Энтон Майрер - Однажды орел… Страница 61

Эти слова ошеломили Дэмона. Осмотрев мрачным взглядом палату, он опустил глаза. Все начнется сначала…

Колдуэлл слегка наклонился вперед и положил руку на плечо Дэмона.

— И если этот день придет — да поможет нам бог, если он придет, — нашей стране потребуются такие люди, как ты, Сэм. В них будет острая и неотложная нужда, потому что все начнется сначала, все произойдет так же, как уже происходило. Я был свидетелем этому в Тамне, в девяносто восьмом году: триста товарных вагонов и ни одной накладной к грузам. Зимняя форма — для войны с Испанией в джунглях! Ненужные фляги, тонны уже сгнившего мяса. В Сибонее лошадей сваливали за борт, рассчитывая, что бедные животные проплывут три мили до берега. Ты и сам видел кое-что в Хобокене и Сен-Назере. Это, кажется, становится нашей историей: мы ко всему безразличны, ни к чему не готовимся, а потом на нас обрушивается неожиданный удар, нас охватывает справедливый гнев и мы готовы броситься в бой, не успел даже натянуть штаны… — Колдуэлл помолчал немного. — Только в следующий раз все это будет еще ужаснее. Самолеты будут летать быстрее, тапки — продвигаться дальше, пушки — стрелять точнее, чем теперь. Характерной чертой будущей войны станет неожиданное нападение на неподготовленную страну. И если придет этот день, а у нас не будет таких людей, как ты, готовых и способных выполнить свой долг, то нам придется пережить очень тяжелое время. Без таких людей армии будет очень трудно.

Колдуэлл прикусил губу и почесал пальцами забинтованную руку.

— Я не мастер на речи. Джордж Маршалл говорит что я слишком многословен, слишком интеллектуален и поэтому мои выражения недостаточно сильны. — Он улыбнулся. — Возможно, мне следует поучиться у Рейбайрна. Дэмон оживленно вскинул глаза:

— Как доживает Реб?

— Пошел на повышение. Зиммерман произвел его в сержанты. По-моему, это принесет ему несчастье, но это не мое, а его решение. Рейбайрн становится своего рода легендарным. За действия в бою у подножия горы я наградил его и Тсонку крестом «За выдающиеся заслуги»[24] и сам украсил их грудь перед дивизией, выстроенной в полной парадной форме. Крепко пожал руку Ребу и спросил его, что он намерен делать, когда вернется домой. — На лице Колдуэлла появилась печальная улыбка. — Мне не следовало бы спрашивать его об этом. Он посмотрел мне в глаза и громко заявил: «Сразу же, как вернусь, положу свою винтовку под водосточную трубу и каждый день буду выходить и смотреть, как ее разъедает ржавчина».

— Ох уж этот Реб, — пробормотал Дэмон.

— Да, остряк. Окружавшей меня свите потребовалось немало усилии, чтобы сохранить серьезный вид, пока я раздавал награды другим отличившимся. И это, конечно, еще не все. Реб, видимо, твердо убежден, что… — Колдуэлл бросил смущенный взгляд в сторону вошедшей в палату мисс Кармоди и продолжал, понизив голос: — …что пользоваться профилактическими средствами — это недостойная мужчины слабость. Я думаю, что мне удалось вывести его из этого заблуждения.

— А как вам удалось это?

— О, очень просто. Я позаимствовал у доктора несколько фотографий больных сифилисом в различной стадии и дал их Ребу для тщательного изучения. После этого я внушил ему, что если он подцепит эту болезнь, то у каждого зачатого им ребенка будет две головы, и ему придется самому отрезать одну из них сразу же после родов. Это, очевидно, подействовало. Недели через две он, пожалуй, будет у меня читать лекции для солдат полка о пользе нологового воздержания. Во всяком случае, говорят, что теперь Реб пускается в любовные похождения, только предварительно вооружившись набором профилактических средств. — Колдуэлл снова понизил голос: к ним приближалась мисс Поумрой, держа в руках большое деревянное блюдо со сладостями.

— Генерал, вы не желаете попробовать? — обратилась она к нему с лучезарной улыбкой. — Они совсем свежие, даже теплые еще.

— С удовольствием, благодарю вас. — Он вежливо поклонился и взял пирожное. — Сладкое из рук прекрасной. Нельзя ли и мне остаться здесь до полного выздоровления?

— Я не вижу ничего, что могло бы помешать этому, — заявил проснувшийся Уоррентон. — Может быть, это бессердечное создание будет тогда проводить больше времени с нами и меньше с рядовыми солдатами.

— Но я всегда к вашим услугам! — запротестовала мисс Поумрой и очаровательно покраснела, когда раздался общий веселый смех. — Тем не менее если бы генерал остался у нас, было бы прелестно. Генералов у нас еще не было.

