, берегитесь, я сейчас взорвусь! Спасайтесь!» — и ее рванули.

— Ты сказал рванули, а не взорвалась?

— Так оно и есть, потому что какой-то ретивый милиционер стал стрелять на поражение. И Аврора уже упала, не шевелилась, и лишь через секунд двадцать произошел взрыв.

— А может, будильник?

— Исключено, — как физик рассуждает Ломаев, — в таком людном месте определить время. Только сигнал со стороны… Взрыв был такой силы, что от нее почти ничего не осталось… А вот паспорт целым нашли.

— Не было у нее паспорта, — выдал Цанаев. — Со справкой была.

— Правильно, — согласился Ломаев. — У нее не было паспорта, вместе с сумкой вырвали, своровали. А тут на поле, после взрыва, вдруг нашелся.

— Аврора! Бедная Аврора, — прошептал Цанаев, и, тронув друга за руку: — Аврора очень набожная была. И не место ей на этой грешной земле… Пойди в мечеть, пойди к нашим муллам, за Аврору… — у него перехватило дыхание.

— Уже был, еще пойду, все сделаю, — сказал Ломаев.

В тот же вечер, после Ломаева, вновь пришла в больницу жена, и она сама сообщила:

— Не волнуйся, все делаем. За упокой ее души и Мовлид,[20] и Еса[21] — каждый день, как положено.

— Спасибо, спасибо, — шепчет Цанаев.

Он не плачет, он держится, а на лице его — тоже маска-ухмылка, искривлено лицо, и врачи, не ему, а жене говорят, у Цанаева идет вялотекущий микроинсульт — лицо скривилось, одна рука почти атрофировалась, речь исказилась, но он все же жене с трудом сказал:

— Спасибо тебе… Прости меня за все. Я жил, как умел… Просьба одна, отвези в Чечню, в родном селе, на родовом кладбище похорони меня.

Жена плакала, а он попытался усмехнуться: