Иван Стаднюк - Место происшествия - фронт Страница 6

— Порядок? — тихо спросил у дневального.

— Полный, товарищ младший политрук! — бодро рубанул солдат.

Морозов зашагал дальше вдоль линейки в направлении видневшегося впереди резного деревянного постамента. На нем стояло под ажурным навесом зачехленное боевое знамя бригады. Поравнявшись с постаментом, Морозов отдал честь знамени, придирчивым взглядом скользнул по ладной фигуре часового — широкогрудого спортсмена со значком ГТО на гимнастерке. Часовой, держа приклад у ноги, откинул винтовку на вытянутой руке в сторону, приветствуя «по-ефрейторски на караул» дежурного и шельмовато улыбаясь — не придерешься, мол.

Хотелось хоть где-нибудь заметить непорядок, чтобы проявить власть дежурного, но, как назло, солдаты несли службу исправно, и придраться было не к чему. Морозов, поеживаясь от утренней прохлады, постоял у огромного фанерного щита, лениво перечитал знакомые объявления: «В воскресенье, 22 июня, состоится концерт артистов эстрады», «Выезд на рыбалку в 5 часов утра. Сбор у клуба…», «Сегодня в пионерском лагере родительский день…»

Из недалекой палатки послышался приглушенный говор. Морозов узнал бубнящий голос младшего политрука Гарбуза и вспомнил, что сегодня Гарбуз уезжает в свой первый отпуск — на Кубань. Вздохнул с завистью, подошел к палатке и, увидев откинутый полог, нырнул под парусину.

На пирамидальной верхушке палатки играли блики только что взошедшего солнца, и изнутри казалось, что парусина источает мягкий желтый свет. При этом свете Морозов разглядел в палатке трех офицеров, среди них — Гарбуза. В одних трусах и тапочках на босу ногу все они занимались кто чем, беззлобно переругиваясь.

— Уже поднялись, краса и гордость танковых войск? — насмешливо спросил Морозов, присаживаясь на табуретку.

— А я почти не спал, — ответил Гарбуз, откусывая нитку, которой пришивал к гимнастерке свежий подворотничок. — Попробуй усни: три года дома не был… Эх, и погуляю! На всю Кубань свадьбу отгрохаю!

— Зря командир бригады отпускает тебя сейчас, — недовольно заметил чистивший на гимнастерке пуговицы белоголовый лейтенант.

— Ты насчет футбола? — насторожился Гарбуз.

— Угу. Продуем без тебя артиллеристам как миленькие.

Гарбуз, сверкнув своими глазищами, помолчал, сердито посопел, раздумывая, как бы едче, по своему обыкновению, ответить, и, видать ничего не придумав, приглушенно зашипел:

— Знаешь что, хлопче?.. Я родился человеком, а не футболистом. Вот вернусь с молодой женой, тогда и в футбол будем играть.

— С женой? — изумился Морозов, хитро щуря глаза.

Молодежь грохнула смехом. Густо захохотал и Гарбуз.

— Тише, черти! — затряс кулаками Морозов. — Лагерь разбудите!

И вдруг, словно в насмешку над его словами, прокатился тяжелый, стонущий гул. Мелко задрожала земля от артиллерийских ударов.

В стороне границы, от края до края, полыхали вспышки орудийных залпов, отражаясь в широко раскрытых, встревоженных глазах выскочивших из палатки Морозова, Гарбуза, белоголового лейтенанта.

— Братцы, война! — выкрикнул лейтенант. Его глаза горели жаждой подвига.

— Война! — хрипло повторил Гарбуз.

— Война! — шепнули побелевшие губы Морозова.

Умолкли птицы в недалеком березняке, стыдливо спряталось за багровую тучу взошедшее солнце. А на западе бухало и гремело; серая ветошь редких курчавых облаков озарялась кровавыми отсветами.

Младший политрук Морозов вдруг вспомнил, что он дежурный. Опрометью бросился к штабной палатке. Влетел туда вихрем, чуть не сбив с ног заспанного сержанта — помощника дежурного, который уже тянулся к зеленой коробке полевого телефона.

Опередив сержанта, Морозов схватил трубку, ожесточенно крутнул ручку.

— «Неман»! «Неман»! Алло!.. «Неман»!

Штаб бригады не откликался.

Морозов рванул трубку второго телефона.

— Застава!.. Погранзастава! Алло! Погранзастава!

На лбу младшего политрука выступили крупные капли пота: не отвечала и ближайшая пограничная застава. Чья-то рука уже успела перерезать все провода. Молчал и квартирный телефон полковника — командира танковой части. Он жил в местечке Свинеж, где находились зимние квартиры танкистов. Там же размещались штаб, склады, парк не выведенных в лагерь боевых и транспортных машин.