— Представляю себе, — сухо заметил Колдуэлл. On быстро сунул липкое коричневое пирожное в рот и подмигнул Дэмону. — Эта штука куда лучше галет, поджаренных на свином сале, Сэм. Очень вкусно. — Облизывая пальцы, он наблюдал, как мисс Поумрой подходила к каждому в палате и предлагала отведать сладостей. — Да, — продолжал он, — американцы — это великий и великолепный народ, но, по-моему, несколько наивный. Нам кажется, что если мы поднимем кого-нибудь из грязи, стряхнем с него пыль и обменяемся с ним рукопожатием, то уже можем идти вместе в ближайший бар и говорить друг другу: ах, какие мы хорошие ребята. Приятный взгляд на окружающий мир, но несколько сентиментальный. Возьмем хотя бы Вильсона: это образованный и культурный человек, таких сейчас не так уж много, но что представляют собой его «четырнадцать пунктов»? Неужели он в самом деле думает, что наследники Талейрана, Бисмарка и Палмерстона могут в один прекрасный день превратиться в тибетских лам, проповедующих мистическое братство? — Колдуэлл стряхнул здоровой рукой крошки с френча и глубоко вздохнул. — Конечно, было бы прекрасно снова заняться важными проблемами мира и прекратить тревожиться по поводу мрачных предсказаний разведки, мест нахождения полевых складов боеприпасов и стрельбы в пограничных зонах. — Колдуэлл поднялся на ноги и с трудом накинул на себя шинель; неуклюже застегивая одной рукой пуговицы, он пристально смотрел через окно во двор, где три санитара катали больных в госпитальных креслах-колясках. — Да, война кончилась… Сейчас каждый хочет поскорее вернуться домой и накопить миллион долларов. О войне и армии говорить постепенно перестанут, о них будут вспоминать только в большие праздники, когда ветераны, подтянув свои животы, нарядятся в форму и торжественно пройдут с оркестром по главной улице. А потом, обливаясь потом, они постоят перед трибуной у городской ратуши, слушая в течение сорока пяти минут брехню какого-нибудь краснощекого дурака о преданности и героических жертвах на полях сражений. И это будет все, о чем вспомнят. Все, пока не грянет новая война…

Колдуэлл уже хотел было идти, но в тот же момент остановился. Уходить ему, по-видимому, не хотелось, но и оставаясь, он чувствовал себя как-то неловко. Дэмон никогда не видел его таким нерешительным. Потом, ударив перчатками по бедру, Колдуэлл сказал:

— Ну что ж, мне надо отправляться в Невиль, попытаюсь разыскать там свою взбалмошную девчонку. — Он решительно шагнул к Дэмону и протянул ему левую руку: — Всего хорошего, Сэм.

— Спасибо, сэр. И вам всего хорошего. Спасибо, что заглянули сюда и навестили меня.

— Ерунда, Сэм. — Колдуэлл сделал шаг в сторону и снова остановился в нерешительности. Затем он встал так, чтобы Уоррентон не видел их лиц, и, наклонившись, тихо произнес:

— Сэм…

— Да, генерал?

— Сэм, наши дороги могут разойтись теперь, и, вероятно, надолго. Мне не хотелось бы этого… Я хочу, чтобы ты знал: я горжусь тобой. Ты такой, каким я хотел бы иметь сына, если бы мне выпала такая честь.

— Благодарю вас, сэр. Мне хотелось сказать вам что-то подобное этому… Что для меня значила служба под вашим началом, словами не выразишь. Я очень рад, что узнал вас.

Колдуэлл откашлялся и продолжал несколько другим тоном:

— Подумай об этом, Сэм, ладно? С окончательным решением не торопись. Подумай обо всем, что я сказал. Банковского служащего из тебя не выйдет, и ты знаешь это. Зачем жить, вечно подозревая каждого? Ты станешь каким-то сидящим в паутине, сколачивающим капитал пауком, бережливой душой… Нет, в банке тебе не работать. Это будет ужасной ошибкой.

— Возможно, вы и правы, — согласился Дэмон, улыбаясь.

— Подумай об этом, Сэм. Ты рожден для дел посерьезнее. Обещай мне подумать об этом.

— Обещаю, сэр.

— Отлично.

Проходя быстрым энергичным шагом по палате, генерал не забыл кивнуть каждому больному и стоявшей у дверей мисс Поумрой, которая ответила ему сияющей улыбкой.

Глава 10

Канн оказался еще одним новым миром, о котором Дэмон не имел ни малейшего представления. Яркое солнце, чистый прохладный воздух, масса прогуливающихся людей на Ля-Круазетт. Здесь были и англичане — круглолицые, краснощекие, в кепи из шерстяной ткани; и проводившие все ночи за рулеткой русские аристократы с бледно-восковыми лицами, в облегающих голубовато-серых тужурках и шелковых галстуках; и американские летчики в военной форме с осиной талией и сдвинутыми набекрень пилотками; и однорукие французские штабные офицеры с моноклями и мордами сверхвоспитанных породистых собак… И всюду, буквально на каждом шагу — женщины, окруженные мужчинами, женщины в наброшенных на плечи и руки пышных дорогих мехах, женщины с таинственными глазами на лицах всевозможных оттенков: от белого, как мрамор, до смуглого, счастливо уверенные в своей бесподобной красоте.