Вячеслав Ворон - И тут случилась война Страница 6

– Спорт, сынок, должен приносить удовольствие всем, а в вашем мордобое один страдает, его родные страдают, и только победитель – нет, хотя и ему для своей победы тоже надо пройти через страдания. Что же это за спорт? Другое дело – бег, прыжки или шахматы, там только переживания, – говаривала она сыну.

– Мам, но не всем же быть шахматистами, для этого голова нужна, как Дом Советов, а мне не под силу эти многоходовки, зато бокс, мам, это моё, – отвечал Федор.

Был один случай. Пошли они как-то с мамой на рынок, она взяла его помочь сумки донести. И, лавируя среди рядов, вдруг малолетний вор, возраста Федора, выхватил у неё сумку и бросился наутёк. Женщина машинально бросилась вдогонку за ним, и Фёдор соответственно тоже. Пробежав несколько метров, воришка неожиданно для себя оказался на заднем дворе рынка, откуда совсем не было выхода. Возможно, свою смелость Федор унаследовал от мамы, женщина, не испугавшись преступника и загнав его в угол, решительно двинулись на него. Малолетний негодяй стал ругаться и огрызаться на неё, словно загнанный пес, который лает на своих преследователей. Он выбросил в сторону сумку, но к этому времени подоспел Фёдор, сгруппировавшись и не раздумывая, он нанес сокрушительный удар в подбородок. Зубы вора клацнули, будто стальные засовы, и, издав гортанный рык, он опустился на одно колено, в правой руке у него сверкнул перочинный нож. Фёдор, не раздумывая, резким движением ноги выбил нож из рук преступника и левым боковым ударом уложил воришку в нокаут. Поднял мамину сумку и сказал:

– Теперь ты понимаешь, что такое бокс?

– Сынок, а дышит парень-то этот, не зашиб ты его?

– Дышит, чё с ним будет, я же так, не сильно приложился.

В этот момент, распластавшийся на земле хулиган приподнял голову, из опухшей губы его сочилась кровь.

– Вона, гляди, мам, он ещё и голову держит. А ну, лежать, гад! – Фёдор сделал устрашающий жест из комбинации кулаков. Преступник съежился от страха.

– Будя тебе, Федь, пойдем домой, не заладилось сегодня с рынком, – позвала его мать.

По дороге к дому она попросила Фёдора не говорить отцу о происшествии. Он был строгий и крайне раздражительный, сказывалась профессиональная деятельность, и после пережитого собственного стресса женщина совсем не хотела подвергать мужа психическим переживаниям.

Достигнув шестнадцатилетнего возраста и значимых успехов в спорте, Фёдор решил уйти из школы на завод. Семь классов он кое-как окончил, но вот учиться дальше не желал. Оно и понятно, к наукам он был неохочий, да и спорт занимал все его свободное время. Отгуляв лето, Федор устроился в механический цех подмастерьем и стал трудиться. Днём работа, вечером тренировки. По выходным тренировки, по праздникам тренировки, каждый день, каждую свободную минуту. Даже в цеху Фёдор смастерил из кожи и опилок грушу и повесил её возле курилки. И когда мужики устраивали перекур, он неистово лупил грушу.

– Ты, Федька, не иначе как железным стать хошь? – говаривали курильщики.

– Я вашу махорку не признаю, она мне нелюба, и железным стать не смогу, вона на мне кожа, – серьёзно отвечал Фёдор.

