Анатолий Иванкин - Конец «Гончих псов» Страница 6

«Хорошо было отцу, — думал Карл, глядя на его фотографический портрет, — ему не пришлось выбирать карьеру. Он шел по дороге многих поколений фон Риттенов». Не один век бароны из их древнего рода служили королям и императорам. Кому ж теперь будет служить Карл фон Риттен-младший? Император Вильгельм II, лишившись короны, доживал свои дни в эмиграции. Побежденная Германия стала республикой. От былого баронского величия у фон Риттенов остались фамильный герб, ветхий родовой замок в окрестностях Вернигероде и особняк на Виттенбергилац. Баронесса, овдовевшая на последнем году войны, осталась с двумя детьми в затруднительном материальном положении. Замок лишь чудом не был продан в годы послевоенной инфляции. Но постепенно, в результате умелого ведения хозяйства и режима строгой экономии, Магде фон Риттен удалось выбраться из нужды. Теперь родовая усадьба приносила доходы, позволявшие жить прилично и даже сколотить неплохое приданое старшей дочери Еве-Марии. Но если крушение империи, в конечном счете, не так сильно отразилось на материальном благополучии фон Риттенов, то их духовному миру был нанесен сильный удар. Баронесса Магда, ставшая после смерти мужа набожной, пыталась обрести душевное равновесие в религии. Карлу же вся дальнейшая жизнь в побежденном государстве, лишенном военного величия, казалась бледным существованием, без высокого смысла и надежды на будущее. «Если немецкий народ никогда не испытывал нужды в молодых людях, способных носить оружие, то кому я нужен теперь со своим стремлением к военной карьере?» — все чаще думал он. Такие мысли порождали удручающее сознание собственной неполноценности, избавлению от них не помогал даже летно-спортивный союз «Дейче Люфтспортфербанд». Чего стоили его увлечения авиамоделизмом, парашютным и планерным спортом, если в Германии не было ни одной военно-авиационной школы? Оставалось два пути: поступление в школу пилотов акционерного общества «Люфтганза» или юнкерское училище рейхсвера. Карл знал, что, став коммерческим пилотом, налетается до тошноты, проводя большую часть времени в любезном сердцу воздушном океане. Но этот труд его, барона фон Риттена, будет сродни труду машиниста локомотива или обычного шофера. И это отпугивало Карла, впитавшего баронское высокомерие вместе с молоком матери.

Пойдя по второму пути, то есть став офицером рейхсвера, он окажется на военной тропе своих предков, но будет намертво прикован к земле специальностью артиллериста или пехотинца.

«Хорошо бы спросить совета у Гуго…» — Карл давно собирался поделиться своими сомнениями с женихом сестры Евы-Марии. Но тот, как на грех, куда-то исчез и больше двух недель не появлялся в их доме. Карл считал Гуго фон Эккарта стоящим парнем и с удовольствием последовал бы советам будущего родственника.

Карл, вздохнув, захлопнул книгу. На ее яркой обложке был изображен эпизод воздушной войны. Из гондолы продырявленного дирижабля Z-38 командир выбрасывал в Ла-Манш последний балласт — трупы застреленных им членов экипажа. Карл начал было размышлять, правильно ли поступил командир «Цеппелина», но тут его чуткий слух различил за обитой кожей дверью отцовского кабинета знакомый мужской голос.

«Гуго!» — обрадовался Карл и поспешил в гостиную. Посреди нее, залитый светом хрустальной люстры, стоял Гуго фон Эккарт, слегка располневший тридцатитрехлетний мужчина в коричневой гимнастерке, перетянутой портупеей, в черных галифе и хромовых сапогах. Над левым карманом гимнастерки поблескивал круглый значок со свастикой. Гуго оживленно беседовал с баронессой Магдой и Евой-Марией.

— Здравствуйте, Гуго! Вы не с маскарада? Почему на вас униформа «наци»?

— Привет юному Зигфриду! — Гуго протянул руку Карлу. — Нет, не с маскарада, — снисходительно объяснил он, — я в форме штурмовых отрядов национал-социалистской партии Германии. Кстати, Карл, кличку «наци» нам дали красные. Мы к ней привыкли. Некоторые руководители нашей партии начинают называть себя так. Но лично мне эта кличка не нравится, и я не хотел бы слышать ее от тебя. Думаю, скоро и ты разделишь наши взгляды, став борцом за возрождение великой Германии.

— Извините, Гуго, я не хотел говорить обидных вещей. По-видимому, я поглупел от радости, увидев вас. Мне так необходимо посоветоваться с вами.

Карл взял Гуго за руку и потянул за собой.

— Мама, Ева, извините, что я на пять минут похищаю Гуго. У меня к нему секретный мужской разговор.

— Знаю я эти пять минут, — улыбнулась баронесса, — не опаздывайте к ужину.

