Григорий Полянкер - Наш добрый друг Страница 6

– А вообще-то, кажется, Джулька сможет раненых вытаскивать с поля боя… – вставил Ашот. – Она обучена. Отбилась от своей части. Все может быть… Да?

А тем временем Джулька догрызла кость, опорожнила посудину, облизалась и совсем преобразилась, глядя благодарными глазами на усача, который так ее порадовал. Она глядела на него такими очами, словно поняла, что он ее выручил.

Старшина посмотрел на затянутое тучами небо, минутку вслушивался в отдаленный гул самолетов, быстро стал собирать свое немудреное хозяйство, надвинул на лоб каску, пожелал ребятам доброй ночи и чтобы они крепко держались и не забывали Джульку, не обижали ее, ловко выбрался из траншеи, кубарем скатился вниз, в лощинку, и, вытянувшись во всю длину, пополз по-пластунски в тыл.

Мы следили за старшиной, за этим неутомимым, добродушным с виду, но суровым человеком, смотрели на него с благодарностью, а наш Профессор философски сказал, вытирая пучком соломы свой опорожненный котелок:

– Да, это человек!

3.

– За короткое время наша Джулька почувствовала себя не только смелее и увереннее, но подружилась со всеми нами.

Она лежала, прижавшись к брустверу, всматриваясь внимательно в ту сторону, где засели немцы. Глядела, словно что-нибудь понимала в этом деле. Мы то и дело пытались согнать нашу гостью вниз, боясь, что ее заденет осколок, но та не слушалась, не желая уйти с насиженного места, прижималась к нам, тыча в лицо свой влажный нос. И ребята шутили, мол, видали, Джулька незыблемо стоит на посту, старается…

Прошло еще какое-то время, и Джулька так привыкла к непрерывной стрельбе, свисту пуль и осколков, ко всей нашей сложной и опасной солдатской жизни и быту, что нам стало казаться – она уже бог весть сколько времени живет в этой траншее и не испытывает никакого страха, наоборот, видно, ей у нас очень нравится.

Она уже знала, когда, при каком огне может спокойно лежать, прижавшись к брустверу, а когда ей лучше всего прыгнуть вниз, на дно траншеи и прилечь на плащ-палатке, которую кто-то из наших бойцов для нее расстелил.

Джулька отлично знала, кто из нас ее любит, а кто относится равнодушно, не проявляет никакой заботы.

Казалось, больше всего обрадовалась, почувствовав, как нежно стал к ней относиться суровый и немногословный комвзвода Самохин. Видимо, слова старшины на него подействовали. Каждый раз, проходя мимо Джульки, на минутку задерживался возле нее, гладил, щекотал под лапами, а то и совал кусочек хлеба.

Джулька приучилась не просить еды или воды, уже не смотрела просящими глазами, чтобы что-нибудь подбросили, а терпеливо ожидала прихода старшины, чтобы тот ей выдал, как и нам, паек. Не просила у нас еды, словно понимала, что съестных запасов у солдат нет, и нужно ждать, пока заявится дяденька с длинными усами и принесет еду. И она заодно полакомится чем-нибудь.

Она также привыкла к своему ложу на плащ-палатке и время от времени, когда ей надоедало лежать у бруствера и глядеть на другую сторону балки, откуда доносились выстрелы, соскакивала вниз, вытягивалась на плащ-палатке. Подремав немного, возвращалась на свой пост.

Это вызывало у каждого из нас добрые шутки, смех.

И не только шутки.

Вот недавно наш пулеметчик Степан Гурченко высунулся из траншеи, чтобы достать свою каску, которая покатилась вниз. Его заметил вражеский снайпер, открыл огонь, и ефрейтор упал в траншею раненый, обливаясь кровью.

Мы ему кое-как перевязали рану, но она оказалась очень опасной, и следовало отправить его в санпункт.

Дело было под вечер. Мы помогли санитару вынести раненого из траншеи, уложили его на плащ-палатку, на которой раньше дремала Джулька, и санитар, взявшись за концы брезента, пополз с раненым.

Джулька с минуту следила за санитаром и явно нервничала. Это с какой же стати человек утащил ее постель, которую она так облюбовала? И она вдруг на него сердито зарычала.

Но, с другой стороны, ей жалко было Степана Гурченко, который был с ней все время так ласков, угощал, чем бог послал.

Позабыв обо всем на свете, Джулька мгновенно выскочила из траншеи и, несмотря на наши крики, одним прыжком догнала санитара, вцепилась крепкими клыками в край плащ-палатки и стала помогать тащить раненого.

Мы думали, что Джулька сейчас же вернется, но где там! Она испарилась в тумане, покрывшем землю. Скрылась с глаз.

Что она? Спятила? Убежала от нас? Нам ее стало так жалко. Все привыкли к ней. И вот тебе! Ушла.