Морозову ничего не оставалось, как объявить тревогу.

Вдоль палаток, от дневального к дневальному, перекатывалась холодящая душу, разноголосая команда:

— Тревога! Тревога!.. В ружье!..

Где-то на краю лагеря рассыпал серебряную трель горнист.

Лагерь ожил. Танкисты и шоферы, чьи машины находились в лагерном парке, стремглав мчались туда. Все остальные, захватив оружие, бежали на тыльную линейку, где уже раздавались команды к построению.

…С дороги, ведущей к лагерю, на переднюю линейку свернула легковая машина и на большой скорости подъехала к палатке дежурного. Из машины выскочил моложавый полковник с заспанным, небритым лицом — командир бригады.

Морозов, подав собравшимся здесь офицерам команду «Смирно», кинулся к нему с рапортом, но полковник, нетерпеливо махнув рукой, коротко спросил:

— Приказы есть?

— Никак нет. И связь почему-то не работает.

Измерив Морозова суровым взглядом, точно он, дежурный по лагерю, чего-то недоглядел, командир бригады задумался, нервно потирая ладонью небритую щеку.

В стороне, в просветленной сини неба, плыла на восток еле различимая армада бомбардировщиков. Проводив ее глазами, в которых гнездились тревога и желчная горечь, полковник обратился к командирам:

— Обстановка неизвестна. Приказов никаких. Надо полагать, немцы напали без объявления войны… А это значит… Сами понимаете: до границы тридцать километров.

Он еще с минуту прислушивался к артиллерийской пальбе, отчетливо доносившейся с запада, а затем отдал распоряжение:

— Действовать по плану боевой тревоги! Майор Новиков!..

— Я! — отозвался из группы командиров щеголеватый майор.

— Поставьте мотоциклистам задачу на разведку.

— В наличии только два экипажа, товарищ полковник, — доложил Новиков. — Остальные на соревнованиях мотогонщиков.

— Какие там мотогонщики? Ах, да… — Полковник зло сплюнул, почесал затылок и приказал: — Пошлите два экипажа и бронеавтомобиль.

— Есть!

— Первому батальону… — Командир бригады выжидательно смотрел на офицеров, кого-то искал глазами. — Командир первого батальона!

— Майор Бабинец с вечера уехал на зимние квартиры, к семье, — доложил Морозов.

Негодующе ворохнув глазами, полковник спросил:

— Капитан Волков здесь?

— Я! — раздалось из группы командиров.

— Приготовить батальон к бою…

— А как с боеприпасами? — послышался чей-то, похожий на бабий, голос. — В лагере ни одного снаряда!

— Знаю! — зло прервал полковник говорившего. — Командиру автороты («Я!» И один из офицеров взял под козырек) доставить личный состав второго и третьего батальона на зимние квартиры. Там загрузиться боеприпасами и прибыть сюда.

— Есть доставить людей на зимние квартиры и привезти в лагерь боеприпасы!

— Второму и третьему батальонам — на зимних квартирах снять с консервации танки, получить боеприпасы и выдвинуться к месту сосредоточения бригады согласно плану боевой тревоги.

— Есть! — в один голос произнесли два командира.

— Штабной автобус на месте? — повернулся полковник к младшему политруку Морозову.

— Никак нет. Ушел в Гродно за артистами… Сегодня концерт…

— Концерт… — Полковник кивнул головой в сторону границы, где бушевала война.

5

В лагере ждали снарядов с таким напряженно-тревожным нетерпением, с каким ждут врача, уже одно появление которого может спасти жизнь умирающему человеку, беспредельно дорогому всем.

Солнце поднималось выше и выше, синева неба блекла, делалась белесо-голубой; в ней непрестанно гудели моторы, уносившие косяки крестатых бомбардировщиков на восток. На западе же, там, где находилась государственная граница, вскипал грохот канонады…

А снарядов не было.

Примчались из разведки мотоциклисты. Сообщили, что немецкие танки пересекли границу, достигли Августовского шоссе и движутся одной колонной на Гродно, другой на Домброво. Не позже чем через двадцать минут они будут здесь, в лагере…

А снарядов нет.

Нет и танковых батальонов, которые должны прибыть с зимних квартир сюда — в район лагеря, к поросшим непролазью мелколесья оврагам, что раскинулись за недалекой березовой рощей. Там — место сосредоточения по тревоге.

Полковник — командир бригады — хотел было отдать приказ единственному танковому батальону, который находился в лагере, выдвинуться к оврагам с тем, чтобы там, рассредоточившись, загрузиться снарядами, как только подоспеют грузовики. Но вспомнил, что автомашинам не пробиться сквозь одичалые кустарники к оврагам… Приказал вывести танки из парка и разбросать в сосняке — на случай бомбового удара.