Ева-Мария слегка нахмурилась, но не стала возражать брату.

— Эльза, — позвала она горничную, — накрывайте на стол.

Не отпуская руки Гуго, словно боясь, что тот ускользнет от него, Карл увлек будущего родственника в отцовский кабинет, у входа в который стояли на страже два манекена с надетыми на них рыцарскими доспехами, верно служившими не одному поколению фон Риттенов. На поржавевших латах виднелись следы рубленых ударов и вмятины от стрел. Баронесса Магда все сохранила так, как было при покойном муже. В шкафу висели пересыпанные нафталином мундиры и шинели, стояли ботфорты со шпорами, лежали фуражки и каска с острым шишаком. Здесь же в специальном отделении хранилось оружие фон Риттена-старшего: шпаги, палаши, пистолеты и тяжелый цейсовский бинокль. Казалось, что хозяин их отлучился в очередную колониальную экспедицию.

Карл, войдя в кабинет, плотно прикрыл дверь. Гуго выбрал сигару из ящика на журнальном столике, отрезал ее конец и прикурил от массивной зажигалки, выполненной в виде крупповской скорострельной пушки.

— Что стряслось, мой юный друг? — Гуго удобно уселся в кресло напротив Карла и внимательно посмотрел ему в глаза.

Карл начал неуверенно:

— Гуго, необходим ваш совет. Мне нужно решить, кем стать после гимназии: идти в юнкерское училище рейхсвера или в школу пилотов «Люфтганза»? Я сделаю так, как вы посоветуете…

— Спасибо, Карл, за доверие, — Гуго казался растроганным. — Надеюсь, принимая совет, ты не раскаешься в будущем.

Гуго помолчал, собираясь с мыслями. Карл же терпеливо ждал слов кумира — отставного обер-лейтенанта первой истребительной эскадры. Фон Эккарт воевал под командованием легендарного ротмистра Манфреда фон Рихтгофена, сбившего восемьдесят аэропланов. После его гибели служил под командованием капитана Германа-Вильгельма Геринга. Карл мог часами слушать Гуго, когда тот рассказывал о подвигах сослуживцев: обер-лейтенанта Макса Иммельмана, капитанов Освальда Бельке или Эрнеста Удета. Одновременно Гуго не забывал покрасоваться и своими ратными делами, причем они в его изложении сверкали не хуже, чем подвиги прославленных немецких асов. Гуго гордился причастностью к такому созвездию, хотя он был довольно скромной фигурой в эскадре — лишь рядовым летчиком.

— Да, Карл, — прервал молчание Гуго, — я вижу, что передо мной сидит уже не мальчик, а выпускник гимназии. Действительно, нам пора поговорить серьезно. Ты стоишь на пороге самостоятельной жизни, и от того, на какой путь ступишь, будет зависеть многое.

Гуго взглянул на Карла:

— Надеюсь, тебе можно сказать такое, о чем не болтают на всех перекрестках?

— Я сын полковника фон Риттена, а его никто не посмел бы назвать болтуном.

Гуго потрепал Карла по щеке:

— Отлично сказано, мой мальчик. Верю тебе. Если был бы жив твой отец, он наверняка примкнул бы к нашей когорте. Полковник фон Риттен не примирился бы с тем жалким состоянием, в котором пребывает наша Германия, задушенная Версальским диктатом.

Гуго фон Эккарт был «эрудированным» нацистом. Не зря его, опытного оратора, часто посылали в Хофгейсмар — городишко в Баварии, где формировались отряды СС и СА, «Майк Кампф» Гуго знал почти наизусть.

— Версальский договор не принес народам мира, — ораторствовал Гуго, — он насквозь пропитан эгоизмом победителей. Договор отказывает нам, побежденным немцам, в признании национального достоинства, чем наносит оскорбление великой германской нации. Он создал в Германии «вакуум силы». Тебе понятно, о чем я говорю?

— Да, Гуго.

— Отлично. Ты знаешь — природа не терпит пустоты. Значит, положение, которое сложилось после Версальского договора, не может долго продолжаться. — Гуго заглянул в записную книжку: — Важнейшие материальные и духовные сокровища нации могут расти лишь в обеспеченном силой бытии.

«Зачем он мне все это говорит?» — недоумевал Карл, приготовившийся услышать от Гуго какие-то интересные секреты. То, что говорил сейчас Гуго, болтали во всех светских салонах, пивных и гаштетах. А Гуго захватило ораторское вдохновение. Он забыл, что перед, ним не эсэсовская аудитория, а всего лишь шестнадцатилетний юнец, и продолжал:

— Только сила может защитить политическую, экономическую и духовную жизнь нации от алчной зависти и посягательства со стороны других народов. Вот почему сознание собственного бессилия, неполноценности порождает у многих…