Валентин Варенников - Неповторимое. Книга 5 Страница 57

В 1941 году, т. е. за 40 лет своего существования, в КПСС было всего лишь около трех миллионов членов партии и 800 тысяч кандидатов в ее члены. В годы войны вступило несколько миллионов, но несколько миллионов коммунистов и погибло. Однако в целом к 1 января 1946 года в рядах КПСС насчитывалось лишь 5,5 миллиона членов партии. Из них одна треть находилась в Советской Армии и Военно-Морском Флоте. А вот за последующие 40 лет в нее вступило в три раза больше ее послевоенной численности. К концу 80-х годов партия уже была аморфной, бесформенно-расплывчатой, хотя все структуры ее от ЦК до первичной парторганизации вроде бы действовали. И не только потому она стала аморфной, что в ее рядах было около 19 миллионов членов партии (это почти каждый четвертый-пятый из относительно трудоспособного населения), а в первую очередь из-за низкого уровня духовности и идейной убежденности основной массы. Не хочу еще раз раскладывать по полочкам пример с Собчаком, который побыл в партии полтора года лишь для того, чтобы его гарантированно избрали народным депутатом СССР. Ну, вышел из партии так вышел — туда ему и дорога. Но это ведь прецедент! И не один. Действительно, партия стала проходным двором, а членство в ней можно было использовать как ширму для прохождения в депутаты, повышения, возвышения и т. д. А возьмите «отцов духовных». К примеру, того же Яковлева, к которому КГБ по заявлению председателя комитета имел реальные претензии за связь с ЦРУ США. Однако он в своих руках сосредоточил все средства массовой информации. Ну, на какой патриотизм можно было рассчитывать в СМИ, выпестованных Яковлевым?! Конечно, он подобрал такие кадры, чтобы с их помощью разложить наше общество и в первую очередь КПСС.

Добившись, наконец, с помощью Яковлева и всех им ведомых (Горбачева, Шеварднадзе, Медведева и т. п., а в последующем — Ельцина и его команды) того, что КПСС вышибли из Конституции, где в статье 6-й она значилась как руководящая и направляющая сила нашего общества (что было действительно так исторически), т. е. выдернув стержень, на котором держалось государство, «демократы» начали раскачивать уже и Советский Союз, полностью действуя в границах предписаний ЦРУ на разрушение нашей великой державы.

Добились своей цели — развалили СССР. Но ведь «труд» надо же оплачивать. То, что все главари лично получили свое, в этом никто не сомневается, — с ними поступили «честно» и сейчас «честно» их финансируют. В результате движения по пути «перестройки» и «реформ» в стране не только все разрушено, как хотел того Запад, но Россия еще и влезла в колоссальные долги. Но почему должен страдать народ России? Надо проявить Западу «честность» до конца. Даже бегло сравнивая затраты США и Запада в целом на развал СССР с тем, что предполагалось затратить, видно, что обошлись мизерной платой. Поэтому в сложившихся условиях, конечно, надо простить все долги России. Ведь такой шаг в отношении Польши сделан, хотя у нее «заслуг» значительно меньше.

Это первая мысль.

Вторая мысль — о создании условий для развития интеллекта наших людей. Народы России в целом одаренные, и это должно быть достоянием человечества. Для того, чтобы наши таланты могли раскрыться, конечно, нужны условия. Эти условия были, но сейчас утрачены. Их надо возродить. Не раскрыв талант, которым в потенциале обладает молодой человек, планета тем самым теряет больше, чем если бы, допустим, не был добыт и обработан большой алмаз, который мог украсить корону государства. Родившийся в глубинке и не раскрытый дар значительно большая утрата. Это утрата человечества.

Мне понятен замысел многих воротил, проводящих линию Запада в России на развал, к примеру, металлургии, эксплуатируя все на износ. Но совершенно непонятно, почему Запад хотел бы видеть Россию павшей ниц во всех отношениях. В том числе в области образования и науки. Ведь Запад (рассуждая прагматически) может собирать здесь «сливки». Превращать же Россию в дремучую страну бессмысленно, не выгодно и порочно для Запада. Что же делать? Надо адресно помогать народному образованию и развитию науки в России. Как говорят: «Игра стоит свеч!» Поэтому Западу надо призадуматься. Здесь явно присутствуют его интересы.

Но вернемся к Чернобылю.