Мы молчали, не могли глядеть друг другу в глаза.

– Конечно, как волка ни корми, а он все в лес смотрит, – сказал кто-то из ребят. – Собака остается собакой: наелась, напилась, отдохнула и пошла бродить по белу свету.

– Конечно, это всегда так, когда слишком много нянек… – сердито сказал Ашот. – А собака любит, видно, одного хозяина. Он только цыкнул бы, и она немедленно вернулась.

Но не долго довелось нам терзаться тревожными догадками.

Прошло два часа, как мы услышали тяжелое дыхание и высунулись из траншеи. В дымке предрассветного тумана увидели нашу Джульку. Она спешила к нам, таща в зубах плащ-палатку – свою постель, на которой недавно санитар с ее помощью волок раненого Степана на сан-пункт.

Мы обрадовались. А Шика Маргулис и вовсе был на седьмом небе от счастья. Он протянул к ней руки и сказал:

– Скорее, дружок, давай сюда, пока фрицы тебя не заметили! Не собака, а мудрец! Такую еще не встречал, чтоб я помер! Умничка, все понимает, только говорить не умеет, как бедный студент на экзамене…

Подхватив ее на руки и втащив в траншею, добавил:

– Клянусь всеми святыми – Джулька рождена для цирка! С ней только хорошенько поработать надо…

– Опять двадцать пять! Снова ты со своим цирком! – перебил его Доладзе. – После того, как Джулька так намучилась, ей просто необходим будет наш кавказский воздух… Заберу ее к себе. Ведь как-никак я ее крестный, имя дал. Я, и никто иной!

– Это еще не факт, – вмешался Ашот Сарян, – во-первых, имя, что ты ей дал, нигде покамест не зарегистрировано. Ни в одном ветпункте. Это раз. И, кроме того, такая собака заслуживает жить у нас в Ереване. Там – красота! Там как на ладони виден Арарат…

Наш мудрый Профессор несколько минут прислушивался к спору и сказал:

– Болтайте, сколько вашей душе угодно, мои дорогие, мои милые синьоры. Но главное в том, что я оказался прав…

– В чем?

– В том, мои дорогие, мои славные синьоры, что я первый по достоинству оценил этого пса. Я вам сразу сказал, это не дворняжка, не какая-нибудь простая, обыкновенная сучка. Вы своими глазами видели, как она вцепилась зубами в плащ-палатку и помогала санитару тащить раненого, а теперь вернулась к нам с этой же плащ-палаткой.

– Ну и что?

– Так вот: теперь я уже определенно могу заявить, что это потомок тургеневских охотничьих собак. С такими Иван Сергеевич и бродил по окрестным лесам на охоту. Клянусь, это знатная, породистая собака и держит ухо востро. Теперь ясно. Она обученная. Работала санитаркой. Раненых вытаскивала с поля боя.

Мы все, как один, поддержали Профессора и согласились с ним: шибко грамотный мужичок, разбирается.

4.

Джулька отлично соображала: когда появляются над нашими окопами вражеские самолеты, нужно прыгнуть на дно траншеи, чтобы осколки бомб не задели. Поняла, что не надо и злиться, когда, старшина вовремя не может пробраться сюда с харчами, а терпеливо ждать. Она научилась в минуты затишья вздремнуть, а когда начинался сабантуй – следить внимательно за вражескими позициями. Во многом подражала нам, точно обезьяна, вызывая улыбки и восторг окружающих, и мы уже обращались к нашему всезнайке Профессору, не может ли он сказать – не происходит ли Джулькин род от обезьяны? А он злился.

– Зачем задавать такие неуместные вопросы? Собака совсем иного происхождения, нежели обезьяна, и пользы людям приносит куда больше.

Как-то ночью на нашем участке установилась необычная тишина, что нас очень тревожило. Эта тишина всех угнетала, изводила. Что-то не похоже на нашего злобного соседа, чтоб он так тихо вел себя. Мы уже хорошо знали его коварные повадки – если он долго молчал, стало быть, что-то замышляет, и надо особенно быть начеку!

А противник упорно молчал. И все мы понимали, что это неспроста. Фашисты готовят нам какой-то сюрприз. Каждый из нас понимал: немцы ждут, когда подсохнут дороги после проливных дождей, прошедших недавно, когда его техника сможет развернуться. Они ведь не будут долго торчать здесь в ожидании чуда. Фюрер недавно обещал им, что это лето будет победным для них. Этим летом они возьмут реванш за поражение под Сталинградом… Им необходимо во что бы то ни стало добиться победы на Курской дуге, и тогда фюрер уже безусловно въедет на белой лошади в Москву…

Нам не известны были планы наших стратегов. Мы знали лишь одно: что этот клочок земли является для нас священным. Наш огненный островок должен, стать подлинной крепостью, и тут должны себе обломать зубы фашистские звери, которые попытаются прорваться через наш участок.