На заводе он очень быстро снискал к себе уважение у старших. Работу свою выполнял добросовестно, от дополнительной не отказывался, природный ум, воля и хватка позволили ему за короткий срок овладеть всеми премудростями профессии, и уже к девятнадцати годкам он получил должность мастера цеха. Только с боксом пришлось распрощаться. И не по собственной воле, а по настоянию врачей. Как только ему исполнилось восемнадцать, тренер решил подготовить Фёдора к всесоюзному турниру среди взрослой категории. И в одном из спаррингов, отрабатывая защиту от боковых ударов, Фёдор пропустил один из таких ударов. Тренер готовил парня серьёзно, и силу свою не рассчитывал, удар пришёлся строго в челюсть, Федор попал в тяжелый нокаут и в момент падения ударился головой о табурет, стоявший в углу ринга. Мало того что получил сотрясение мозга, так ещё и рассечение затылочной части. Врачи настоятельно рекомендовали забыть про спорт на полгода минимум, а отец, не без помощи матери, строго наказал завязать со столь опасным занятием. И, по прошествии полугодичной вынужденной дисквалификации, Фёдор понял, что ему уже не догнать упущенного мастерства. А периодические головные боли не позволяли ему полноценно вернуться в спорт. Время от времени он приходил в зал поколотить грушу, но без особого рвения, которое присутствовало ранее. По утрам перед работой совершал пробежки, в курилке продолжал бить по своей самодельной груше, но даже мужики заметили в нем перемены. Не было прежней молодецкой злости, так необходимой для победы. Все реже он посещал вечерние тренировки. И, чтобы занять высвободившиеся вечера, Фёдор поступил в вечернюю школу. Как и прежде, учеба давалась ему с трудом, но приобретенные за годы тренировок упорство и воля к победе приносили свои плоды успеха, и через два года у него уже был полноценный аттестат зрелости. Дальше – больше. На производстве Федор вступил в ряды Коммунистической партии и начал стремительно подниматься по служебной лестнице. Окончил Институт Маркса и Энгельса, был избран в профком завода, где возглавил сектор профессионально-технического воспитания молодежи. Будучи совсем еще молодым человеком, он делал головокружительную карьеру, этого не могли не замечать лучшие комсомолки и передовицы производства. Он вдруг заметил, что противоположный пол интересуется им. Это выглядело по-разному, но всегда предсказуемо. Иногда в заводской столовой на обеде к нему за стол могла подсесть девушка, а более решительные особы женского пола приглашали его на танцы в парк. Федор никогда не отказывался от предложения посетить танцы. Случалось, что две, а то и три одновременно девушки назначали ему встречу в городском саду. И он со всеми появлялся на танцплощадке. Шпана ему бесконечно завидовала и даже подражала. Причем во всем – в походке, в прическе и даже в одежде. Однажды мама Федора из старых штанов отца пошила для него брюки, она иногда перешивала старые вещи, был у нее такой дар. Брюки получились достаточно широкими в штанинах и походили на трубы. И после посещения Федором в них городского сада все завистники и пересмешники пошили себе подобные. Так в городе стал проявляться свой стиль. Но ни девушки, ни танцы так не увлекали молодого парня, как работа и карьера. Он жаждал своей работы, он был в нее влюблен. Федор не пропускал ни одного мероприятия, будь то субботник, или вечёрка. Все заводские собрания, проходившие по партийной линии, не обходились без его выступления с трибуны. Он искренне верил в светлое будущее своей страны, в свое будущее и будущее своей семьи, ставшей в два раза больше после его женитьбы на Матроне и рождения детей, и старался всеми силами приблизить это будущее. И тут случилась война.

Федор, умело управляя подводой, въехал в лес. Он знал здесь только одно место, где можно было остановиться на время. Это охотничий дом, выстроенный еще после Первой мировой охотниками. До него подвода могла не доехать, дождь размыл дорогу. Но Федор не позволял себе таких мыслей, ему, во что бы то ни стало нужно было думать о хорошем. И хотя подвода то и дело грузла в выбоинах, его полудохлая кобыла умудрялась все же ее вытащить из ямы и продолжать движение. Через некоторое время Федор завидел охотничий дом.

– Вона, вишь, Матрона, очертания дома, туды мы и путь держим, – прошептал Федор.

– Вижу, Федь, вижу, и сдается мне, мы не одни такие умные с тобой, погляди на трубу.

Федор взглянул на трубу дома, из нее шел еле заметный дымок.

– Ничего, Матрон, выбора у нас нет и назад дороги – тож. Ночь нам надо где-то спать, вон, гляди, у нас детей воз и маленькая тележка, – улыбаясь, пошутил Федор.

– Я уж попривыкла, Федя. Знаю, что с тобой и горы свернуть можна, – ответила Матрона.

Они, добрались до дома, Федор приказал Матроне оставаться в подводе, а сам пошел в дом. У порога остановился, прислонил ухо к двери, прислушался и громко постучал. Внутри залаял пёс. Дверь отворилась, и в дверном проёме, держа керосиновую лампу в руках, появился мужчина.

– Ты кто таков? – грозно спросил обитатель охотничьего дома. Это был высокий крепкий мужчина, лет около сорока, с округлой бородой.

– Федор я. Сын Андреаса из Орла, – ответил Федор.

– Андреаса, говоришь? Того, что в ментуре работает? И чё тебе надо, Федор? – переспросил незнакомец.

– Я с семьей, у меня жена и четверо детей, мне ночлег нужен, другого дома здесь я не знаю.

– А где твой батя-мент, чё он тебя не приютил? – оскалившись по-собачьи, ответил грозно мужчина. – Шел бы ты, Федя, отсель, нету тут места тебе.

Внутри дома послышался громкий кашель.

– Ладно, раз так, поеду я дальше.

– Вот и ладненько, езжай, Федя, и про нас особо не говаривай никому, понял ты, отпрысок лягавый. Дверь громко захлопнулась, внутри опять послышался лай.