Итак, три военных округа разделяли всю зону заражения на три сектора, отдельно шли: Чернобыльская АЭС и строительство гидроочистительных сооружений в пойме реки Припять. Радиационная разведка ВВС ежедневно докладывала свои донесения. Каждый округ в составе своих войск в районе Чернобыля имел воинские части (в основном химзащиты и инженерные). Кроме того, в оперативное подчинение им давалось по несколько специальных полков, которые прибывали сюда из других военных округов (практически из всех, кроме групп войск).

Наладив капитально работы на АЭС, я вместе с Научным центром провел в каждом секторе показные учебно-методические занятия с демонстрацией методов проведения дезактивации населенных пунктов (домов, других сооружений, огородов, садов, прилегающих земель) и соединяющих их дорог. Несомненно, это принесло большую пользу. Наш Научный центр выпустил в помощь войскам необходимые методички. В то время мне постоянно приходилось летать в Белорусский и Прикарпатский военные округа, а в Киевский — выезжали на машинах. Посадку производили в населенном пункте, где стоял командный пункт Оперативной группы округа. Кстати, уже в конце мая везде были построены для вертолетов посадочные площадки из бетонных плит, а вся прилегающая к ним местность, как и вокруг АЭС, облита клейкой жидкостью, поэтому облака пыли при посадке и взлете не поднимались…

Обычно мы всегда кратко заслушивали обстановку, отчет о том, как идет ход эвакуации населения (а если оно уже эвакуировано, то соблюдение режима), каково состояние с дезактивацией. Затем выезжали в населенные пункты, где велись работы. Должен отметить, что значительное количество жителей все-таки не уехало. В основном в возрасте 60–70 лет и старше. Никто их насильно не вывозил, однако рассказывали, какие беды со здоровьем могут случиться. Тем, кто никак не хотел расставаться с родным домом, давались рекомендации, как вести себя в этих условиях, как поступить с домашней птицей и животными.

Как правило, на наши предупреждения были одни и те же ответы:

— Пусть будет, что будет. Но я из своего села никуда не уеду, прожила здесь со дня рождения и буду жить, пока живется. А ваши советы я учту.

— Если у вас возникнут вопросы или просьбы, то надо будет обращаться…

И далее разъяснялось, где, в каких поблизости деревнях были медпункты, почта, телефоны (в том числе междугородние), продовольственные ларьки (специализированные) и, наконец, районная администрация. Люди весьма внимательно относились ко всем разговорам. Между населением и войсками были отличные контакты. Солдаты по-хозяйски ремонтировали, что могли, особенно изгороди. И даже кое-где во дворах ставили (врывали в землю) деревянные столы и скамейки — благо имелся строганый пиломатериал.

Несмотря на внешнее спокойствие, которое проявлялось оставшимися жителями (приблизительно одна семья —  старик и старушка — на 10 дворов), они все-таки частенько приглашали к себе, чтобы проверили приборами радиационный фон.

— Сынки, — обращалась хозяйка к солдатам, — пойдите в мой огород, пошукайте там Родиона.

— Радиация это, бабушка, а не Родион.

— Та хай ему грец, — продолжает бабуся, — он это или она, мне надо знать, что у меня в огороде.

Группа отправлялась к просительнице. Выкашивали бурьян, высокую траву, вырубали ненужные кусты, собирали весь мусор и зарывали в яме, которую делали заранее в конце огорода. Проводили осмотр приборами жилого дома, сарая, двора и затем приступали к главной работе — очистке.

Дома у всех в основном были добротные, и их наружная помывка особых проблем не представляла. Выкапывали только вокруг сточные канавки, которые затем зарывали. А вот с сараями часто была морока, потому что у многих крыши были из камыша или соломы, а в них-то как раз и задерживались зараженные пылинки. Такое покрытие надо было снимать и закапывать. Но хозяин или хозяйка категорически не соглашались лишиться привычной крыши на сарае, приходилось находить решения. Чаще всего строили деревянные крыши.

Хорошо, когда село стояло на магистральной дороге с асфальтовым покрытием — его обмывали раствором, а прилегающие к нему земли авторазливочная станция обливала соответствующим клейким раствором. Сложнее, когда село находилось в глубинке и через него проходила грунтовая дорога. Здесь приходилось возиться капитально.

Всего у каждого военного округа, привлеченного к работе, было в пределах 90—100 сел, и все они требовали своего решения. В каждом (или почти в каждом) находилось несколько семей. Конечно, забота об этих людях — сфера обязанностей местных органов власти. Но пока они сами находились в шоковом или подвешенном состоянии, военные, как могли, помогали населению. Но делать это в тех условиях было очень сложно.