Владимир Возовиков - Тайфун Страница 6

Наверху терпеливо ждали, и когда Дагаев подергал шнур, крикнув: «Тащи!» — связанные валенки быстро заскользили вверх.

Зимний ветер кажется теплым, пока ты одет и обут по-сибирски, а тут ноги словно в ледяные тесные туфли всунули, к тому же Дагаев попеременно упирался ими в стенку обрыва: поясница болела от рывка при падении, он старался ослабить натяжение шнура, — и камень студил ноги злее ветра. Когда ему для страховки спустили освободившийся конец, он едва чувствовал подошвы и пальцы ног. Разведчики догадывались, каково их командиру, поднимали его осторожно и быстро.

— Благодарю за службу, — только и сказал, обуваясь наверху.

Воронов сунул ему в руки флакон, прокричал, загораживая от ветра:

— Побрызгайте в валенки, все пройдет без последствий.

— Что это?..

— Одеколон высшей крепости! Мой знакомый, йог-любитель, говорит: поскольку фортуна женского рода, брейтесь всегда и всюду, чтоб улыбалась почаще… Не расстаюсь…

Что-то проворчал над ухом Денисов, вроде: «Хоть тут от тебя польза…» Дагаев не обратил внимания. Он воспользовался советом Воронова и не пожалел. Бесчувственные ступни медленно охватывало приятным жаром. Разведчики стояли вокруг плотной группой, никто не говорил о происшествии. Теперь каждый знал, в какую сторону идти, но ручей и напомнил, сколь опасно блуждать среди вьюги. У Дагаева усиливалась боль в пояснице, саднило плечо и локоть — ударился о край обрыва при падении, все в нем еще дрожало от пережитого напряжения, но это цветочки в сравнении с ледяной купелью, от которой был так близко. Окажись шнур чуток свободней, растеряйся разведчики, он наверняка выкупался бы, да еще мог второго за собой утащить…

А идти все же придется берегом, конечно, со всей осторожностью, подсвечивая путь ручным фонариком. Иного выхода нет. Впрочем, бояться света теперь не стоит: кто их станет ловить в такую бурю!

— Дозвольте я первым, товарищ лейтенант? — попросил Нехай.

— Пойдем прежним порядком, у меня теперь опыт. — Дагаев усмехнулся, подавляя боль. — Держаться «на струне» — чтоб шнур внатяжку. И не зевать. Всем понятно?

— Чего ж, — буркнул Нехай, — тильки я пийду другим за вами: в мене рука покрепче.

Была какая-то убежденность в тоне солдата, и Дагаев не посмел отказать. Еще раз оглядев молчаливых разведчиков, зажег фонарик и медленно пошел наперерез ветру.

…В тонком луче возникла черная, странного вида копна, качнулась навстречу, и опешивший Дагаев не сразу сообразил, что перед ним густая, изломанная ветром елка, нижние лапы которой прихвачены мерзлым снегом. Ветер выкручивал ее ветви, и, казалось, деревце отчаянно замахивается на разведчиков.

— О це людына! — засмеялся Нехай. — Слухайте — кедры спивают…

Ветер крутил, и Дагаев уловил в его свисте долгожданный гул лесных крон. Кедры появились через несколько шагов черной надежной стеной, и Дагаев двинулся в глубину леса, скользя лучом по темно-бурой коре мощных стволов, по сугробам, из которых торчали рога бурелома. Горного склона не было, — значит, вышли к месту сбора.

Шли под защитой деревьев. Кедрач снова кончился, но скалы не было. Проглядели? Ничего удивительного, если в десяти шагах — ни зги. Пошли обратно, держась от леска подальше, и Дагаев изо всех сил напрягал зрение, зажигая фонарик всякий раз, когда чудилась впереди туманная глыба. Теперь они бы и вслепую наткнулись на скалу — она ведь в каких-нибудь двадцати шагах от опушки, но ее не было.

Дагаев остановился. Поток ветра здесь как бы раздваивался, казалось, его отсасывала невидимая гигантская труба, и такой трубой могло быть ущелье, из которого в долину выбегает ручей. Именно этим ущельем крался в тыл «противника» их вертолет. Дагаев видел гигантскую ледяную бороду, свисающую с каменной стены там, где поток, прорезав граниты, низвергается на дно ущелья.

А скалы все-таки не было. Не унесло же ее ветром!.. Дошли до противоположной оконечности леска, остановились в молчании. Тот ли кедрач перед ними, который искали?.. Отрешенно ревела пурга. Она может реветь вот так и сутки, и двое, и неделю; нет ей дела до маленькой группки усталых людей; она заметет их следы и их самих с тем же равнодушием, с каким заносит мертвые камни — мало ли звериных и человеческих костей видели на своем веку эти горы, когда весны сгоняют снега?.. Где бы ни находился человек, ему кажется — Вселенная располагается вокруг него, а тут Дагаев первый раз в жизни увидел себя на самом ее краю… Вот что значит потерять ориентиры!..

Но иная тревога, вырастая постепенно, вытесняла заботы о себе — тревога за Амурко и его группу… Где они?..

Разведчики стояли рядом, устало опираясь на палки, все понимая, но оставляя слово за командиром. Что им сказать? Лишь командирское самолюбие не позволяло признаться в бессилии. Вот если б не было рядом Воронова… Тот, конечно, предложит отсидеться в лесном затишье у костра; к тому же склонялся и сам Дагаев и оттого, может быть, не хотел устраивать совета. Получится, и тут лейтенант Дагаев — на чужом поводке… «Помолчим, подумаем, посоветуемся, решим…» — поговорка майора Филина, и он-то умеет посоветоваться, а потом решить так, что чужой совет становится его собственным решением, и ничьим другим. Далеко майор Филин, слишком далеко…

Но не долго ли молчит лейтенант Дагаев? Пора или советоваться, или решать в одиночку?..

— За мной! — Он махнул рукой и двинулся к чернеющему мыску леса: боялся потерять единственный, пусть и неопознанный, ориентир.

Подходящее место для привала нашлось вблизи опушки. Несколько молодых кедров под защитой старых деревьев сомкнули оснеженные кроны наподобие шатра. С одной стороны вырос высокий сугроб, с другой темнела выемка, похожая на грот. Отстегнув шнур, Дагаев направился к лесному домику деда-мороза, поднял лыжную палку, хотел сбить снег с нависающих ветвей. В «гроте» метнулась тень.

— Берегитесь!..

Упругая черная масса вырвалась из «грота», за нею — вторая. Сбив тучу снега, она пронеслась прямо над головой пригнувшегося лейтенанта.

— О це прыгун! — восхищенно крикнул Нехай. — Який шашлык убиг!

У Дагаева бешено стучало сердце.

— «Шашлык»! — передразнил Денисов. — Это ж изюбры, их тут пуще глаза берегут… Не зашибли вас, товарищ лейтенант?

— Вроде цел пока. — Дагаев нервно рассмеялся. — Вот если еще на медведя наступим…

— На медведя в горах зимой так просто не наступишь, — ответил Денисов. — А оленей-то мы из доброго отстойника выгнали, жалко: в этой свистопляске запросто налетят на горную рысь. Тут этих зверюг…

— Не налетят, — успокоил Дагаев. — Сейчас и рыси на логовах отсыпаются, они свое после пурги по свежей тропе возьмут. Оголодает зверье, побежит на кормежку — будет и рысям раздолье… А домик-то подходящий для отсидки.

Скинув лыжи, вошел под навес из ветвей и снега, посветил под ноги. Снег был выбит до земли, две аккуратные лежки, похожие на проталины, курились парком, слабо пахнуло хлевом. Сняв лыжи, Дагаев положил их у снежной стенки, медленно опустился на импровизированное сиденье, оберегая ноющую поясницу. Глянул на часы — только двадцать. Бой начали в шестом, а, кажется, прошла вечность. Разведчики рассаживались напротив, вокруг ямки.

Происшествие с оленями переломило душевное напряжение Дагаева, вернуло ему равновесие. Став армейским разведчиком, дальневосточником, он занялся наукой таежного следопыта, взяв в учителя профессионального охотника сержанта Амурко. Не раз в выходные дни уходили они вдвоем в тайгу читать лесную книгу, и первые же ее страницы открыли горожанину Дагаеву больше всех обычных книг и рассказов, потому что понять живое можно только вблизи. Дагаев не хуже, а то и лучше Амурко мог сориентироваться в горных лесах, устроить ночлег и развести костер в самую кислую погоду, зато охотник Амурко знал то, чему не учат ни в каких вузах. Поведение и голоса лесных обитателей говорили ему: есть ли вблизи посторонний и кто он — человек или зверь, будет ли дождь, ветер, метель или мороз; он знал, кто из птиц и зверей может остеречь разведчика от опасности и, наоборот, выдать врагу; по звериным следам он уверенно выходил к реке, озеру, на опушку леса, даже на дорогу.

Сейчас олени напомнили ему о затаившейся вокруг жизни, для которой сорвавшийся ураган — случайная авария в природе, и надо подождать, пока наладится какой-то небесный механизм, вернутся тишина и солнце. «Подождать так подождать… И подумать спокойно. Иначе воображение такие стены вокруг воздвигнет — свет с овчинку покажется. Известно ведь, что потерпевшие кораблекрушение и заблудившиеся чаще гибнут не от голода или жажды, а от безысходности, которую воображают себе сами. Нет, черт побери, Вселенная все-таки вокруг нас!»

Неподалеку треснуло дерево, и стало слышно, как оно валится, обламывая сучья. Дагаев вскочил, вышел из укрытия, посветил вокруг фонарем. Снег теперь летел реже, луч хватал далеко, и Дагаев убедился, что вокруг их убежища растут настоящие кедры-великаны; их прямые, похожие на гранитные колонны стволы едва качались, хотя вершины бешено рвал ветер. Дагаев знал поразительную устойчивость горных кедров к шквальным ветрам. Вознесенные на головокружительные обрывы, на остроконечные скалы и вершины гор, они десятилетиями принимают удары грозовых и снежных бурь, а если рушатся, то лишь от старости или вместе со скалами.